Третье сентября случилось больше месяца назад. Костры рябин загораются несколько позже, но звучит таки неплохо. Не сказать, мол, красиво, очешуенно или очень здорово, но весьма-весьма. Рябины в этом году полыхают хоть прикуривай, краснея-алея ягодами с листьями повсюду. Говорят, мол, это к холодной зиме, говорят, типа, с трескучими морозами, все дела.
Много кто и чего говорит, чего ж тут поделать.
В сквере стоит Маяковский, хозяин дубликата бесценного груза, сурового взгляда и совершенно чумовой совместимости своей физии и НАТЕ, где «нате» вполне себе читается аглицкой «ненавистью». Болтают, типа, Маяковского давным-давно называли Шварцем в честь Мистера Вселенная, Конана-республиканца и всемирного Айл би бэк, вроде как смахивает. То ли моё детство восьмидесятых-девяностых насквозь фальшиво, то ли восприятие внешности страдает из-за перекошенности полушарий головного мозга вследствие давнего, и не совсем удачного, переучивания левши в правшу, но…
Но лично мне в профиль видится товарищ Корней Чуковский, слово чести, и не как иначе, Чуковский, точка, баста и ша. Крокодилы, калоши, шоколад, телефон, доктор Айболит и всяческие клёвые переводы детской литературной классики. В фас облако в штанах ваще ни на кого не смахивает, да и ладно.
Зато рябин в сквере хоть одним местом ешь, даже с учётом засохших в недавнюю летнюю адову жару. Пару раз чуть не поднялась рука с бокорезами, лежавшими в рюкзаке вместе с пакетом, чуть не поднялась и не нарезала веток с ягодами штук с пяток… с десяток… с полтора десятка, ну, вы поняли. Не поднялась, стыд и глупое советское воспитание пересилили, пампасная сухая трава красуется на столе в тоскливом одиночестве, а прочие сухостои обнимаются с колосьями какой-то зерновой культуры, бело-эмалированный красавец-бидон, убранный в спячку до весны с цветами, ворчит вслед, но зато совесть моя чиста, а рябины целы.
На входе офисного здания в середине Портянки, самарской Партизанской, уже пятую осень загорается всё растущая да тянущаяся вверх тонкая рябиновая красота. Она встретила почти пятилетку назад совсем крохой, и, совсем как акселерат к восемнадцати, взяла и махнула в чистое осеннее небо, потом ещё раз, и снова и снова, подобравшись сейчас где-то к двум с половиной метрам.
Рябина и Forever Autumn от давно почивших в бозе шведов Lake of Tears, прохладно-прозрачное октябрьское утро, километры как обычно трескающегося недавно положенного асфальта и привкус чашки вот-вот сваренного кофе на языке с нёбом – такая вот осень 2024 года. Через наушники пробирается шелест пока не шипованной резины, зло-не выспавшееся чаячье перекрякиванье водятлов с автоб…леди, обязательное недовольство самокатчиками, танковый гул чешских и челябинских старых трамваев и, вот ведь, холодная свежесть обязательно вплетает в себя горьковатую гарь горящей листвы из остатков частного сектора.
Такие дела.
