«Народ безмолвствует» - знаменитая фраза, завершающая трагедию. Пушкин не сразу пришёл к ней: в рукописи народ повторял фразу Мосальского «Да здравствует царь Димитрий Иванович!»
Написано об этой фразе много, видят в ней и приговор новому правителю, и слабость народную. Наверное, каждая точка зрения имеет право на существование, но хочется проследить, как о народе и роли его судят персонажи трагедии.
Ещё в самой первой сцене мы услышим от Воротынского, что Годунов «умел и страхом, и любовью, и славою народ очаровать», а интриган Шуйский предложит:
Когда Борис хитрить не перестанет,
Давай народ искусно волновать,
Пускай они оставят Годунова.
Он предлагает: «Пусть себе в цари любого изберут».
Практически в конце пьесы прозвучит фраза Гаврилы Пушкина о «мнении народном», которым сильны сторонники Самозванца. Поэтому, без сомнения, говорить о народе в трагедии просто необходимо.
Что мы видим? В первой же народной сцене («Красная площадь») поэт выстраивает свего рода кинохронику, из которой выхватывает то одно, то другое лицо. Кто-то будет сообщать последние известия о Борисе, которого «зовут на царство», кто-то сокрушается: «О Боже мой, кто будет нами править? О горе нам!»
Затем действие перенесётся к Новодевичьему монастырю. Из «Истории» Карамзина мы знаем, что туда удалилась вдовствующая царица, сестра Бориса, а сам он «заключился в монастыре с сестрою, плакал и молился с нею». В первых же строках трагедии будет сказано: «Москва пуста; вослед за патриархом к монастырю пошёл и весь народ».
Но вот получится эта народная сцена такой, что при первой публикации из-за цензурных соображений Пушкин её удалил. Почему же?
С одной стороны, «вся Москва
Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,
Все ярусы соборной колокольни,
Главы церквей и самые кресты
Унизаны народом».
А с другой – многие из собравшихся даже не понимают смысла происходящего: падают на колени, потому что «дошло до нас», молят будущего царя «смиловаться» и «властвовать», при этом замечая: «А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета». Они будут советоваться, как вызвать слёзы: «Нет ли луку? Потрём глаза». - «Нет, я слюнёй помажу». И тут же баба, сначала успокаивавшая плачущего ребёнка («Не плачь; вот бука, бука тебя возьмёт!»), а теперь требующая, чтобы он плакал («Как надо плакать, так и затих! вот я тебя! вот бука! Плачь, баловень!»), и даже бросающая его «об земь», чтобы запищал («Ну, то-то же»).
Услышав весть о согласии царя, народ будет дружно кричать:
Венец за ним! он царь! он согласился!
Борис наш царь! да здравствует Борис!
Но говорит ли это о подлинной народной радости? Конечно, высокопоставленным цензорам такая сцена понравиться не могла…
Народные сцены появятся вновь только ближе к концу трагедии, но в репликах других действующих лиц мы постоянно будем слышать о народном мнении.
Так, мы услышим, как Борис (напомню, он когда-то «народ очаровал») посетует:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мёртвых.
Упомянув, что его «беснуясь, проклинали», виня во всех народных бедах, он сделает окончательный вывод:
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
А вот Шуйский с Афанасием Пушкиным, обсуждая явление Лжедимитрия в Польше, скажут: «Попробуй самозванец им посулить старинный Юрьев день, так и пойдёт потеха» (справедливости ради заметим, что вопрос, когда был отменён Юрьев день, до сих пор ответа не нашёл, историки спорят, а потому упрёк, что Годунов «Юрьев день задумал уничтожить», вряд ли справедлив; но так у Пушкина). А затем Шуйский, говоря Годунову о самозванце, предскажет:
К нему толпу безумцев привлечёт
Димитрия воскреснувшее имя.
И действительно, люди готовы идти за «чудом спасшимся» царевичем. И в сцене перед собором мы из реплик собравшихся сделаем ясный вывод, что не верят люди заявлениям, будто «Димитрий» - это Гришка Отрепьев: «Пускай себе проклинают; царевичу дела нет до Отрепьева».
А вот последние сцены заставят людей задуматься. Только что, выслушав речь Пушкина с призывом «Целуйте крест законному владыке», народ начинает размышлять:
Что толковать? Боярин правду молвил.
Да здравствует Димитрий, наш отец!
И услышав призыв с амвона:
Народ, народ! в Кремль! в царские палаты!
Ступай! вязать Борисова щенка! – «несётся толпою»:
Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!
Да гибнет род Бориса Годунова!
Но придя к дому Годунова и увидев сидящих под стражей Ксению и Фёдора, услышав слова того, кто совсем недавно был царём, «Поди, старик, я беднее тебя, ты на воле», - люди начинают жалеть «невинных деток».
А услышав шум в доме, куда вошли бояре, как сначала подумали, «приводить к присяге Феодора Годунова», народ понимает, что что-то не так, и уже готов бежать на помощь: «Слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся... Слышишь? визг! — это женский голос — взойдём! — Двери заперты…»
И лживость известия, что «Мария Годунова и сын её Феодор отравили себя ядом», людям ясна. Потому и замирают они («Народ в ужасе молчит»), и безмолвствуют.
Да, пока народ ещё только молчит, заговорит он годы спустя, но сомнения в правоте нового правителя уже появились…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь