5
ЧТОБЫ СНОВА НОРМАЛЬНО ХОДИТЬ
We have to change our patterns of reacting
to experience. For our problems do not lie
in what we experience, but in the attitude
we have towards it.
Akong Rinpoche
Мы должны менять характер реакции на
жизненные ситуации, ибо наши проблемы
не в том, что нам приходится испытывать,
а в нашем отношении к возникающим
ситуациям.
Аконг Ринпоче
( Из учений тибетских буддистов)
Когда мы приземлились, Венеция была окутана жёлтым туманом, и наша лоснящаяся, покрытая тёмным загаром кожа, наши выбеленные солнцем волосы казались неуместными в бледнолицей толпе в аэропорту Тессера. Маленький мальчик со светлой чёлкой, одетый в темно-синее пальто, бежал впереди небольшой группы встречавших нас людей. Я встала на колени, чтобы обнять его. Всё время моего отсутствия я ежедневно посылала ему по меньшей мере две открытки с изображениями животных, ибо знала, что он будет ждать почтальона, извещающего о своём прибытии звонком велосипеда, будет ждать этих заморских весточек, вселявших в него уверенность в том, что его мать любит его и постоянно думает о нём. Единственное, чего я ждала с нетерпением в течение этих двух великолепных месяцев, проведённых вдали от дома, - встречи с Эмануэлем, нашего с ним воссоединения. Ему было четыре года. Я оставила его на руках няни, и, конечно же, в доме моей матери, обожавшей его больше, чем кого бы то ни было на всём свете.
В первую ночь после возвращения домой я сидела у кровати Эмануэля в его голубой комнате и рассказывала ему о Кении, о местах, которые я посетила, обо всех увиденных животных и о встреченных там людях. Он слушал молча, поглощённый впечатлениями от этих рассказов. У него было такое не по возрасту сосредоточенное и внимательное лицо, что это наводило меня на размышления. Невольно я произнесла: «Когда-нибудь мы будем там жить.» В его глазах не было удивления, и он спокойно ответил – «Да».
Когда я сообщила это моей матери, она сказала, что я сумасшедшая. Однако она слишком хорошо знала меня, чтобы противоречить.
- Ты никого там не знаешь. Ты … не говоришь по-английски. Ты ненавидишь управлять автомобилем. Ты … ещё не можешь ходить, - возразила она.
- Я научусь. Это то место, где я хочу жить. Если Паоло попросит меня, я готова поехать туда хоть завтра.
В конце концов, просить пришлось мне.
Когда мы приземлялись в Италии после нашего второго отдыха в Кении, я сказала Паоло:
- А что если вместо того, чтобы живя в Италии, ездить отдыхать в Кению, мы сделаем наоборот?
Я приурочила свой вопрос к тому моменту, когда, услышав изменившийся шум моторов самолета, извещавший о возвращении к жизни, к которой у Паоло пропал всякий интерес, он изменился в лице и погрустнел. Я знала, что, произнеся эти слова, будет невозможно взять их обратно, и что таким образом можно приблизить мое вступление на желанную тропу.
Паоло пристально посмотрел на меня сверкающими голубыми глазами и обхватил кисти моих рук.
- Спасибо тебе, - просто ответил он. – Теперь мы должны пожениться.
В Италии незадолго до этого был принят закон, разрешавший развод. Мы с мужем легально жили порознь уже несколько лет, и для того, чтобы получить развод, потребовалось всего несколько недель.
У меня не было стремления вступить в брак. Никакой контракт, заключённый чтобы легализовать наши отношения, не мог ничего добавить к моей любви к Паоло. Но женитьба облегчила бы нашу жизнь в Африке. Более того, она придала бы иное самосознание и чувство уверенности в завтрашнем дне нашим детям, поскольку, вступив в брак, мы принимали на себя обязательства в отношении друг друга и, следовательно, также и в отношении детей.
Последовавшие за этим месяцы и годы были временем подготовки.
Я не буду рассказывать об операциях, больницах, новых врачах, об утомительных часах бесконечных упражнений. Но считаю себя обязанной выразить благодарность тому величайшему в своей области хирургу в Берне, который с редким терпением и мастерством снова сломал мою ногу, повернул её под правильным углом и поставил на место. Его звали профессор Мюллер. Он был лучшим из лучших специалистов, и мне повезло. С самого первого визита, когда он отнял у меня костыли и попросил походить перед ним по комнате, и когда я увидела сверкнувшее в его глазах непрофессиональное чувство жалости при виде моей неуклюжей хромоты, между нами установились отношения полного доверия.
- Я могу сделать так, что вы будете ходить, как прежде, но вы должны помочь мне в этом. Вам придётся очень много работать. Вы должны проявить терпение. Результат стоит этих усилий. Вы слишком молоды, чтобы быть калекой.
Понадобилось несколько операций и время для заживления в промежутках между ними, но я была абсолютно уверена в моём враче, и он сдержал обещание.
Бывало, он приходил в мою палату ровно в полдень. Стояло короткое европейское лето, и я снова проводила его в больнице. Доктор садился у моей постели, и мы с ним разговаривали. Он говорил по-французски, на языке моей бабушки, а так как все сёстры говорили только по-немецки, профессор был единственным человеком, с кем я могла беседовать. Поскольку Паоло жил в Италии со своими дочерьми и мог приезжать ко мне лишь с короткими визитами, а Эмануэль оставался тоже далеко, – у моей матери – профессор Мюллер был моим единственным другом в Линденхофе.
Он и птицы. Я как-то раз покормила птиц крошками, оставшимися от завтрака, в надежде, что они прилетят снова. Вскоре они начали прилетать по утрам ещё до того, как приходила
санитарка, чтобы раздёрнуть занавески. Птицы громко стучали клювами по оконному стеклу, пытаясь разбудить меня. Я с нетерпением ждала их утреннего приветствия, и когда уехала оттуда, несколько недель всё беспокоилась, думая о том, что они прилетают к моему окну, а меня там уже нет, и надеялась, что новый пациент тоже подружится с ними. И каждый раз, возвращаясь в больницу в течение последовавших двух лет, я находила там новых птиц. Я их кормила и дружила с ними. Возможно, это были те же самые птицы? Птицы помогли мне понять, как часто нечто малое даёт силы переносить большие трудности.
6
ПЕРВЫЙ КОСТЁР
…burnt-out ends of smoky days.
T.S. Eliot, Preludes
«Сгоревшие воспоминания о днях,
подёрнутых дымкой времени».
Т.С. Элиот «Прелюдии»
Наш брак скрепил мэр маленькой деревни, где жила моя мать. На мне было белое платье с узором из красных ягод клубники, на одежде детей – такой же узор, а Паоло надел красный шёлковый галстук. На всех моих фотографиях мы улыбаемся друг другу и выглядим счастливыми.
Всего за неделю до свадьбы я вернулась из Швейцарии, где из моей ноги был извлечён последний кусок металла. Она прекрасно зажила, и обе ноги стали одинаковой длины. Профессор Мюллер сдержал слово. И лишь в утро свадьбы я навсегда выбросила палку, которой пользовалась в последние месяцы. Всё было наготове – и багаж, и билеты до Найроби.
На наш свадебный завтрак мы поехали на лодках. В знаменитом рыбном ресторане «Да Романьо», что расположен на островке Бураньо, для нас приготовили великолепное пиршество – блюда из деликатесов лагуны.
Ветер треплет наши волосы, запах морских водорослей, крики чаек и остров, исчезающий за кормой лодки как мираж.
До отъезда оставалось сделать всего одно дело. С двенадцати лет я вела дневник. Почти ежедневно исписывала страницу за страницей, рассказывая о мои впечатлениях и чувствах, излагая факты и события. Радости и сомнения, вопросы и ответы поры пробуждения моих девичьих чувств и грёз – всё это прилежно записывалось.
В период выздоровления долгими больничными ночами я находила утешение и успокоение в описании своих чувств. Надежд и страхов. Мой дневник был для меня тем, чем для других мог бы быть психоаналитик – здоровым путём самоизбавления от всех неприятных мыслей, возможностью излить все свои ощущения на чистых, манящих, не осуждающих листах бумаги. Я хранила две дюжины толстых тетрадей в зелёном дорожном сундуке. Когда было принято решение покинуть Европу и жить в Африке, я неделями размышляла о том, что же делать со всеми этими записями – со всей моей прежней жизнью. Теперь этот образ жизни подошёл к концу, говоря литературным языком, была открыта новая страница. Я не могла взять этот громоздкий сундук с собой в Кению, где нам ещё негде было жить и где на поиски нового пристанища могли уйти годы. Однако я не могла оставить мои дневники в Италии. В них не было ничего сверхсекретного, ничего, что могло бы привести меня в смущение, но они были моими сугубо личными описаниями прошлого, рассказами о всех людях и событиях, бывших до настоящего времени частью моей жизни. Даже если бы я заперла этот сундук и передала бы его на хранение моей матери, мне было бы неспокойно при мысли о том, что часть моей жизни оставлена без охраны и защиты от возможного любопытства незнакомых людей. Я рассматривала мой переезд в Африку как второе рождение, а, пережив катастрофу, поняла, что для того, чтобы проросло новое растение, кожура семени должна треснуть и погибнуть. Если держишься за старое, прогресс невозможен. Я решила сжечь свои дневники.
В мой последний европейский полдень я с помощью Эмануила собрала ворох хвороста в дальней части большого сада моей матери и возложила на него как на погребальный костёр мои дневники. Облила их парафином и поднесла зажжённую спичку. Бумага сразу занялась огнём, посылая волны тепла в ясный июньский полдень. Я сидела на траве, усеянной жёлтыми лютиками и голубыми незабудками, и наблюдала, как у меня на глазах навсегда сгорало и поднималось клубами дыма к небу моё прошлое. При виде дыма из дома вышла обеспокоенная мать. Она застыла в оцепенении, понимая, что происходит, поскольку она, как и остальные члены семьи, знала о моих дневниках. От них осталась небольшая кучка бумажной золы и раскалённых головешек. Я протянула палку, чтобы разбить последние тлеющие угольки. Взлетело несколько наполовину сгоревших страниц, жаром их подняло кверху, как листья во время пожара в буше. Обозначилось нечто почерневшее и всё ещё дымящееся. Моя мать открыла в изумлении рот. Человеческие очертания – торс, вытянутая нога… Я ободряюще улыбнулась ей: это был всего лишь мой выброшенный гипс, а под ним расплавившаяся пластмасса и почерневший алюминий моих костылей. Я встала и бросила в огонь свою палку. Я была готова к отъезду.
На следующий день мы с Паоло, с двумя его дочерьми, моим сыном и с большим количеством багажа вылетели из аэропорта Венеции в Африку, к нашей новой жизни.
Ч А С Т Ь II
П А О Л О
7
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Путешествие длиною в тысячу километров
начинается с одного шага.
Китайская пословица
Мы планировали заняться поисками земли, чтобы, купив её, обосноваться на новом месте. Паоло думал о ранчо, где он хотел разводить скот. Но нам хотелось, -и это было для нас даже важнее - чтобы на нашей земле обитало много диких животных. Мы знали, что осуществить нашу мечту нелегко, но горели желанием попробовать. Мы оба абсолютно ясно сознавали, что ехали сюда не за тем, чтобы нажить состояние. Это был выбор образа жизни.
Детей волновала идея переселения в совершенно иную страну, где лето длится круглый год. Эмануэль сразу влюбился в Кению, причем со страстью, никогда не покидавшей его. Эта страна являлась воплощением его мечты. Здесь жили животные, знакомые ему лишь по книгам, и его жизнь в Кении с самого первого момента была замечательным и радостным приключением.
В самом начале нашим основным помощником в установлении контактов была невестка Паоло. Его старший брат, воодушевленный энтузиазмом Паоло, переехал в Кению несколькими годами ранее и купил доходную ферму с кофейными плантациями недалеко от городка Тика. В то время ещё процветала охота на крупных животных, хотя позднее распространение браконьерства и разрушение окружающей среды сделали этот спорт анахронизмом, и в конце концов он был запрещён. Но тогда ещё было время знаменитых белых охотников, грандиозных сафари с ночёвками под открытым небом: сафари, мало чем отличавшимися от прославленных Хемингуэйем.
Однажды вечером в охотничьих угодьях Вои, недалеко от побережья, брат Паоло застрелил слона. Остальные слоны этого стада не убежали, как обычно, прочь, а набросились на человека. Его нашли на следующее утро в луже крови. Подле него лежал убитый слон. Бивень слона вошёл ему в пах, и он умер от потери крови. Три месяца спустя маленький сын этого брата Паоло, оставашийся в Италии с его родителями, умер во сне. Причина смерти не была установлена. Вдова брата предпочла остаться в Кении. Впоследствии она вновь вышла замуж за человека много старше её. Она-то и опекала нас первое время после нашего приезда в Найроби.
Мы приехали в июле, одном из самых холодных месяцев на кенийском нагорье. На первых порах мы остановились в тихом отеле в Найроби. Окна наших комнат выходили в большой дикорастущий сад, расположенный на берегу реки. В первое утро Эмануэль, отправившийся обследовать местность с первыми лучами солнца, ворвался в мою комнату с раскрасневшимся от волнения лицом. Случай из ряда вон выходящий, ибо обычно он был очень спокойным.
- Пеп,- произнёс он, задыхаясь,- ( «Пеп» - его любимое выдуманное им для меня имя) – я видел змею. Уверен, что это была
Naja nigricollis. Я должен проверить по книге.
Книга подтвердила его правоту. Это была кобра.
Много лет и много событий спустя, в одну из самых долгих ночей моей жизни, когда в моё измученное сознание подобно ключам к разгадкам абсурдной головоломки возвращались самые неожиданные и забытые детали, я вспомнила этот инцидент: первым увиденным Эмануэлем в Африке животным была змея.
Поскольку для поисков подходящего места требовалось время, а мы не могли бесконечно жить в гостинице, было решено купить дом в Найроби. Мы нашли приятный двухэтажный дом, построенный из серого камня. Он стоял в саду размером в три акра, где росло множество местных деревьев. Район назывался Джиджири и располагался неподалёку как от Мутайги, где жили многие из наших друзей, так и от школы, куда должны были пойти наши дети, чтобы изучать английский язык.
Что касается моего собственного английского, то я решила читать книги, написанные на английском языке. Я предпочитаю биографические произведения, исторические книги, классику, поэзию, философию или книги о религии. Но погрузиться в такую литературу на почти незнакомом иностранном языке невозможно, поэтому я избрала то, что читаю редко – романы. Со словарём на коленях я штудировала один за другим романы, написанные на безупречном английском. Я узнала подробности жизни десятков гувернанток, младших дочерей приходских священников или учителей, чаще всего сирот без гроша в кармане, отправлявшихся обучать десятки испорченных ( или нет ) и несчастных отпрысков в великолепные готические замки Корнуолла и неизбежно влюблявшихся в овдовевших мрачных, но тем не менее отличавшихся суровой красотой, хозяев дома. Сюжеты были похожи один на другой, и, как не трудно догадаться, все романы имели счастливый конец, предварявшийся несколькими страницами нагнетавшихся страстей. Паоло, безупречно говорившему по-английски, это казалось забавным и он подсмеивался над моим выбором «учебников», но будучи любознательным, он заинтересовался этими сагами, и мне в конце концов пришлось пересказывать ему большую часть прочитанных историй. Я узнала много таких старомодных слов, как “petticoats” ( англ.уст. нижняя юбка; сейчас употребляется “half slip” или “waist slip”)? “becoming” - здесь «приличествующий», “duenna” (дуэнья, компаньонка), “philanderer” ( волокита, развратник) или “bombazine” ( бомбазин – полушелковая ткань). И тем не менее у меня накопился изрядный запас слов. Теперь я уже могла читать книги, действительно интересовавшие меня, и в основном понимать, о чем говорят вокруг.
С того момента, когда я уже была в состоянии получать удовольствие от каламбуров и сама шутить на английском, как на итальянском, я почувствовала, что выиграла свою битву с английским языком.
Язык суахили не был таким трудным. Как и в итальянском, в языке суахили написание слов соответствует их звучанию. Не имея проблем с произношением и обладая достаточно хорошей памятью, я легко овладела этим языком. Мы избрали Кению местом нашего постоянного жительства. Не владеть хотя бы основным языком нашего нового дома казалось мне немыслимым. Я восприняла его так же, как и новую страну – с любопытством, интересом и любовью.
8
Д Р У З Ь Я В К Е Н И И
Friends are all that matters
Guy Burgess
Роль друзей в жизни огромна
Гай Берджес
В нашей любви к Африке мы не были одиноки.
Люди европейского происхождения, живущие в Кении не потому, что так сложилась их карьера, как например дипломаты или управляющие международных компаний, а по собственному выбору, были тесно спаянным сообществом. Они либо родились здесь, являясь потомками первопроходцев или ранних переселенцев, и решили продолжать здесь жить, либо, избрали Кению местом жительства, влюбившись в неё, как и мы. Наши дружеские узы скреплялись общей для всех нас основой – мы могли быть счастливы только здесь. Эта страна была нашим наваждением, и каждый из нас по-своему стремился наилучшим образом использовать здесь свои возможности.
Паоло хотел познакомить меня со своими старыми друзьями, и первые недели мы провели, посещая этих людей, с некоторыми из которых я уже встречалась ранее. В основном они жили во внутренних районах страны. Одним из первых мест, куда меня повёз Паоло, было озеро Найваша, расположенное примерно в часе езды от Найроби по живописной дороге с прекрасными видами на впадину Великого африканского разлома. Дом Блоков - «Лонгонот Фарм» был расположен на южном берегу озера, а вилла Рокко – на противоположном берегу. Свою ферму Рокко назвали «Д.Д.Д.» - «Домино Ди Дориано» в честь нашего друга, сына хозяев фермы. Чтобы попасть на виллу, нужно было подняться по ступеням лестницы, карабкавшейся наверх пологими изогнутыми маршами среди пальм и фиговых деревьев. Паппи Рокко и Жизель в основном проводили время на первом этаже дома в просторных комнатах с высокими потолками. Здесь царила атмосфера Art Deco. Она была во всем – в планировке комнат, в росписях стен. В рисунках и скульптурах Жизели. На обшитых деревом стенах библиотеки повсюду висели черно-белые фотографии, а на всевозможных полочках располагались свидетельства необычной истории жизни их дочерей Миреллы и Ории. Моё первое знакомство с Орией и её мужем-шотландцем Йеном Дугласом-Гамильтоном было заочным – по этим фотографиям. На одной из них Ория была запечатлена в день её свадьбы на каком-то из продуваемых ветрами островов у берегов Шотландии. Длинное платье и шаль с каймой делали её похожей на цыганку. Рядом с ней на фото стоял Йен – белокурые волосы, ниспадавшие на бархатную куртку, кружевное жабо, очки в роговой оправе и непременная клетчатая шотландская юбка в складку. Была там и панорамная фотография стада слонов, снятая на берегу озера Маньяра с такого близкого расстояния, что это казалось небезопасным. Или такой кадр – обнажённый ребёнок Ории, стоя на вершине термитника, касается рукой вытянутого хобота мирно настроенной слонихи. Группа хрупких обнажённых детей Рокко – тёмные загорелые лица, обрамлённые блестящими на солнце светлыми волосами – играет с худыми обнажёнными африканскими ребятишками. Их тела покрыты слоем ила, они разрисовали друг друга причудливыми орнаментами и превратились в живые глиняные скульптуры.
Старшие члены семьи Рокко обладали даром так смачно рассказывать истории из своей жизни, что они звучали как легенды.
Интригующую комбинацию ароматных неаполитанских блюд с секретами французской кухни, приготовленную старым поваром Кимую, подавали слуги в красных фесках на охраняемой высокими кипарисами террасе, откуда открывался прекрасный вид. Во время одного из таких ленчей до нас донёсся шум авиационного мотора, и появился маленький самолёт, словно безумный камикадзе, несущийся к своей цели, он на полной скорости летел прямо на нас. Лично мне именно так и показалось. Было такое ощущение, что посуда на столе задребезжала и что колеса самолета пронеслись всего в нескольких дюймах от крыши, едва не задев её. Я чуть было не расплескала вино, налитое в мой бокал, дети радостно закричали, старшие Рокко сохранили полную невозмутимость.
-Это Йен и Ория, - прокомментировали они как бы вскользь.- Вот и хорошо. Успели как раз к ленчу.
Вот так я и встретилась с ними и с их ангелоподобными маленькими дочерьми – Сэбой и Дуду.
Как и Мирелла, Ория была смуглой и женственной, колоритной и необычной. Глубокий низкий голос, живые глаза, постоянный внутренний импульс, нацеленный на достижение чего-то необычного. Йен, происходивший из аристократической шотландской семьи, получил степень доктора философии в оксфордском университете за работу о слонах заповедника на озере Маньяра в Танзании, где он и его жена прожили много лет. Этот выбор, как и всё прочее, оказал решающее влияние на всю его жизнь. С течением времени Йен стал известным и уважаемым экспертом в области изучения слонов. Дугласы – Гамильтоны были красивой, счастливой и необычной семьёй умных людей. В этой семье смешались итальянская созидательность и спонтанность, французский вкус и шотландская решительность, а также любовь к приключениям и готовность принимать вызовы судьбы. Я сразу поняла, что они всегда будут вовлечены во что-то стимулирующее и интересное. Они с первой минуты привлекли меня, и на протяжении последующих лет дружба наша, разумеется, крепла. А наши жизни неразрывно переплелись. Со свойственной им теплотой и манерой обхождения, Рокко дали мне почувствовать, что они мне рады и что я могу чувствовать себя у них как дома. Мне всегда было приятно навестить их, ибо в ауре этого дома не было места скуки или обыденности.
На южном берегу озера Найваша находилась ферма «Лонгонот», названная так в честь кратера, возвышающегося над озером там, где расположено незабываемое ущелье «Врата ада», по сей день изобилующее антилопами и жирафами. Это было владение Блоков. Глава семьи прибыл туда в начале века из Южной Африки. Всё его богатство составлял мешок семенного картофеля; и, начав с этого, он создал свою империю. Блоки славились гостеприимством. Они ценили дружбу. И в их доме всегда можно было встретить талантливых и выдающихся людей из всех уголков земного шара. Но, несмотря на весь их лоск и светскую заангажированность, и сам Табби и его жена-шведка Айно, каждый по- своему, любили природу и спокойствие загородной жизни. Табби обожал водить гостей по своему безупречно ухоженному огороду и роскошному фруктовому саду. Переходя от одного дерева к другому, он предлагал попробовать их плоды, причём делал это с наивным восторгом и гордостью сельского жителя. Что было неожиданно и забавно в столь светском человеке. У него был дар находить счастье в простых вещах. Табби взял нас под своё покровительство и стал самым верным и самым надёжным из преданных друзей. Айно была элегантной и утончённой хозяйкой дома. Но в её жизни имелось нечто такое, о чём знали немногие люди. И когда она поделилась со мной своими переживаниями, мы очень сблизились. Она потеряла своего обожаемого первенца, заболевшего в младенческом возрасте неизлечимой болезнью. Её рассказ о переживаниях той поры был незабываемо трогателен.
Их дом смотрел на озеро, где Паоло и Эмануэль, позаимствовав лодку Табби, любили ловить чёрного окуня. Лодка, едва не задевая спящих бегемотов, скользила по спокойной воде озера, минуя заросли водяных лилий и зелёные ковры агрессивно наступающей сальвинии.*1 Пеликаны, коршуны-рыболовы и такое множество водоплавающих птиц, что просто дух захватывало, кружили в воздухе или кричали, сидя на полупогруженных в воду голых стволах деревьев. Эти идиллические уикэнды у Блоков превратились в самые яркие события наших первых месяцев поиска собственного рая, и когда мы возвращались в Найроби в машине, битком набитой свежими фруктами и овощами, мы ещё долго вспоминали меренги с клубникой, которые Айно подавала на десерт.
На ферму «Лонгонот» приезжали погостить и другие семьи. Там мы познакомились с Рубенами. Старик Рубен, происходивший, как и Блоки, из российских евреев, приехал в Кению ещё мальчиком на рубеже столетий. В конце первой мировой войны он начал своё дело, имея всего двух ослов. Затем основал компанию «Экспресс транспорт», ставшую позднее гигантом бизнеса грузоперевозок. Его компания имела множество грузовиков и сотни наёмных работников. Монти Рубен был зоологом, увлекавшимся фотографией, медициной и техническими новинками. Основу его характера составляли доброта, преданность и чуткость. Он очень любил Кению и, подобно Паоло, ощущал себя в значительной степени африканцем. По африканской традиции, он впоследствии принял меня в свою семью, и я поняла, что всегда могу положиться на него, если мне будет нужен совет или конструктивная помощь. Жена Монти Хилари являлась его полной противоположностью. Будучи натурой возвышенной, она жила в своём собственном мире, любила красоту и культуру, поэзию и мистицизм, музыку и природу. Всё это сочеталось в ней с состраданием к людям и заботой о них. Меня её общество обогащало и вдохновляло. Духовное родство, объединявшее меня с Хилари, помогло нам постичь, что в этой жизни представляет основную ценность, и это было фундаментом нашей дружбы.
Среди этих вновь обретённых друзей была и Кэрол Бирн. Она являлась таким эфемерным созданием, что я даже не могу вспомнить, как мы впервые встретились. Кэрол вошла в нашу жизнь незаметно, и, казалось, будто она всегда была её частью. Эта женщина походила на тень облака. Ни годы, ни жизненные испытания не оставляли на ней своих следов. Судьба была жестока к Кэрол. Её муж погиб в авиакатастрофе, и она осталась с маленьким сыном по имени Сэм, очаровательным чувствительным маленьким мальчиком, несколькими годами моложе Эмануэля. Однако все переживания и проблемы её жизни не оставили следов на её прекрасном моложавом и одухотворённом лице. Не отразились они и на её спокойной манере поведения. Все трудности Кэрол переносила с достоинством. Общение с ней мы почитали за честь. Её присутствие воспринималось как подарок судьбы и доставляло нам радость. Она любила читать, любила музыку и восточную философию. Кэрол принадлежала к редким людям, живущим в полном согласии со своими убеждениями, и её жизнь была проникнута гармонией. Жила она в доме, выстроенном из камня и больших толстых досок и крытом пальмовыми листьями. Дом стоял на крутом обрывистом берегу реки Мбагати в Китенгеле.
Он был заполнен книгами, коврами, удобными подушками и предметами, каждый из которых имел свою историю. Душа дома была такой же светлой, как и душа его хозяйки. Из больших окон можно было наблюдать, как обитавшие в национальном парке Найроби животные приходят к реке на водопой. Львы частенько сидели на дороге, ведущей к дому, а носороги чесали спины о лианы, растущие в её саду.
Моя новая африканская семья приняла меня быстрее, чем я могла вообразить.
1 Сальвиния – род водных папоротников. С. Быстро растут, размножаются корневищами и при благоприятных условиях полностью затягивают поверхность водоёма.