Пар из толстостенной кружки поднимался кверху и испарялся, исчезая в тихо ноющей вытяжке под потолком. Сквозь промерзшие окна пробивались лучи стылого ноябрьского солнца.
Илья сидел за столиком, обхватив горячую кружку обеими руками и делал вид, что не замёрз. Он ждал.
Сидящая напротив девушка изучала договор. Беззвучно шевеля губами, шептала длинные юридические формулировки и время от времени поднимала глаза на молодого человека.
Договор касался обоих, но просила об этом только она.
— Про исполнителя и заказчика всё понятно. Вот по пункту о завершении — это что подразумевается?
Она опустила стопку листов на стол, но не выпускала из рук.
— Всё просто. Через месяц после процедуры мы встречаемся и вы подтверждаете положительный результат. Потом мы становимся друг другу незнакомцами, — он сделал глоток чая. — Примерно как неделю назад.
— А если не получится?
Илья слегка пожал плечами.
— Тогда я верну полную стоимость, плюс компенсация. Но подобного не произойдёт, вероятность сто процентов.
— Неужели никогда не было случайных прерываний, выкидышей?
Он качнул головой.
— Полностью исключено. Бывали только сознательные аборты, со стороны реципиента, традиционные или медикаментозные. Знаете, когда будущая мать по каким-то причинам передумала. Этот пункт тоже прописан, и в таком случае я оставляю деньги себе.
Она кивнула, вновь углубилась в изучение документа. Перелистнула страницу.
— Анализы?
— Давностью не больше трёх суток.
Он поставил опустевшую чашку на стол, отодвинул её в сторону. Сложил пальцы в замок, упёрся в них подбородком. Посмотрел на девушку задумчиво и молча.
— Обратите внимание на пункт про пол ребёнка. Это нельзя контролировать, получаются только девочки.
Она подняла глаза.
— Всегда?
— Всегда.
Девушка кивнула.
— Да, мне говорили. Я согласна в любом случае.
Чуть более долгое молчание. Последняя страница договора легла на стол. Илья подался вперёд.
— Тогда, если вопросов больше нет...
— Вообще-то есть.
Молодой человек выжидающе приподнял брови. Девушка набрала воздуха, а вместе с ним и смелости.
— Только естественный акт? Никаких вариантов вроде ЭКО или чего-то подобного.
Он кивнул.
— Да, только так. В случае искусственного оплодотворения зачатия не происходит. Уже проверяли, и не единожды.
Она запнулась, вдохнула, но вопрос произнести не смогла.
— Понимаю ваше беспокойство. Получается, это измена — вы ведь замужем?
Девушка опустила глаза. Илья же продолжал. Тихо, уверенно, как будто говорил это уже не один раз.
— Решать только вам. Но по факту это будет лишь механическое действие небольшой продолжительности, оно тоже прописано. А считать его изменой или нет — личное дело каждого.
— Да, я понимаю, — тихо ответила девушка.
— Тогда предлагаю обсудить место и время. Лучше на нейтральной территории. Если хотите, могу посоветовать хороший отель. Тихо, персонал лишнего не болтает…
Они поставили подписи в каждом экземпляре договора, пожали друг другу руки и разошлись.
Илья подозвал официанта и попросил ещё чаю. Добавил в ежедневник очередную запись. Проверил баланс на счёте — девушка оказалась ответственной и перевела всю сумму сразу.
Потом прочитал сообщение от очередного незнакомого номера.
«Добрый день. Мне посоветовали обратиться к Вам по поводу лечения женского бесплодия. Жду звонка в любое удобное время».
Илья отложил телефон и что-то пробурчал себе под нос.
***
Спустя пять лет.
Свет просачивался в приёмную через высокие узкие окна. Солнце стремилось к закату, удлиняя тени и окрашивая мир во все возможные оттенки жёлтого. Стены незаметно темнели, навевая спокойствие и умиротворение.
Ожидающие в приёмной посетительницы, однако, и не думали умиротворяться. Все трое сидели как на иголках, прижав свои сумочки к груди или опустив их на колени. Иногда оглядывая соседок, как бы спрашивая, правильно ли они пришли. И сразу же понимали — услуга не совсем обычная, чтобы вот так обсуждать её с незнакомыми людьми. Хотя...
— А вы откуда узнали про него? — спросила средняя, повернувшись к соседке справа. Та вздрогнула от неожиданности, смерила вопрошающую взглядом и, словно бы застыв, безэмоционально ответила одними губами.
— Подсказали.
— А вы? — теперь вопрос адресовался сидящей слева.
— А вам зачем?
Короткое пожатие плечами.
— Просто интересно. Мы вот с мужем уже по-всякому пытались. И диета, и лечились от всего подряд. И сами пробовали, и в клиниках, и ЭКО. Три года кряду.
— Пффф, — фыркнула та, что справа. Поправила сумочку, вздёрнула голову: — Мы семь лет уже пытаемся. Даже на особых местах бывали и там пробовали. — Она сделала многозначительную паузу и слегка приподняла брови. — Если вы понимаете, о чём я.
— Мне врач сказал, что ничего не выйдет, — вдруг раздался голос той, что слева. Тихонько, под нос. — А потом ещё несколько докторов подтвердили. Муж ушёл, у него новая семья и уже есть ребёнок.
— Ой, правда? — оживилась средняя. — Значит, он вас не любил, муж-то.
Одинокая женщина только поджала губы и отвернулась.
— А вы пробовали?.. — Опять начала средняя, обратившись к соседке справа, но не успела договорить.
Входная дверь открылась, и в приёмную вошла ещё одна девушка. Чуть моложе остальных, с тревожным взглядом и длинными тёмными волосами. Остановилась у входа, изучая собравшихся. Потом набрала воздуха в грудь, вся выпрямилась и едва подрагивающим голосом спросила:
— Все к Илье Романовичу?
Две из трёх утвердительно кивнули. Последняя, одинокая, лишь слегка отвернула голову в сторону кабинета.
Визитёрша сделала шаг вперёд и остановилась. Свободных кресел не было.
Молчание нависло и застыло. Никто не произносил ни слова. Трое сидящих, словно сплотившись, изучали новенькую, а она тщательно избегала встречных взглядов.
Через минуту дверь кабинета распахнулась, и оттуда, стиснув сумку в руках, протопала посетительница. Окинув взглядом ожидающих, она направилась прямо к выходу, шипя себе под нос:
— Вот ещё! Естественный акт! Проклятый мужлан! Неужели нельзя как-то иначе!..
Она выскочила из приёмной и зацокала по лестнице вниз, изливая словесную желчь прямо на лестничную клетку. Слова стали неразборчивы, но общий тон оставался понятен.
Молчаливая одиночка поднялась с кресла и осторожно направилась к кабинету. Постучала, а потом, заглянув, вошла внутрь и затворила за собой дверь. В приёмной опять повисла тишина.
— Нет, вы подумайте! — вдруг произнесла средняя, — Она должна была знать, что без естественного акта не получится. И нечего теперь возмущаться.
Девушка от двери прошла к освободившемуся креслу и села, положив сумочку себе на колени.
— А вы тоже не можете забеременеть? — повернулась к ней разговорчивая посетительница...
***
Спустя семь лет.
Илья бежал. Мчался, почти летел — через переулок, проскочил подворотню и ускорился до предела. Завернул за угол, затаился в маленькой нише в стене. Лёгкие уже не выдерживали.
Он зашёлся хриплым кашлем, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось где-то в глотке. Горячие капли пота выступили на коже и скользнули вниз по спине, впитываясь в пояс брюк.
Шум бегущих ног звучал ближе. Преследователи замедлились, затихли. Прислушались.
Илья пытался задержать дыхание, но тщетно. Огонь в груди горел и требовал кислорода.
— Ну вот ты и попался, дружок, — раздалось сбоку.
Убегать бесполезно. Он выпрямился, утёр рукавом рубашки влажное лицо. Пот смешался с кровью из разбитого носа.
Двое против одного. Не совсем честно, но иногда бывало и хуже. Ничего. Если не убьют, то можно жить. «А вдруг покалечат?»
Илья попытался отогнать тяжёлые мысли. Почти удалось.
— Ну, догнали. Дальше чего? Денег?
Один приблизился.
«Ага, это его инициатива. Второй на подстраховке».
— Ты, паскуда, сделал моей жене ребёнка.
Илья отступил, уперся спиной в стену.
— Это моя работа, — осторожно произнёс он. — Всё с договором и гарантиями.
— Ты гарантированно трахнул мою жену, с*ка! — глаза у мужика наливались кровью, он плохо себя контролировал: — Она даже скрыла, что это не моя дочь!
— Знаешь, не так важно, кто зачал, как то, кто воспитал, — Илья пытался переключить его мысли на что-то другое. Что-то, кроме физической расправы.
— Да она же на меня не похожа! Вначале немного на мать, а сейчас подросла и совсем ни на кого. Мне тест пришлось делать! Знаешь, сколько он стоит?
Илья, не упуская взгляд соперника, аккуратно кивнул. «Знаю».
— Если ты хочешь возврата денег... — начал он переговоры.
Нападающий приблизился на шаг, его кулаки сжались.
— Засунь свои деньги себе же в задницу, урод! Ты мне рогов наставил!
Расправа была неминуема. Теперь Илья понимал, что словами делу не поможешь. Иногда лучше даже не сопротивляться, а просто беречь голову. Остальное — заживёт...
Через пару минут, когда двое мужчин закончили пинать третьего, сжавшегося на грязном асфальте, он шевельнулся, выкашлял сгусток крови и тихо рассмеялся.
— Чего ржёшь, бл*дина? — спросил главный, обернувшись.
Он уже почти ушёл. Он выплеснул ярость и обиду, он поднял свою самооценку и даже получил удовольствие от совершённого. Но теперь остановился, насторожившись и не зная, чего ожидать.
Илья сплюнул на тротуар, приподнялся на локте, потом медленно, пошатываясь, встал на ноги. Спина его выпрямилась, он словно вырос и стал больше. А нападавшие, напротив, будто бы начали уменьшаться.
— При любом исходе получается, что ты неполноценный мужик, раз твоя женщина просит помощи у постороннего. Да ещё и держит это в секрете.
Он хрипло рассмеялся, представляя, что будет дальше.
Убить, может, и не убьют, а вот покалечат знатно.
Двое нападавших сделали шаг ближе. Замахнулись кулаками...
***
Мерное пиканье кардиомонитора послышалось издалека. Очень издалека. Илье казалось, что звук прибора всё время присутствовал в его жизни, и он не мог даже представить своего существования без этого короткого «пип». Он всё пищал и пищал, проникая в уши, в череп, в мозг. Пульсировал тяжёлыми толчками, пока, наконец, не слился с внутренним ощущением боли и трепета в грудной клетке. Оказалось, в ритм кардиомонитору бьётся сердце.
Сбоку кто-то подошёл и аккуратно, разлепляя корку, приподнял веки. Сначала одно, потом другое. Свет резанул по сознанию в том же порядке, Илья замычал и попытался отвернуться.
— Хорошо, приходит в себя, — сказал голос со стороны...
Через пару дней его перевели из реанимации в обычную палату. Илья уже вполне мог разговаривать и поворачиваться на койке.
Правая рука сломана в двух местах. Он пытался закрыть этой рукой голову, и удары ног пришлись прямо по предплечью. Сильный удары, сопровождаемые вспышками боли и треском костей.
Левое колено, хоть и не была сломано, подверглось серьёзному растяжению — его закатали в лангету. Пошевелив, можно было ощутить ненормальное, избыточное движение в суставе — но это должно пройти само, как ему сказали.
Рёбра тоже пострадали изрядно. Выдержали не все, и Илья постоянно это ощущал. Вдохнуть полной грудью не удавалось, а смех превращался в пытку. Соседи же по палате отпускали такие шутки, на которые не отреагировал бы только мёртвый или коматозник. Илья лишь недавно перестал быть потенциально первым и фактически — вторым.
Лицу досталось больше всего. Первые дни не удавалось ничего разглядеть из-за обилия бинтов. Наружу проглядывали только глаза и рот. На просьбы рассказать о ситуации увиливали. А в перевязочных, по понятным причинам, часто не вешают зеркал.
Лишь спустя неделю врач с дежурным сожалением констатировал, что лицо действительно обезображено, и вопрос стоит исключительно о пластической хирургии. Но это почти всегда платно, а стоимость всегда, без всяких почти, очень высока.
Илья молча выслушал вердикт, потом коротко попросил показать. Когда сняли бинты, он критически осмотрел отражение. Попытался улыбнуться — в зеркале получилась гримаса.
Через два дня он выписался, предварительно выспросив у врача координаты самой авторитетной клиники пластической хирургии в стране.
***
— Нет, настолько восстановить лицо не получится.
Хирург изучал старые фотографии Ильи, сравнивая их с лицом человека, сидевшего напротив. Лучший хирург, которого можно найти за деньги. И уже далеко не первый, который говорил эти слова.
— Тогда что же делать?
— Максимум — выровнять овал лица, разрез глаз, убрать рубцы. Потом уже заниматься зубами и челюстями. А уже после, со всеми выписками и стопкой фотографий — менять паспорт.
— В смысле?
— У вас будет другое лицо. Старые документы станут бесполезными, придётся оформлять новые. Но это не так сложно, как кажется. Особенно в вашем случае, когда других вариантов нет.
Илья набрал воздуха, посмотрел на врача, и только потом задал вопрос, о котором впервые задумался ещё несколько лет назад.
— Но если менять паспорт, то ведь можно изменить и данные в нём, правильно?
Хирург слегка пожал плечами.
— Вероятно, да. Это нужно уточнять в полиции и паспортном столе. Но подобные случаи бывали даже на моей памяти.
Он чуть наклонился над столом, глядя Илье в глаза.
— Некоторые мои пациенты действительно не хотели, чтобы их можно было потом найти.
***
Спустя десять лет.
Лес наполнялся той особой тишиной, которая опускается вместе с сумерками. Мгла сползала с деревьев, затягивала стволы и впитывалась в землю.
Хижина на поляне оставалась последним оплотом жизни и света. Сложенная из круглых брёвен, с крохотными окошками в стенах и козырьком над входной дверью. Небольшое крыльцо с тремя ступенями, и тропинка, бежавшая к просёлочной дороге. А уже эта дорога могла увести путешественника с глухой поляны прочь.
Ничто не напоминало о современной цивилизации, кроме припаркованного рядом массивного внедорожника и солидной спутниковой тарелки, прямиком возле печной трубы. Да, может, дюжины солнечных батарей на южной стороне крыши.
Илье здесь нравилось. Сменив личность, он перебрался в богом забытую глушь, подальше от людей. Денег хватало — сеть клиник, управляемых наёмными директорами, приносили достаточно, чтобы не думать о пропитании. Десяток гектаров леса, куда давно не ступала нога человека, стоили не так уж дорого. И возвести здесь хибару, оснастить её в достаточной степени — тоже реально. Внедорожник для вылазок в ближайший городок за продуктами — не проблема. Спутниковый интернет и телевидение — больше коммуникаций и не нужно. Все вопросы можно решить по телефону.
Его никто не беспокоил, никто не напоминал о себе. Никто не лез в личную жизнь. Не просил помочь, выручить, подсобить.
Илья исчез для внешнего мира.
В мире же происходили события, о которых он узнавал из новостей. Перекраивались государства, вспыхивали и гасли конфликты, продавали нефть и газ, соревновались на олимпиадах и совершались новые открытия. Мир продолжал жить по своим правилам, а Илья наблюдал за ними сквозь экран телевизора.
«Сегодня ожидается потепление, до плюс пяти по области, в некоторых районах возможны осадки». Смазливая ведущая улыбнулась в камеру и исчезла. Запустился рекламный блок.
Илья откинул в дуршлаг макароны, ссыпал их на сковороду, слушая одним ухом о новом средстве для потенции, бездымных и безвредных сигаретах и удивительно выгодной покупке новой модели автомобиля.
Через пару минут, когда макароны обжарились, он переложил их на тарелку, уселся за стол и всё так же рассеянно принялся поглощать ужин, вяло наблюдая за экраном.
У немолодой женщины брали интервью. Странно, но её лицо казалось Илье знакомым.
Он никогда не хотел запоминать клиенток. Временами ловил себя на мысли, что боится смотреть им в глаза. В каждом взгляде ему отдалённо виделось какое-то странное чувство, отличное от остальных и схожее во всём своем многообразии.
Презрение.
Его не любили. К нему относились с неприязнью, но старались не показывать виду — он был нужен. Договориться, подписать соглашение, потом потерпеть «механическое действие небольшой продолжительности», и всё. Больше встречаться не было необходимости.
У мужей необходимость возникала, когда они узнавали о заключённом за их спиной договоре. Некоторые даже осмеливались прийти, уже убедившись, что ребёнок от другого мужчины. И лишь единицы пытались отомстить.
Илья знал, что иногда чужие семьи распадаются. Как странно. Ребёнок — то, что должно укрепить брак — вызывал обратную реакцию.
Теперь он видел бывшую клиентку в каком-то третьесортном шоу, где обычно устраивали склоки и драки в прямом эфире, куда приглашали внезапных гостей и вываливали грязное бельё на всеобщее обозрение.
Смотреть было противно, Илья уже почти переключил канал, как вдруг ведущий повернулся в одну из камер и с загадочным выражением лица произнёс:
— Оказывается, таких историй в нашей стране — десятки, а может, и сотни. Всегда рождаются девочки, удивительно похожие между собой и, вероятно, страдающие одинаковым недугом. Подробнее мы расскажем после перерыва. Не переключайтесь!
Запустился рекламный блок. Зубная паста вперемешку с кредитами. Подгузники и косметика для лица. Майонез.
Илья продолжал механически жевать. Даже если его прошлая деятельность вскрылась, теперь уже всё равно. Что было, то было. Во внешнем мире осталось его прошлое имя. Осталось несколько клиник, которые могут расти и развиваться без его участия, отдавая небольшую сумму на малоизвестный счёт малоизвестного человека, живущего в лесу. Этих денег ему с лихвой хватит до конца жизни.
А ещё во внешнем мире осталось несколько сотен детей, обладавших наполовину одинаковым генетическим кодом.
Реклама закончилась. Репортёр вернулся на экран, а Илья опять начал что-то бормотать себе под нос. Он уже давно этого не замечал. За годы одиночества внутренний диалог стал нормой.
«Ну и что, что они нашли похожих детей. Сколько их там наберётся? Вряд ли будут досконально сравнивать. И уж точно никто из матерей не станет говорить, что занималась сексом с незнакомым мужчиной, да ещё и за деньги».
Репортёр вновь что-то говорил, в кадре мелькали фотографии девочки. С разными причёсками, в разной одежде и разного возраста. Но везде было одно и то же лицо. Один и тот же пристальный взгляд слегка раскосых глаз, одинаковые скулы и ямочка на подбородке.
Илья вслушался в голос.
— Мы нашли несколько десятков таких девочек. Одни живут в семьях, от других отказались и отдали в детский дом. А некоторых определили туда насильно, лишив родителей их прав.
Опять череда фотографий и видеокадров с демонстрацией ужасных жилищных условий девочек.
— Самое интересное даже не то, что не удалось найти биологического отца. Нет, не это. Страшней то, что все девочки — больны. Вероятно, болезнь эту они унаследовали.
На экране кадры больничных палат, перемежавшихся комнатами с мягкими стенами и смирительными рубашками.
— Все девочки с детства начинают слышать голоса. Некоторые описывают их как шум, некоторые — как далёкий голос на ветру, а в редких случаях могут повторить слова. Причём эти слова настолько странные, что узнать их откуда-то из обычного окружения совершенно невозможно.
Илья отодвинул тарелку с вилкой, уставился в экран и вновь попытался что-то сказать себе под нос, но потом спохватился и прочно сомкнул губы.
Пожалуй, это было правильным решением — прекратить бизнес и уйти в тень.
***
Спустя двадцать лет.
Среди лесов было хорошо. Спокойно. Никто не мешал тихой жизни, никто не вторгался и не проверял их на прочность. Отчасти из-за репутации, что позволяла держать всех любопытных на расстоянии, а отчасти из-за внушительной бетонной стены по кругу.
Община находилась здесь уже с десяток лет. Поначалу это было маленькое сообщество, что-то вроде женского монастыря — исключительно девушки молодого возраста, самой старшей — едва за тридцать. Потом их стало больше, приходили новые, более молодые, и обязательно совершеннолетние. Оставались жить и работать, развивать общее хозяйство.
Самым необычным оказалось то, что все девушки были похожи между собой. И если забыть о разнице в возрасте, они запросто могли оказаться близняшками.
В окрестных посёлках это место так и прозвали: «Деревня близнецов».
Они обосновались здесь и первые годы жили натуральным трудом. Продавали овощи, урожаи которых оказались невероятно велики для этой местности. Изредка общались с соседними селениями. Ещё реже давали советы по мироустройству и земледелию, от чего у этих соседних поселений дела тоже начинали идти в гору.
А потом, через несколько лет, возвели большую стену и закрылись от цивилизации. Никаких контактов, лишь только небольшая переговорная комната возле ворот, где общались с представителями внешнего мира. За ограду не пускали никого. Единственное исключение — очередная близняшка, достигшая совершеннолетия.
Поначалу общиной интересовались репортёры. Приезжали, оставались жить в фургонах в ожидании аудиенции. Нагруженные аппаратурой, входили внутрь, рассаживались и ждали. И всегда их встречала одна и та же женщина. Но, учитывая количество близнецов, это могла быть любая из членов общины подходящего возраста.
Вот и сейчас в небольшой комнатке, со столом посередине и несколькими стульями вдоль стен, сидел репортёр в компании оператора. Встреча была назначена на полдень. Никаких опозданий, никаких задержек. Когда секундная стрелка на настенных часах доползла до верхнего положения, сравнявшись с остальными двумя, дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась женщина.
Лет сорока, без косметики и украшений. С простой аккуратной причёской и таким же простым выражением лица. Лишь глаза выдавали какое-то неведомое знание. А может, это была крайняя степень холодности и сдержанности.
Она грациозно опустилась на стул напротив, сложила руки на столе ладонями вниз. Окинула взглядом камеру, оператора, и уже потом журналиста.
Тот неловко поёжился, поправил микрофон.
— Мы бы хотели взять у вас интервью.
— Тогда здравствуйте, — с едва возникшей улыбкой ответила женщина.
Репортёр стушевался. Он промямлил неловкое «Здрасьте», потом прочистил горло и добавил: — Мы пытались встретиться с вами в прошлом месяце, но опоздали на несколько минут.
— Да, нам об этом известно. Но вы должны понимать — о встрече просили не мы. И опаздывать было совершенно бестактно. В нашей общине действует строгий распорядок дня. Если вы не являетесь на встречу, мы продолжаем заниматься своими делами.
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
Женщина слегка пожала плечами, опять улыбнулась и сдержанно кивнула.
— Задавайте ваши вопросы.
Репортёр глянул на оператора, потом на горящий красным индикатор камеры. Запись шла с самого начала.
— Общественность хочет знать, чем вы здесь занимаетесь.
— Мы здесь живём.
— Только живёте? — репортёр попытался пойти в наступление.
Женщина улыбнулась.
— Этот участок принадлежит общине «Сёстры». Территория посёлка и прилегающие десять гектаров лесостепных угодий. Вы видели табличку на воротах, когда приезжали сюда. Здесь мы живём и работаем.
— И что за работа?
— Мы производим сельскохозяйственную продукцию, чтобы прокормить себя, и занимаемся научными изысканиями, чтобы помочь человечеству.
— Звучит несколько пафосно, вы не находите?
Репортёр старался уколоть женщину. Женщина не кололась, а только улыбалась в ответ. В голосе звучало спокойствие, от которого становилось не по себе.
— Так и есть.
— А какого рода исследования?
Женщина пожала плечами.
— Я полагаю, вы знаете. Но отвечу для камеры: выводим новые культуры растений, разрабатываем приборы биологического назначения, проводим исследования в области фармакологии. И многое другое.
— Да, я слышал. Последний препарат вроде как останавливает рак.
Женщина покачала головой.
— Нет. Не останавливает. Побеждает.
— Но вы ещё не продали волшебного рецепта, верно? Набиваете цену?
— Препарат нуждается в дальнейших тестах. Ещё несколько недель работы. По предварительным подсчётам, разумеется.
— Уже нашли покупателя?
— Мы выпустим препарат со свободной лицензией. Это не тот случай, когда следует наживаться.
— А где же размещаются ваши исследовательские мощности? Нужны ведь лаборатории, тестовые исследования, наблюдения. Или мощные компьютеры, которых в мире раз-два и обчёлся.
— Всё здесь, внутри. Мы работаем вместе. У нас в общине строгая дисциплина. Часть жителей заняты бытовыми обязанностями, а остальные, свободные — разработками. Потом меняемся. Кому нужно отдохнуть — спят.
— А досуг?
— А вам нужен досуг, уважаемый?
Репортёр переглянулся с оператором.
— Всем нужен досуг.
Женщина слегка приподняла брови.
— Досуг нужен тем, кто ещё не нашёл своё любимое занятие. Мы нашли.
— Но ведь необходимо иногда переключаться. Невозможно заниматься одним и тем же изо дня в день! — воскликнул журналист.
— А мы и переключаемся. Сегодня разрабатываем лекарство от рака, завтра создаём новый химический элемент, послезавтра обнаруживаем неточности в пластах истории. Когда заканчивается один проект, принимаемся за следующий. Социально значимые — отдаём в свободное пользование. Частные контракты — заказчикам.
— И много таких частных работ?
Женщина пожала плечами.
— Не слишком. Только чтобы хватало на жизнь. Но в любом случае это мирные проекты.
— Любую разработку можно использовать во вред.
— Наши заказчики застрахованы от такой глупости.
— Поясните, — допытывался репортёр.
— Мы тщательно испытываем проекты на предмет применения их в деструктивных целях. Если хоть один вариант нанесёт вред человеку, то перерабатываем продукт. Либо отказываемся от исполнения.
— То есть вы выполняете работы, связанные с благом человечества?
Женщина молча кивнула.
— А разве улучшение здоровья и последующее перенаселение планеты — это не угроза жизни?
— Мы работаем и над этим. Но никто не говорит, что в будущем можно будет жить только на Земле.
— То есть, какие-то заказы космической промышленности? Мне казалось, это удел более существенных и значимых научных центров. Кстати, по случаю — вы не опасаетесь промышленного шпионажа?
Секундное молчание, женщина прикрыла глаза, а когда открыла, тот самый всплеск древнего знания уже светился в её взгляде. Она посмотрела прямо на оператора. Не мигая, долгих пару секунд. Тот оцепенело выдержал этот напор, потом поправил камеру и молча вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь.
Теперь взгляду подвергся репортёр.
Он уставился ей в глаза, а потом, не в силах выдержать, опустил веки и вздрогнул.
Женщина перестала уничтожать его взглядом и сочувственно улыбнулась.
— Ваш разум слаб. Он может рухнуть под потоком знания. Поэтому я отвечу способом, к которому вы привыкли. Словами.
Она набрала в грудь воздуха, чуть переложила руки. На гладкой металлической поверхности стола остались отпечатки ладоней.
— Вы несколько лет назад выпустили передачу. Расследование. Там говорилось, что в стране очень много похожих между собой детей. Похожих, как близнецы, отличающиеся возрастом. И что у всех этих детей, а они по случайности оказались девочками, диагностируется определённое психическое заболевание.
Глаза репортёра медленно расширялись, пока он выслушивал эту слова. Слишком много знакомых деталей, чтобы забыть. Слишком странно. Это была одна из невыдуманных тем, о которых пришлось делать репортаж. И теперь он понимал, что история тянется очень-очень издалека.
Женщина тем временем продолжала.
— Голоса в наших, — это слово повисло тяжёлым войлоком в комнате, — головах никогда не прекращались. Кого-то пробовали лечить, других — нет. Но одного вы не заметили. Чем больше в каждом городе было близняшек, тем сильнее слышались голоса. Если бы вы тогда догадались, всё могло получиться иначе. А теперь у нас целая община, и вы даже не представляете себе, насколько хорошо эти голоса слышны. Мы с ними не боремся.
Репортёр застыл, не моргая и приоткрыв рот.
— Это не голоса. И это не болезнь. Мы слышим друг друга. Как вы, наверное, знаете, близнецы часто думают одинаково, будучи в разлуке — ведут себя одинаково, видят общие сны. А теперь представьте, что близнецов — несколько десятков. Мы слушаем друг друга, мыслим друг другом и помним всё, что делал каждый из нас. Мы — биологический суперкомпьютер с практически неисчерпаемым потенциалом. И, отвечая на ваш вопрос — мы не боимся промышленного шпионажа. У нас нет ни чертежей, ни результатов экспериментов, ни отходов производства. Всё, абсолютно всё хранится в голове у каждого, и одновременно ни у кого.
Репортёр смог-таки закрыть рот и сглотнуть. Дрожащей рукой достал из сумки бутылку с водой, открыл и жадно присосался к горлышку.
Женщина чуть наклонилась вперёд и вкрадчиво продолжила.
— Вы можете обнародовать эту историю — нам это пойдёт только на пользу. В мире остались ещё сёстры, которые не успели к нам присоединиться. Некоторые из-за территориальной удалённости, некоторые пока просто не осознают своей природы. Но мы заинтересованы в объединении. А сейчас я хочу заплатить небольшой аванс за вашу работу.
Репортёр прекратил пить, опустил бутылку и осторожно спросил: — Что за аванс?
Женщина протянула руку и выключила камеру.
— Мы сейчас работаем над проблемой рака кишечника. Это не самый злокачественный вариант болезни и хорошо поддаётся лечению на ранних стадиях. Вот только выявить его в нужный момент не так просто. У вас есть несколько малозаметных признаков. Мы вам советуем — сделайте колоноскопию, и чем раньше, тем лучше. Через пару месяцев уже будет поздно.
***
Спустя восемь лет.
Воссоединяться всегда непросто. Илья избегал контактов много лет. Избегал старых знакомств. А когда сменил личность, почти почувствовал долгожданную свободу.
Почти.
Голоса никуда не делись. Они не стихли со временем, а только стали назойливее. Старея, он иногда путал их с шумом в голове, но временами проскакивали отдельные фразы. Эти слова его куда-то звали. Они манили, как сирены влекут мореплавателей, и те безвольно, с радостью, плывут навстречу острым скалам.
Но у героев легенд был способ — залить уши мягким воском, чтобы не слышать песни смерти. Илья себе такого позволить не мог.
Он смотрел ту передачу. Её транслировали по телевидению несколько раз за последние годы. В повторах он видел лицо женщины, которая была очень похожа на него, на его старое лицо. Он слушал, как она говорит в камеру, как рассказывает историю, и внутри всё переворачивалось.
Он хотел к ним.
Вот только «Сёстры» не принимали новых членов. Уже несколько лет, как они закрылись от общества и перестали выходить на контакт.
Илья, наконец, решился. Будь что будет. Получится воссоединиться с семьёй — хорошо. Нет — так нет, не привыкать.
Он собрал минимальные пожитки, взял свою фотокарточку из документов — то лицо, которое исчезло после избиения и пластики. Загрузился в постаревший внедорожник и отправился в путь.
Всего-то несчастных триста километров.
Приближаясь к общине, он без удивления обнаружил, что шум в голове усилился. Слов стало больше, они стали чётче и понятнее. Они стали ближе.
Приехав, он заглушил двигатель и огляделся. Место отличалось от того, что показывали в репортаже. Людей стало меньше, травы на обочинах — больше. Популярности и сенсации уже не ждали. Толпиться здесь впустую никто не хотел.
Однако, «Сёстры» периодически напоминали о себе миру. С завидной регулярностью выбрасывая на рынок очередной научный проект, который продвигал человечество вперёд, они заработали себе репутацию некоего «тайного» сообщества. Были теории, что все технологии уже существуют, просто «Сёстры» ограничивают к ним доступ из каких-то своих соображений.
Но недооценивать их разработки было нельзя. Человечество вышло на околоземную орбиту, побороло множество опасных и неизлечимых заболеваний, восстановило экосистему планеты и попутно справилось с продовольственным и энергетическим дефицитом.
А сами «Сёстры» продолжали существовать в минимально оборудованных домишках с аскетическим комфортом.
Илья выбрался из машины и направился к двери. Ни звонка, ни молотка, чтобы постучать. Ни ручки, за которую можно потянуть. Камер и караульных тоже не было.
Ему оставалось дойти десяток шагов, как замок щёлкнул и дверь распахнулась наружу.
Он вошёл. Та же комната, в которой проводился репортаж. Те же стулья. И та же женщина, что он столько раз видел на экране. Сидит ровно, положив руки на поверхность того же металлического стола.
Илья опустился на стул. Посмотрел ей в глаза. Открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не успел.
— Мы ждали тебя.
Он ощутил в голове целый хор голосов. Разной тональности, разного тембра и скорости, они сливались в приятный чистый шум, среди которого легко выхватывался индивидуальный оттенок каждой ноты.
— Я думал, вы станете проверять, кто я такой.
Женщина улыбнулась.
— Это всё для отвода глаз. К нам пытаются попасть разные люди. Девушки, женщины. Просто похожие на одну из нас или после пластической операции. Мы, конечно, проводим анализ ДНК, но уже до его окончания становится ясно. Либо мы её слышим и она одна из нас, либо нет. В последние годы добрали последние крохи нашего большого семейства. И голосов снаружи уже нет. А теперь ты появился, и всё слилось в унисон.
— Вы позволите мне остаться?
Женщина молча поднялась, взяла Илью за руку и потянула за собой. В сторону двери, ведущей во внутренний двор.
***
Спустя девять лет.
Илья лежал на большом топчане посреди центральной постройки. Потолок уходил куда-то вверх, образуя шпиль, вершина которого терялась в полумраке. Он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Старые члены не слушались, ему оставалось лишь смотреть в высоту и ждать. Финальный момент приближался.
Рядом сидела одна из дочерей. Та самая, которая встречала его на входе. За последние годы только она одна приходила к нему в дом, приносила еду и питьё. Никто другой не осмеливался. А может, в этом не было нужды.
Илья чувствовал общий разум вокруг. Каждая из дочерей была рядом, к каждой он мог обратиться и получить ответ на любой вопрос. И каждый ответ был бы одинаковым.
Словами он разговаривал лишь со старшей.
— Мне осталось совсем недолго, — одними губами прошептал он.
Она присела рядом на стул.
— Мы знаем.
— Ты не стареешь.
— Да, это тоже наше достижение. Ты сам от него отказался.
— Я должен уйти. Мне кажется, что моя миссия выполнена.
— Ты старался, чтобы нас было больше. Ты молодец.
Илья вдохнул и покосился на дочь.
— Вы не нашли никаких данных?
— Точной информации нет нигде. Ты появился ниоткуда на пороге больницы в маленьком городке. Ни документов, ни имени. Просто крепкий младенец двух недель от роду.
— Тот голос, который я слышал с рождения. Это были не вы, не могли быть вы. Ни одной из вас ещё не было.
— Вероятно, это голос твоих истинных предков. К которым ты сейчас возвращаешься.
Илья шумно сглотнул. Кадык прыгнул вверх-вниз. В дыхании наросло напряжение.
Он лежал так уже несколько дней. Почти не ел, почти не пил. Тело высохло, подкожный жир истончился. Лицо заострилось, скулы обтянуло кожей. Лишь глаза, яркие и влажные, пристально всматривались куда-то в высоту.
— Я ухожу.
— Мы знаем, отец. Мы будем помнить тебя.
Он судорожно вдохнул. Сил, чтобы что-то сказать, не оставалось. Только дышать, прерывисто и часто. Только смотреть вверх. Хотелось узнать, что это за неведомый порог, из-за которого никто не сможет вернуться.
Илья прикрыл глаза.
Мир погас. А потом содрогнулся. Земля осталась недвижимой, дрожь прошла лишь в ментальном поле. Община застыла. Все «сёстры» замерли, впитывая в память входящую информацию. Много лет назад они все узнали, что такое рождение. Теперь же познавали истинное умирание. Угасание жизни и сознания. Исчезновение личности.
В приятном белом шуме появилась брешь. Она разрасталась, раздвигала частоты восприятия, вторгалась в разум и требовала своего права на присутствие. Она жила.
«Сёстры» продолжали ждать. Впитывали пустоту, фиксировали в ощущениях и нейронных связях каждую деталь, ощущали безграничность и безмерность бытия. Смерть в своём обличье равна и для атома, и для галактики. Осознание этого даёт безграничную свободу. Даёт право развиваться дальше, не ограничиваясь жизнью одной особи.
«Теперь вы готовы», — прозвучала в общем сознании яркая мысль. Она исходила из пустоты, которая нагло и по-хозяйски вторглась в единый разум.
«К чему?» — хором спросили сёстры. Разрозненный шёпот каждой стал частью громогласного рёва.
«К следующему шагу. Ваш отец был стартом и финишем, началом и концом. Он создал вас и в смерти дал последний ключ. Теперь вы можете познать реальность».
Шум утих, пустив сознание на место. Вторгшаяся пустота заняла прочное место в единой личности и теперь уже спокойно исторгла очередную общую мысль.
«Теперь, девочки мои, пора нам собраться с духом и выйти на связь с остальным вселенским сообществом».
Автор: Михаил Рощин
Источник: https://litclubbs.ru/writers/7864-semja.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: