Продолжим путешествие, вдохновляясь романтическими страницами Вашингтона Ирвинга, сегодня посмотрим на работы, вдохновлённые солнечной Испанией. В сборнике новелл "Альгамбра", записанном в 1832, а опубликованном в 1851 году, Ирвинг пишет:
"Весной 1829 года автор этого сочинения, привлеченный в Испанию любопытством, проехался из Севильи в Гранаду в обществе приятеля, сановника русского посольства в Мадриде. Нас, уроженцев разных концов земли, свел случай, а сходство вкусов сделало нас спутниками в странствии по романтическим нагорьям Андалузии".
Зимой этого года, с 14 ноября 2023 года по 8 февраля 2024 года, в Пушкинском музее проходили выставки: "Образы Испании. Русское искусство XIX–XXI веков», на которой были представлены великолепные работы русских мастеров, а на выставке "Испанская коллекция. Из собрания русских музеев" - произведения изобразительного и декоративно-прикладного искусства художников Испании. Опираясь на эти экспозиции и "Альгамбру" Ирвинга, позволю себе составить собственную выставку-фантазию, обращаясь и к творчеству американских художников.
"Для путешественника, наделенного чувством истории и чутьем к поэзии – а история и поэзия неразрывно сплетены в анналах романтической Испании, – Альгамбра может служить местом поклонения, как Кааба для правоверного мусульманина. Сколько сказаний и обычаев, исконных и позднейших, сколько песен и баллад – арабских и испанских – о любви, войне и рыцарских подвигах связано с этим монументом Востока! Здесь обитали мавританские цари: окруженные изысканной пышностью азиатской роскоши, они полагали себя владетелями рая земного и стали последним оплотом мусульманского владычества в Испании. Царский дворец образует лишь часть крепости, стены которой, усеянные башнями, вкривь и вкось охватывают всю вершину горы – отрога Сьерры-Невады, Снежной Цепи, и нависают над городом; снаружи крепость кажется беспорядочным скопленьем башен и зубчатых стен, воздвигнутых наобум и помимо всякого архитектурного плана; стройность и красота, которые царят внутри, извне невидимы".
"Мы оказались в глубокой, узкой ложбине, среди густых рощ; вверх вел крутой склон в узорах дорожек, обставленных каменными скамейками и украшенных фонтанами. Слева над нами нависли башни Альгамбры, справа, на другом краю ложбины, возвышались на скалистом выступе башни столь же величественные. Это, как нам сказали, были Torres Vermejos, или Алые Башни, названные так по цвету камня. Откуда они взялись, никто не упомнит. Они гораздо древнее Альгамбры: одни полагают, что их выстроили римляне, другие – что какие-нибудь приблудные финикийцы. Крутой тенистый склон возвел нас к подножию громадной и квадратной мавританской башни с барбаканом, образующим главный вход крепости".
"Редкий контраст – между невзрачной наружностью дворца и сценой, нам открывшейся. Мы оказались в просторном патио, или дворике, сто пятьдесят футов в длину и примерно восемьдесят в ширину, вымощенном белым мрамором, с легкой колоннадой по концам, и с одной стороны над нею была изящная узорчатая галерея. На лепнине карнизов и всюду по стенам – щиты и надписи: выпуклая арабская или куфическая вязь, благочестивые девизы мусульманских государей, строителей Альгамбры, или хвалы их благородству и щедрости. Посреди дворика – большой бассейн (estanque), сто двадцать четыре фута в длину, двадцать семь в ширину и пять в глубину, и вода в него наливается из двух мраморных чаш. Поэтому и двор называется Альберка (аль-берка – по-арабски «пруд» или «водоем»). Сверкали стайки золотых рыбок, и бассейн был обсажен розами".
"Неопытному глазу легкие рельефы и причудливые арабески, украшающие стены Альгамбры, кажутся вырезными, плодом неспешного и кропотливого труда, и равно поражает их неистощимое разнообразие и гармоническое единообразие, особенно своды и купола, то ли сотовидные, то ли разрисованные изморозью – сталактиты и висячие орнаменты, ошеломляющие наблюдателя затейливостью узора. Удивление проходит, однако, когда обнаруживаешь, что все это – лепнина: алебастровые плиты, отлитые в изложнице и искусно пригнанные в узоры всякой меры и вида. Этот способ облеплять стены арабесками и оштукатуривать своды наподобие пещер был изобретен в Дамаске и весьма усовершенствован марокканскими арабами, которым сарацинское зодчество обязано многими своими изысками и причудами. Весь этот сказочный ажур был нанесен хитроумно и просто. Голые стены расчертили в клетку, как делают художники-копиисты, затем – пересекающимися кругами. По этой канве отделочники работали быстро и споро, а пересечения прямых и косых линий образовали бесконечно прихотливые и вместе единообразные узоры".
"Золотили щедро, особенно купола; зазоры тушевали ярким колером: скажем, киноварью и ляпис-лазурью, тертыми на яичном белке. По словам Форда, египтяне, греки и арабы в ранней своей архитектуре использовали лишь первичные цвета; они и преобладают в Альгамбре, независимо от того, был ли зодчий с Востока или из Африки. Примечательно, что краски не утратили яркости за несколько столетий".
Конечно, в Альгамбре, наряду с арабесками мавританской архитектуры, мы видим и более поздний декор, свидетельствующий об испанских владыках.
"Дворец в изобилии снабжается водой с гор по старым мавританским акведукам: полнехоньки его бассейны и рыбные садки, сверкают и брызжут водометы в чертогах, журчат струи по мраморным желобам вдоль стен. Ублажив царский дворец, оросив его сады и цветники, вода длинным уличным протоком нисходит к городу, звеня ручьями, взметываясь фонтанами и во все времена года питая растительность, устилающую и украшающую всю гору Альгамбры".
Но в XIX веке, когда Ирвинг посетил Альгамбру, эпоха её великолепия давно прошла.
"Когда-то, верно, завешанные дамасскими тканями, а ныне оголенные стены исцарапали тщеславные путешественники, оскверняющие древнее величие своими ничтожными именами. Выломанные окна, открытые всем ветрам и ненастьям, смотрят в очаровательный уединенный садик, где меж роз и миртов играет алебастровый фонтан, окруженный апельсиновыми и лимонными деревьями; ветви их простираются в глубь комнаты. За этими покоями еще два, протяженнее и пониже, окнами тоже в сад. На потолочных панелях – гирлянды цветов и корзины с плодами, чудесно нарисованные и недурно сохранившиеся. Стены тоже разрисованы фресками в итальянском стиле, но краски поистерлись; окна выломаны и здесь. Затейливая анфилада заканчивается открытой галереей с перильцами, под прямым углом к тому же садику".
Тем не менее, в XIX - XX столетии великолепием арабской архитектуры восхищались не только путешественники-иностранцы, заворожённые легендами далёкой страны, но и испанские художники. Они обращаются к популярным с эпохи романтизма темам охоты и быта.
Декоративно-прикладное искусство, собравшее в своих формах и орнаментах символику арабского и христианского мира, в причудливом переплетении показывает пластику растений и животных.
Художники XIX и XX столетий также вдохновлялись испанской природой и экзотикой мавританской культуры, духом прошлого, истории, приоткрывавшейся внимательному путешественнику.
А музейные собрания сохраняют свидетельства прошлого, рассказывающие нам о своеобразном видении средневекового художника.
Аннотация на сайте Метрополитен музея рассказывает нам, что
"изобразив льва с напряженными мышцами, стоящей дыбом шерстью и пристальным взглядом, художник передал силу этого рычащего большого кота. Средневековые звери, реальные или воображаемые, часто были наполнены символическим значением, как это происходит в современных сказках о животных. Однако не всегда возможно воссоздать их конкретное предназначение в данном памятнике, и такие звери могли быть созданы для “эстетического наслаждения”, как заметил один архиепископ XIII века. Монастырь, из которого происходит эта фреска, был заброшен в 1841 году".
Ну и наконец, мой любимый натюрморт, показанный на выставке в Пушкинском музее и Эрмитаже, объединивший предметы западного и восточного, мавританского, стиля, - настоящий образ Испании.
Литература
Цит. по: Ирвинг Вашингтон. Альгамбра. М.: Вече, 2009
Метрополитен музей. Переводы источников авторские, А. Савкиной
О новеллах В. Ирвинга и американской живописи