Прости, что я выжил, — а ты стоишь давно не живой...
Просто прости. Ни кого и, ни что в своей жизни я так не любил.
Моё сердце остановилось в ТОТ день, принимая удар ножевой.
Я был мёртв, отчего-то умея ходить-говорить. Не блюли
{}
Другие совсем траура, лишь мои очи до сих пор черны́,
А душа — пепел. Уверен у тебя тоже своя душа есть.
Как иначе мы станем в вечности? Там стены не будут испорчены,
Ты — светел. А сторон света там будет все шесть.
{}
Четырнадцать долгих лет я не знал и не знаю зачем мне жить.
Как четырнадцать выстрелов впечатанных в печень, в почки и под язык.
Хочу, чтоб услышал, — даже в мыслях я не решался тебе изменить.
И выкупил, выкупал бы тебя, стирая со лба пот вязкий,
{}
Если бы только мог. Моими слезами можно заполнить ров,
Что лежит между мной и тобой, всё глубже входя в землю.
Когда я рядом с тобой, — душу разом подхватывает десяток планеров,
И я как в детстве горячим разбужен вдохом и млею.
{}
Ты — ветхий. Совсем захирел. Внутри гнездовие птиц и мыши...
Видит Бог, я тоже устал так влочить дней пустых вереницу.
Я — выжил. Ты — осыпаешься. Судорогою мне сводит мышцы.
Я знаю, когда-нибудь я приду, горестную переверну страницу...
{}
Хотя... зачем я вру себе? Ничего впереди нас не ждёт лучшего:
Кончина у всех одна. И прости, мой родной, пьющего и пропащего
Меня. Нам бы свидеться ещё раз. Опереться на солнце, на луч его.
Целовать у двери узор. Как в последний час принять плачь его
{}
В исповедовании любви. Я родился тут и я вырос тут,
И даст Бог, я тут и умру. На ступеньках крыльца некрашенного
Под шумление тополей всё же, Господи, меня в рытвину
Не сейчас, если воля на то...
Вот и по сердцу.
Вот и по нашему.
Хоть, конечно, и баловство.