Согласно Выготскому, объектом развития психики человека является знак; история высших психических функций — это естественная история знаков. Психические функции опосредствуются знаками. Знак — это не просто средство для закрепления принципиально новой связи между стимулом и реакцией (связи, не детерминированной биологически), хотя и этого было бы достаточно, чтобы поднять психику человека по сравнению с психикой животных на недосягаемую высоту. Знак — это еще и средство посмотреть на вещи социальным взглядом, это взгляд коллектива, перенесенный в индивидуальную голову. Человек смотрит на вещи глазами других людей и только поэтому обладает сознанием. Человек смотрит на себя глазами других людей, относится к себе как к другому, и поэтому он обладает самосознанием. Человек, как говорил Выготский, действует внутри себя общественным образом. Знак — это и есть средство такой деятельности.
Психические функции первобытного человека тоже опосредствуются знаками, однако это опосредствование во многом остается внешним. Мы перенесли знаки вовнутрь, мы носим систему социальных отношений внутри самих себя, а первобытный человек живет в системе внешних опор (структура деревни — яркий тому пример). Мы отделили знаки от предметов, сделали знаки самостоятельными предметами, а первобытный человек не отделяет знак от предмета, поэтому его психика опосредствуется не столько знаками как таковыми (например, словами), сколько знаками-предметами, т.е. вещами, которые выступают для него как знаки самих себя, притом что значение их актуализируется тогда, когда они задействуются в ритуале. Это колоссально важная вещь. Мы осознаём только то, что означиваем. Для первобытного человека быть в сознании — значит быть в ритуале, быть приобщенным к ритуалу. Он действует с вещами осмысленно, сознательно только тогда, когда включает их в ритуал. И по мере развития сознания для первобытного человека всё становится ритуалом: формируется система правил и запретов, касающаяся практически всего, с чем человек сталкивается. Это не просто осознание через запрет, это осознание через знак, это восприятие вещей в системе правил деятельности по отношению к ним, а такая система неизбежно является символической, она из характеристик самих вещей не извлекается. Это правила ритуала. И ритуализованным постепенно оказывается всё. О любой вещи можно сказать, как, когда и что с ней можно делать. Поэтому я и говорю, что вещи выступают как знаки самих себя.
Они и для нас выступают как знаки самих себя: мы, например, видим в молотке молоток, т.е. инструмент, которым можно забить гвоздь. Но мы отделили знаки от вещей, мы стянули с вещей их знаково-символическую оболочку и можем пользоваться теперь знаками, не трогая до поры до времени самих вещей. Можно сказать слово «молоток», не показывая вам реального молотка, и вы поймете, о чем идет речь. Мы, повторю, отделили знаки, слова от вещей, а первобытный человек — еще нет, мы разделили предметные значения и вербальные значения, а для первобытного человека они не разделены (отсюда симпрактическая речь). Внутренний план деятельности может появиться только тогда, когда знак отделяется от вещи. Я ношу с собой, в своей голове любые слова, но я не должен носить вместе с ними еще и предметы.
Соответственно, и магия — это не просто следствие неразличения внешнего и внутреннего планов деятельности. Магические действия, ритуалы — это попытки опосредствования, попытки управления собой, другими людьми, а также процессами в мире при помощи каких-то знаков-предметов. Завязать узелок или сжечь веревку с узелками, сделать куклу и проткнуть ее иглой, нарисовать оленя и совершить над рисунком какой-нибудь ритуал — все это процессы внешнего опосредствования, это попытки воздействия на ход событий при помощи внешних средств. Магия — это неизбежное следствие развития сознания за счет знакового опосредствования. Есть некоторый процесс, на который нужно повлиять. Например, это болезнь. И первобытный шаман что-то делает с какими-то предметами (это могут быть перья, камни, волосы больного и т. п.). И иногда такие действия приводят к исцелению человека. Это попытка внешнего опосредствования, оказывающая на больного суггестивное действие. Так же действует плацебо. На этом же механизме основана и биологическая обратная связь: я вижу показания прибора, и в моем организме что-то изменяется (например, артериальное давление или уровень сахара в крови). Человек может научиться сознательно контролировать показания прибора. Всё это внешнее опосредствование. Чтобы принять решение, нужно кинуть жребий (это пример Выготского). Мы используем внешние объекты для управления внутренними процессами. Мы делаем это даже сейчас, хотя мы уже не первобытные люди. Если нам сложно управлять внутренним процессом, мы выносим средства управления во внешний мир. Мы начинаем говорить вслух, решая какую-то сложную задачу (это эгоцентрическая речь). Мы оставляем себе записки, если у нас плохая память.
Однако, выбирая эти средства для управления внешними и внутренними процессами, мы сначала еще не можем руководствоваться их объективными свойствами. Мы не знаем, что лучше излечит болезнь — порошок из мышиных хвостиков или отвар какой-нибудь травы, в которой действительно содержатся лечебные вещества. Всё это средства произвольного овладения собой и миром, и сами они в некоторой степени являются произвольными (как произволен знак). Однако нельзя уподоблять первобытного человека средневековому аптекарю, который просто не знает, чем именно обеспечиваются целебные свойства какого-нибудь препарата. За любым средством сознания, за любым предметом и знаком стоит обобщение. Только обобщение в первобытном сознании осуществляется не так, как в сознании цивилизованного человека. Формы обобщения развиваются: это знаменитый тезис Выготского о развитии значений (значение — это и есть форма обобщения). И вполне понятно, что первобытный человек может руководствоваться в своих действиях такими признаками предметов, которые для нас не являются существенными. Сам мир первобытного человека структурирован не так, как наш. Но главный принцип сознательных действий для всех людей одинаков: это принцип знакового опосредствования.
Я неслучайно сопоставил произвольность смысла ритуала с произвольностью знака. Ритуал — это ведь и есть знак в действии, это представление, это деятельность, имеющая символический характер. Я сказал, что первобытный человек находится в сознании тогда, когда он исполняет ритуал, и назвал это пульсацией смысла. Осмысление, осознание своих действий есть только там, где ты приобщен к деятельности знаковой или символической: ты как бы включаешь себя в сознание, подключаешься к сознанию, когда ты действуешь со знаком. Знак — это фонарь сознания в твоей голове. За счет знакового опосредствования психических процессов мы обретаем сознание, обретаем способность смотреть на себя и на вещи глазами коллектива и, следовательно, обретаем способность видеть себя со стороны и управлять самими собой. Сначала нами управляет ритуал, нами управляют знаки-предметы, значение которых актуализируется только тогда, когда мы подключаемся к ритуалу. Потом мы отделяем знаки от внешних объектов, начинаем носить знаки в своей голове и, соответственно, сами начинаем управлять собой. Человек использует знаки для управления собственным поведением. Именно эта способность, способность использовать знаки для управления собственным поведением, и нарушается при безумии. Так говорил Выготский.
(Из моей книги "Механизмы безумия. Университетские лекции по психопатологии").
