От чего вновь, – прошло не мало лет, книги М. Льюиса («Большая игра на понижение») и С. Паттерсона(«Кванты»), вышли в 2010 году, что по меркам цифровой революции может быть и довольно давно, - можно вспомнить про кредитно-дефолтные свопы, один из не многих инвестиционных инструментов на финансовом рынке. Дело видимо в том, что в самом названии такого средства финансового трейдинга, проговаривается некая суть дела капитала во всяком случае финансового. Кредит, понятно отсылает к кредиту, дефолт, отсылает к рискам, которые пусть и с трудом, но должен покрывать, в том числе, и финансовый капитал. Обмен, подкачка, загрузка, сделка, стремление махнуться, пусть бы и не глядя, swap, отсылают как раз к торговле. Дело видимо в том, что финансовый капитал, как и любой иной в известной мере делит между собой не произведенную, и не произведенную кроме прочего, им же самим еще прибыль. И это и есть некое производство капитала, кредита. То есть, для финансового капитала разница между производством такого капитала и обменом, производством и распределением, в отличие от иных отраслей производства, может быть практически сведена к нулю. И что же в чем же может быть проблема? Почему финансовый рынок ни может быть в таком случае единственным рынком из всех существующих, и капитал исключительно финансовым? Этот вопрос вполне может быть резонен, ни смотря на его кажущуюся абсурдность, в виду простого и не простого обстоятельства, на которое было указано. Такая высокая степень субстанциональности, причинности в отношении самого себя, непосредственно, мало чему еще может быть свойственна. И что, в чем же задача? И сложность ближайшим образом видимо в том, что и финансовый капитал не однороден. Финансовых инструментов много, и эти капиталы, в том числе, ни могут обмениваться между собой равновелико, пусть бы как раз и не равновеликий обмен и был бы скорее целью, чем средством, прибыль. И да, кроме капитала, в виде кредита существуют еще два, как минимум, источника дохода (скажем материального блага), это земля, вернее земельная рента, и труд, вернее свободный наем рабочей силы. Кроме США могут быть еще, и Россия, и Китай. Источник и мерило стоимости, это совсем не потребность прежде всего, как видимо думали политические экономы Австро- Венгрии, осмысляя, быть может и распределительную экономику стареющей феодальной империи, и ни желание, как это можно понять из АЭ, но труд, прежде всего. Трудовая теория стоимости, словно стандартная модель в квантовой механике, все еще трудно оспоримая парадигма, в подобного рода исследованиях. Сама эта параллель, в виду фигуры речи, в сравнении, между квантовой механикой и политической экономией может быть чрезвычайно наивной. И, все же, она придумана ни вчера. И да, пусть бы и Ж. П. Сартр, в "Проблеме метода", вполне резонно провел ее. Известные чудаки, что почему то, иногда, часто встречаются парами, кроме прочего, и в истории философии, многократно подчеркивали, что сложности с разноголосьем, что не строиться в хор, куда как чаще могут встречаться в политической экономии, чем в какой-либо из возможных физик. И, все же, квантовые эффекты, явно, преподнесли сюрпризы и физикам. Достаточно, может быть, из последних примеров обратить внимание на живую, все еще, со времен споров, Ньютона и Гете, полемику вокруг природы света и затруднений эпистемологии в его отношении, в том числе, и в Дзен.( Странно может быть слышать сетования на отсутствие плюрализма мнений, после такого, даже беглого знакомства с многообразием комментариев. https://dzen.ru/a/Zvub6ICNpkA5erbR Так, кроме прочего, плюрализм мнений может не узнавать себя в многополярности, а та в плюрализме. ) Тем не менее, сложность остается кроме прочего в том, что пространство не однородно, даже при элементарном шитье, коль скоро, именно в таком, на руках, оно, скорее всего, и не однородно, в отличие от ситуации с применением машин и механизмов. Сложность, как множество раз было указано, состоит в том, что однородность пространства, это необходимое физическое и геометрическое допущение ради осмысленности выполнения законов сохранения, это их непременное условие. И потому, да, правду невозможно сказать, пусть и, скорее, сразу, практически никогда. И что же, истина не познаваема, и между феноменами света и математическими теориями о нем пропасть непроходимого смысла? Видимо нет, и именно потому, что бытие- это не все, и именно потому, что есть еще и "не все", ничто или отрицание. И потому еще, могут быть значимы вопросы, каким образом ничто может быть, и иначе, бытие может быть ничтожно. Пусть к безусловности лежит через условность. Даже, если эту последнюю можно лишь чувствовать, все еще, интуитивно, на раз, отмечая и различая, новые и прежние фигуры речи, в общем смысле, метафоры. Удивительно и знаменательно между тем может быть то, простое и не простое обстоятельство, что существуют горизонты смысла, в которых истина может быть высказана лишь с неким избытком метафор и/или фигур речи, если ни игры словами, а не иначе. И с этим удивительным обстоятельством можно вновь вернуться к финансовым рынкам. Относительно, истины которых, видимо, это последнее утверждение, теперь, значимо может быть, едва ли ни прежде всего. Нигде, так иногда может показаться, "золотая метафора" и "золотые слова", ни являются самими собой в большей мере, чем там. Просто и не просто потому, что такие слова и обстоятельства, могут и непосредственно отсылают к самой сути дела. Пусть бы, скорее, такое золото сильно рисковало бы превращаться в золото дураков, словно карета в тыкву, в сказке Андерсена, а труд в мартышкин. Но в этом и может быть суть дела, нет риска капитал не нужен. Если угодно и далее заниматься эпистемологическим регрессом, то можно задаться вопросом, что ни столь далек в этом отношении, как иные, что далеко заходят, о том, насколько художественный фильм, что ведь по определению может быть переполнен условностями, – словно и фиктивная высадка на Луну, могла отличаться от реальной( "Покажи мне Луну"), –может разниться от документального в виду правдивости, и оба они вместе, от книг на основе которых созданы. А те, в свою очередь, чем же отличны, от того что, мол, было на самом деле. Но что, если мир и вправду матрица, а не реальность? И все мы на самом деле те или иные программы, средства контроля цифровой системы? Короче, существует примечательная структурная аналогия, между различием по материи, которое необходимо для того чтобы любая машина, и видимо, в том числе, и мысли, двигалась бы. Тяжелый и легкий путь. Hard и Soft. Сходство между этим обстоятельством и структурами, вычленяемыми в эпистемологии самых различных наук. Памятна может быть критика Рорти, которую он обратил против абсолютного различия сущностей, что нарек буквами А и Б (что, де "сидели на трубе"). Одни, мол, непосредственно познаваемы, очевидны, другие, мол, нет, и потому, эти первые, являются непосредственным условием познания других. Эти первые сущности познаваем лишь немногими, все остальные довольствуются вторыми. И пафос Рорти состоял в том, что это далеко не так, непосредственно не известно что таоке непосредственное и только со временем может оказаться так что именно может быть не известно но может и быть, и, прежде всего, это не так, в виду, мол, абсолютного различия между такими сущностями, и главное, видимо, между людьми, которым одни из них доступны доступны, а другим нет. Это иллюзия создаваемая самими по себе идеализациями. Может быть. И все же, он прибегнул к сокращению, словно и И. Локатош, когда тот, что хоть и заставил говорить буквы, в таком, де, эпистемологическом романе, но все же сделал это с буквами, с сокращениями. Известного рода загадку, поэтому может быть, тем более не просто разгадать, что буквы А и Б, сразу станут прочитываться, словно возможные знаки для чего бы то ни было, как например, в логике высказываний, буква же "и", станет читаться. словно союз в такой логике, что по определению не считается такой же буквой как А или Б. И потому на вопрос, что осталось на трубе, после того, как А- упало и Б- пропало, ответа может не находиться, в принципе. Просто и не просто потому, что "и" это не буква, а связка. Некое удвоение синтаксиса грамматики и логики, и его правильности, может закрыть глаза на простое и не простое обстоятельство, что могут быть простые перечисления. А, И, Б, сидели на трубе. Случаи, в которых на трубе может явно остаться «И». Короче, могут быть открытые вопросы, что только и делают, мол со своей стороны, в известном смысле, в последовательности, вопросов и ответов, эти последние различимыми. И да, такими же, опорными пунктами, могут быть и ответы. Ближайшим образом, это догмы, с утверждениями, вида: "да потому". И видимо, и в познании не обойтись, и без того, и без другого, и без открытых вопросов, и без догм, известного рода принципов, словно, и тем более, в религии и/или морали. И да, отчасти, это может быть заметно и по общим тенденциям комментариев, в сети, в частности в Дзен. Когда автор статьи, действительно пробуждает интерес резонными размышлениями, что, тем не менее, скорее, имеют открытый горизонт, публика ищет успокоения в догматически верных ответах, банальностях науки кроме прочего, на глобальных минимумах, которых не находит, и потому, мягко говоря, расстраивается. И иначе, слишком догматическое изложение, придерживающееся принципов, общих понятий и проторенных стратегий, рискует встретить скепсис, во всей его неприкрытой красе, словно киника на обочине, словно, по дороге в Зион. И да, эти исторические сравнения могут быть не случайны. Имеется, видимо, некая вполне может быть сложная и не прямая, но аналогия между связностями познания, экономики и мировоззрением, в любой возможной форме, пусть и литературной, всякой эпохи. Сложность в том, что эти последние, исторические эпохи, ни разделены между собой непроходимой пропастью, словно так думал Трубецкой. Пелевин легко перемешивает их в своих романах. И любой уголок Земли, в котором сохранились прежние строения и памятники, музеи и соборы, и исторические водопроводы, отнюдь не только на словах перемешивает их. И все же, можно вполне таким же образом, просто, констатировать постмодернизм в отношении романов Пелевина, в особенностях стиля, приуроченных к вполне определенной временной эре, вернее ее границе. Таким же образом, кредитно-дефолтные свопы, это постмодерн капитала. Стремление найти баланс и застраховать, в том числе, и мировым, глобальным образом, и одновременно озолотиться самому, и победить конкурентов, прежде всего, как это любит модерн, все загнивающее, упадническое, и, надо сказать, не производительное с прибылью. Развал одной экономической системы, что назревал, незримо и незаметно, кроме прочего, и породил, не зримыми же перспективами роста, в недрах другой системы, что тогда и изнутри казалось все проиграла на тот момент, такой инструмент. Системы чего? Конвергенции, сходимости, еще и потому, сама по себе стратегия использования такого инструмента хеджирования, словно арбитраж рисков, и одновременное производство рисков, показательна в нем вполне. Капитал явно вступал в новую эпоху своего первоначального производства. Когда преподаватели из университетов могли переходить в другой класс и отнюдь не школьный, а социально политический и экономический, с иным статусом богатства, столь же легко, как когда-то простые, но успешные мошенники в Италии эпохи Возрождения открывавшие новые способы финансирования и спекуляции в банках Венеции. И да, это было и теперь связано с цифровизацией, автоматизацией и роботизацией любого производства. Никогда еще финансовый рынок не получал для себя таких станков информации, как тогда в 70, и тем более, теперь. И да, мы не умнее всех, для всех времен и народов, просто и не просто, изменились средства для письма. Теперь, это может быть просто и не просто ИИ, что пишет по запросу. Последнему метафизику запада потребовалось 30 лет, чтобы это понять, по его собственным заверениям, впрочем, все же гораздо ранее, теперешнего триумфального шествия ИИ. И да, именно поэтому, кроме прочего, желание может становиться ведущей темой, просто и не просто потому, что машины ничего не хотят, пусть бы и работают, и да, именно так как теперь работает ИИ. А мы все хотим всего того, что с нами происходит, что бы это ни было, в чем и состоит один из главных парадоксов желания и рассказов о Джинах. Дело видимо в том, что пока и действительно свобода владеет нами, а не наоборот и именно в виду несоразмерной разнородности, кроме прочего легко обратима, но, вообще говоря, не должна быть такой. Почему бы ни назвать свободу природой в таком случае, тем более что вероятности, в виду ИИ, могут столь впечатляющим образом сочинять песни и создавать живописные картины. Свобода воевать не та же, что и свобода жить в мире. И разве что граница, того и другого, все еще мешает назвать чистой ложью конвергентное состояние. Колебание, которым, та, видимо, является и есть, это ни тождество войны или мира. И оказалось, что, ни мира, ни войны, может быть вполне реально длительным состоянием. Конечно, в 1972 году эта мысль, скорее, могла быть очевидной, в стране, в которой, тогда АЭ перевели, чем где бы то ни было еще, разве что в Японии, и все же, теперь, это, может быть, куда как очевидно и в РФ. Короче, следует видимо еще раз сказать, что в виду утилитаризма, этики, что неким, в том числе, и неким роковым образом, все еще, является всеобщей, в виду расчета приращения всеобщего удовольствия, за счет необходимых жертв, что углубление и расширение кризиса, может быть благодатная почва для лозунга: чем хуже- тем лучше. И именно потому, что в виду такого углубления и расширения, словно в Сиэтле, во времена пандемии вирусного заболевания, на одно лето, определенного рода несвобода может казаться такой свободной, что ее стоит восстанавливать, а не свобода может казаться не существенной, тогда как, в общем смысле, это может быть не так. Это возможная трагедия всех революций и гражданских войн, что могут мнить себя более поздними, по сути, чем буржуазные. Но из мировой империалистической войны, может быть, едва ли ни только один выход, война гражданская. Вторая мировая, по сути, в известном смысле, и была такой, коль скоро покончила с остатками империализма и феодальных империй в Европе. Но в виду погибших, все преимущества теперь капиталистической конвергенции, какие ни есть, могут быть ничтожны. Короче, ни только Евросоюз или НАТО могут развалиться, но и США. Конечно, ради иных, более здоровых на то время, возможных образований, и все же, это может быть так. И этот аргумент, может быть, все сложнее и сложнее, опровергать и отвергать, по мере углубления и расширения конфликта сторон. Кто угодно, хоть вновь монголы, китайцы или индусы, если ни латышские стрелки, только ни эти ни строения, междоусобица, война и разруха. И это так, гражданская война уже идет, в той или иной мере, заградительные отряды могут действовать и действуют, и там, и там, и смерть попирают смертью, только отнюдь не божественной, и без того чтобы призывать к этому, словно когда-то Ленин и русская революция, что явно верно воспринималась Лукачем, словно действительный выход, кроем прочего, из чудовищных военных споров, чьи же все-таки: Эльзас и Лотарингия или Данциг.
Как вам такой сценарий: закрытие РФ доступа в Финский залив, вызовет ответные меры против Прибалтики, и тут некий поляк готов обстреливать Санкт-Петербург ракетами HAIMARIS. Все это кажется абсурдом в стиле Пелевина, но почему-то опыт показывает, что он имеет тенденцию к реализации. И да, именно потому, что окажутся желанными, и никто никого ни будут обманывать. И в виду количества новых жертв, ограниченные, но необходимые репрессии в позднем СССР, что не состоялись, вновь будут казаться реальными и желанными, пусть бы и ради того, чтобы, хоть в воображении, но избежать жертв нынешних, в таком несуразном количестве, вновь, больших. И да, именно в виду утилитарной и, надо сказать, натуралистической этики. И что же делать? Как же быть? Как ни странно, ответ, может быть, все тот же, снова следует надуть финансовый пузырь, торговать, а не воевать. В более серьезной манере, можно сказать, кроме прочего, что, следует, видимо, искать и находить, конвергенции конвергентных систем, а не просто сталкивать их грубо и жестко, руководствуясь устаревшим принципом разделяй и властвуй, коль скоро время такой власти, может сократиться до 15 - 30 минут. И эти аргументы могут быть хорошо известны и таким же образом, становиться, все более и более, пусть бы и назидательно, неотвратимыми.
"СТЛА"
Караваев В.Г.
