Восхищение и зависть – совместны ли? В прелестной исторической выдумке «Моцарт и Сальери» Александр Сергеевич, особо не акцентируя, принимал совместность как само собой разумеющуюся, по крайней мере, в буре высоких страстей и непреодолимых обстоятельств.
Сальери: «Какая глубина! / Какая смелость и какая стройность! / Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь; / Я знаю, я».
Он же: «Завистник. Я завидую; глубоко, / Мучительно завидую. – О небо! / Где ж правота, когда священный дар, / Когда бессмертный гений – не в награду / Любви горящей, самоотверженья, / Трудов, усердия, молений послан…»
Страсти Сальери тяжелы вдвойне: он, талантливый композитор в мучительном предчувствии бессмертности Моцарта и, вместе с тем, невозможности сравняться с ним, а уж подняться выше… Его музыка – плод наития, глубины гармонии как некая матрица раскрываются естественным, внутренним путём, поэтому прикосновение нот к матрице, само по себе превращает их в божественные звуки.
И всё-таки – не сильно ли «невозможность»? Разве упорная шлифовка мастерства не способна воспарить до высот внутренней божественности? Здесь, думается, требуется учёт двух моментов.
ШЛИФОВКА НЕСЁТ ОТПЕЧАТКИ ПРАВИЛЬНОСТИ И ИДЕАЛЬНОСТИ, то есть обострённое восприятие улавливает в таком творческом произведении некий заданный алгоритм. Как придать ему внутреннюю естественность? Опять-таки подчиниться приёмам столь упорного труда, что выступают капли пота? Алгоритм усовершенствуется, но его механическая суть не изменится. Поэтому мы говорим «МАСТЕР».
А ГЕНИАЛЬНОСТЬ ОБХОДИТСЯ БЕЗ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ, она раскрывается и без всё пожирающей любви, возможно, потребуется самоотверженье и мучительные труды. Но это будет потом, потом! А сейчас ей тесно в молодой груди, она рвётся наружу, и что ей шлифовка – только бы выйти на люди! И Сальери это прекрасно понимает – Господь не одарил его внутренней свободой.
Впрочем, куда как важнее другое – плоды творчества юных и молодых гениев отнюдь не безупречны: сколько-нибудь внимательный глаз и чуткое ухо обнаружат и нечёткость ритма, и неудачный мазок кисти, и ещё какие-нибудь изъяны. Словом, результат творчества может быть лишён тех черт, что выдают в авторе трудолюбивого Мастера. Но что за дело – несовершенство сторицей окупается свежестью, искренностью и не встреченной прежде оригинальностью отражения, срывая с губ восхищённое – «ГЕНИЙ».
Скажут: всё это так, Моцарт и Сальери увлекательно, но Пушкинская версия всё-таки умозрительна, литературная конструкция с известной долей назидательности, да и когда она приключилась?
Что ответить? Юные гении появляются крайне редко, исторически непредсказуемо, звезда их, бывает, всходит неожиданно и стремительно, а потом отчего-то может столь же резко исчезнуть.
МАСТЕРСТВО ШЛИФУЕТСЯ, ГЕНИАЛЬНОСТЬ ПРОЯВЛЯЕТСЯ.