Что ж, на этом канале только и разговоров что про пост-хорроры. Вот так бывает. Я давно хотел познакомиться с творчеством Кроненберга младшего и все никак не находил подходящего настроения. По заветам всех ужастиков оно нашло меня само.
«В чужой шкуре» (в оригинале ‘Possessor’) привлёк меня низким рейтингом и обложкой. Я не смотрю трейлеры, мне хватает краткого описания на Кинопоиске, чтобы решиться на просмотр, и, конечно, я не стал интересоваться, кто там в режиссёрах значится.
Что же хочется сказать по итогу. Кроненберг сын - гениальный продолжатель дела своего отца. Кино стоит на тех же сваях, что и у короля боди-хоррора: размашистый натурализм, сексуальность, трепет перед технологией, недосказанность.
В кино очень условно намечены персонажи, характеры, типажи, место и время действия . Большое внимание уделяется скорее киноязыку, визуалу, стилю. Даже ретрофутуризм в качестве сеттинга выбран как стилизованная ностальгия по какой-то фантазии из прошлого, как в романах Лема или Азимова. Потрясающе интересно и необычно показан перенос одного сознания в другое, процесс просачивания, сцепки одной личности внутри другой и обратно. Брутальные, обильно кровавые, жестокие, холодные сцены насилия изображены с маниакальной жаждой подробностей. Всё это, несмотря на вызываемые отвращение, ужас, оцепенение и потерянность, выглядит завораживающе и красиво в своей неприглядности. Музыка создаёт дополнительное измерение, то погружая зрителя в транс, то вырывая его из состояния неопределённости и накаляя внутренний нерв кино.
Если же традиционно поразмышлять, о чём картина (хотя делать этого совершенно не хочется, потому что это будет только опошлять и вульгаризировать полученный уникальный опыт), то я бы сказал, что она про тайные желания, пляшущие тенями на стенках нашего сознания. Про маски. Про роли. Про то, что каждый из нас старается всеми силами скрыть, про то, чего мы боимся в себе, но что не можем преодолеть, только подавить. Про жажду контроля, про удовольствие от разрушения. Про побег от свободы в виртуальный мир, в работу, в другого, про животность, которую нам невозможно победить даже с помощью непрестанно и жутко быстро развивающегося прогресса. И в этом плане, конечно, я в очередной раз заикнусь о локализации названия.
Да, его сложно было бы перевести близко к тому, что чувствуется в английском, потому что это не просто про «владение», но и про одержимость, зависимость, болезненную жажду обладать. Поэтому наша версия перевода хотя бы как-то раскрывает эту смысловую деликатность.