«От чего нам полными быть? Стакан чая с одним кусочком сахара выпивали, конфет и сдобы не видели, а бегали, прыгали как козы. Помню, невестами были, а всё в лапту играли, в вышибалы бились до седьмого пота, а про домашний труд и говорить не хочу. А вы на диетах сидите, не понимаете, что полнота только работы боится. Бывало с танцев приду, кружку молока со свойским хлебом намулызгаюсь, и в кровать».
Юля рассматривала пожелтевшее фото и с претензией в голосе обратилась к бабушке:
— Бабуль, это ты с подругами? Ты же говорила, что вы бедно жили в деревне, что одеть нечего было, а я смотрю на фото: вы все такие модные, в таких красивых платьях.
Бабушка Маруся посчитала это насмешкой в свой адрес, и любопытство подтолкнуло её посмотреть фото:
— Где, интересно, ты разглядела модниц?
— А вот посмотри: платья короткие, рукавчики модные, вырез на груди такой, за который меня ругаешь, а на ногах высокие не в обтяжку сапоги на низком каблуке. Колени платьем не прикрыты, а меня стыдишь за это, а сами-то попы оголяли, — Юля засмеялась от души и долго не отдавала фото в руки бабушке.
Наконец та взяла из рук шаловливой внучки снимок и стала внимательно рассматривать, а заодно вспоминать, когда и с кем она сфотографировалась. Внучка, обняв свою любимую бабулю, подвела её к дивану, попросила присесть рядышком и рассказать о себе и о подругах.
— Вот ты говоришь, модные сапоги! А ты знаешь, что это литые, резиновые? Было лето на дворе, дождик ливанул как из вёдра, дорог не было, одни кюветы. Под ногами грязь месится, а, как на зло, Васька-киномеханик фильм привез в клуб. Нам же хочется сбегать посмотреть. Мне платье от старшей сестры досталось. Сапоги напялила на босу ногу, и с подругами побежали в клуб. Бежим, смеемся, а сами сапоги чуть не потеряли, голенищи по икрам шмяк, шмяк, грязь в разные стороны летит. А ты говоришь, модные! Вон, стоят в коридоре, обувай и иди модничай.
Внучка представила себя в резиновых сапогах на дискотеке и засмеялась.
— А платье, между прочим, на подоле было зашито. В клубе Степан лопоухий сестру мою потянул за подол и порвал, вот мне оно и перепало.
— Это нашего дедушку Степу лопоухим звали? Бабушка, а кто это рядом с тобой стоит? Коса до бедра, и главное, ленточка вплетена в косу, и бантик с кулак. Во смехатура! Наверное, женихи за косу постоянно дергали.
— А это Ирина Алексеевна, бывший директор школы, она любила Фёдора, а он за коротко постриженной приударил, и она сдуру взяла и отрезала косу. Отец так её этой же косой отшлепал, что мало не показалось. А Фёдор прибежал к ней и признался в любви, мол, провожал Нину назло ей, что хоть лысая будь, всё равно любить буду. У неё коса дома лежит до сих пор, внуков ею гоняет.
— Бабуль, а кто это в сапогах, как в ботфортах, самая модная, что ли?
— А это Нюрка. Мать спрятала её сапоги, она в братовых убежала. Говорила, когда ещё такую картину привезут, а дойка на ферме не уйдёт. Кстати, она тогда после кинокартины босиком танцевала, сапоги поставила в угол и пошла пятки бить. Кстати, она же уехала в город, вышла замуж и мужа переманила в село. Всё смеялась, что ей проще в сапогах, чем на каблуках ходить. А если серьёзно, она же ветврач от Бога.
— Бабуль, какие же вы все худенькие…
— Да мы, наоборот, хотели посисястее быть, посправнее, чтобы повзрослее выглядеть. От чего нам полными быть? Стакан чая с одним кусочком сахара выпивали, конфет и сдобы не видели, а бегали, прыгали как козы. Помню, невестами были, а всё в лапту играли, в вышибалы бились до седьмого пота, а про домашний труд и говорить не хочу. А вы на диетах сидите, не понимаете, что полнота только работы боится. Бывало с танцев приду, кружку молока со свойским хлебом намулызгаюсь, и в кровать. Любила с мамой спать. Ноги ледяные поближе к ней пристрою, а она, смеясь, говорила, что женихи пошли не те, что не могут невест согреть. Бывало лежим, шепчемся, а рассвет подкрадывался подслушать нас. А ты, смотрю, всё маме говоришь: «Отстань, я сама разберусь!» А я в жизни не могла сказать матери: отстань.
— Бабушка, мы вообще-то фото рассматриваем, а не меня воспитываем. А это кто, сутулая стоит? Плечики в платье не на месте, и талия — на бёдрах. Что это за чучело?
— А это Валентина Петровна, бывшая директор департамента культуры. А тут она в чужом платье, своё порвала, когда через окно вылезала, а мать её не пускала к Косте конопатому и поймала её за платье. Валя заводилой была, певунья ещё та! По её песням понимали, какое у неё настроение. Бывало, как затянет, что с самого дна души достанет слезы, а бывало весёлую, что все в пляс пускались. Так она за сахар и пряники исполняла песни по заказу, потом нас угощала. Училась на пятёрки, но её мама не отпускала в Москву учиться, так Валя, как Ломоносов, пешком ушла. Кстати, она вышла замуж не за того конопатого, а тоже за конопатого, только ещё рыжее. Внуки — все в деда: рыжие, как лисята, а певцы в Валентину.
— Бабуль, ваши платья все красивые, но на один фасон, как будто одна рука шила. А мы так не хотим одинаково одеваться. И причёски у вас детские, сами уже невестились, а на голове — как будто в первый класс собрались.
— Это ты ещё нас в шалях и валенках в клубе не видела. Сама удивляюсь, как нас женихи различали, все в шалях были, как матрёшки на одно лицо. Мама ругала, что без калош валенки ношу, а я не слушалась, без калош легче было плясать.
Внучка представила себя в протертых до дыр на подошве валенках, в шали, в пальто с облезшим воротником и с варежками из вонючей, колючей овечьей шерсти, и начала смеяться. Бабушка укоризненно покачала головой, хотя сама улыбалась и продолжила:
— А ведь мы все были счастливыми, хотя одевались одинаково. Тепло нам было и весело, мы любили, и нас любили, могли ценить, беречь, а главное, мы хотели видеть всех счастливыми, не было той зависти, как у вас сейчас. Вот посмотри, мы же все здесь, как вы теперь говорите, даже стыдно сказать, но скажу, "тёлки". Только бычки-то у нас были племенные, породистые. Наши парни были не пьяницы, не наркоманы, от работы и от армии не отлынивали, не стеснялись быть трактористами, агрономами, хлеборобами. И наплевать нам было, что голенище сапог по икрам шлёпает, мы бежали в клуб веселиться, а не наряды показывать. Да что говорить?! Вернуть бы то время, опять бы натянуть чужое платье, чужие сапоги и побежать к своему любимому.
Бабушка вспомнила своего мужа и всплакнула. Юля, обнимая её за плечи, ласково сказала:
— Бабулечка, вы самые красивые, умные, весёлые, и не спорь со мной, и самые модные. Вот если сейчас в таком виде пройти бы по подиуму, то сразу в мисс записали бы. А главное, вы были самыми счастливыми, свободными.Вы не по подиуму ходили, а по земле, вы летали! Бабушка, можно я себе это фото оставлю?
— Конечно, оставляй! Это же память о самой модной бабушке.
Юля засмеялась и в знак благодарности нежно обняла бабушку и крепко поцеловала.
Наталья Артамонова
Здесь можно прочитать еще один рассказ автора ⬇️⬇️⬇️