Сюжеты не создают, но ищут, так же, как истории рассказывают, а не сочиняют. Миядзаки не упускает случая напомнить, что не знает, каким получится фильм, более того, не ясно, что именно он собой представляет сейчас. Художник рисует и создаёт мир, уже видя перед собой картину, но не образы; последние возникают неожиданно, выскакивают из очередного штриха или движения кисти. Видение детерминировано образом, но не стоит подразумевать здесь «скованность» и «неповоротливость» созерцания, - оно собрано как участвующий в совершающемся действии элемент; зритель подходит к образу и оказывается схваченным им. У произведения, конечно, есть конструкция, но только мнимая, весьма схематичная, не лишённая недочётов, ведь сама она всего лишь отголосок того терпеливого выстраивания полотна, которым был занят автор; изображение таит в себе множество изображений, вряд ли у них есть конкретное число, но лица каждого будут разными; всякий раз образ обращается к произведению с целью утвердить собственную самотождественность. Созерцание снимает свою отстранённость, тем самым восходя к реакции, интенсивно осуществляя произведение (сквозь образ) в качестве способа говорения.
Анимация обезличивается в ходе самоопределения, но нельзя сказать, что она теряет лицо, обращая себя в симуляцию. Анимация – это проект кинетики, которая в кино (в своём родном доме) отяжеляется конкретной визуализацией, обрастает корой. Плоть в анимации бесплотна, правда, так или иначе, её существование вполне неумолимо, когда становится ясной невозможность продления процесса как схемы с поэтапным прогрессом или регрессом (невозможность разворота тематики от интенсификации и тональности в поле игры механического конструктора). Вглядываясь в едва очерченные силуэты, которые являются либо пейзажем какой-нибудь из префектур, либо видом гор, которые ещё помнят, какие разворачивались у их подножий самурайские битвы, зритель становится очевидцем структурной развёртки, перманентного конструирования онтологии в пределах того полотна, где рука художника окончила линию. Суть заключена в неповторимости самого материала, хотя, можно ли называть это материалом? Видение предшествует образу, но данный тезис возможен лишь в ретроспективе из самого образа; анимация – свидетельство, что кино трансцендентно в себе и не терпит нападок внешнего в качестве критического анализа. Подобный анализ исходит из наблюдаемого, из цветовой гаммы или очертаний глаз, фигур удивительных существ. Слова не меняются, меняется только интонация, слабеет и крепчает нажим кисти, - осуществляется модель художественного произведения как онтологии в онтологии.
Фильм есть сумма образов; человек есть сумма жестов. Но в обоих случаях сумма и состав суммы тотально разъединены, и само единение – это чьё-то совершающееся присутствие, исходящее из образа (или из жеста).
В «Ведьминой службе доставки» особо примечателен один из заключительных эпизодов. Кики бежит по мощённой улице, продираясь сквозь людскую толпу, ещё немного, и девочку охватит паника, но сильнее страха оказывается стремление помочь Томбо. В конце Кики, сбив дыхание, останавливается, навалившись на фонарный столб. Ряд кадров обретает событийность, завершённость. Исключительное отчаяние сталкивается с неколебимой решительностью и готовностью пойти на риск. Миядзаки обрывает любые линии, когда-то связывавшие Кики с детством, с территорией спокойствия, безопасности. И обрывает именно сейчас, поскольку мы говорим об образе; в данном случае зритель также отрезан от увиденного ранее. Неразрывная секунда несёт в себе раскалённый смысл произведения; если допустить, что эта секунда может быть расчленена, раздроблена, что из неё можно извлечь историю, которая, в свою очередь, позволит связать между собой прошлые и будущие образы, как если бы они были даны в конкретном скоплении, то произведение останется только произведением, объектом эстетики. В этой связи стоит вспомнить слова Миядзаки о Кики: «её магия стала более глубокой», - чудо оборачивается борьбой, стяжением.
Движением созидается мир, и этот мир ломается другими движениями, если, конечно, мы размыкаем сцепления в образе, провоцируя оный как дление. В произведении нет какой-либо вненаходимой самому произведению точки; любое наше действие, любое отклонение дискурса влечёт за собой отклонение в ритме, и наоборот. Нужно иметь в виду, что в подобных ситуациях интерпретация необратима, это не безопасный путь, прокладываемый среди услужливо расставленных троп, но рискованное путешествие, когда любое проявление слабости равносильно смерти. Рисунок изменчив в отношениях; в композиции есть чёткий структурный элемент, но он не является перманентной актуализацией, то есть недостаточно просто смотреть фильм, необходимо его воссоздавать – внутри отношений между частями. Эти части не обязательно сгущены и сбиты в какую-то фигуру или форму, но они явят себя, когда зритель себя обнаружит в отношениях, сгенерировав экзистенцию в локальном пространстве.
***
Поделитесь в комментариях, как Вам фильм:) Интересно узнать Ваше мнение)
Подписывайтесь, ставьте лайки:)
Также заходите на наш канал на ютубе, там много интересного!