Вспомнился один давний рассказ.
Дед Иван.
В 80 лет он оглоблей разогнал дерущихся на свадьбе мужиков. В 90 бабушка колотила его скалкой за роман с сорокалетней вдовушкой, которой он всё лето специально медленно чинил забор. Бабушка была моложе него на семь лет. В 95 он ещё ходил за плугом, косил и управлялся со скотиной.
На поминках по бабушке дед опрокинул гранёный стакан само.гона. Не закусил. Хлопнул ладонью по столу и кратко подытожил : " Всё!"
Дед не вел здоровый образ жизни . Спал на сундуке под иконами. Вставал затемно и выпив стакан молока , уходил из дома.
Ежедневно дед выпивал по две стопки ядреного само.гона. Качество его проверял , налив чуток на стол и чиркнув спичкой. Курил самосад.
Перед обедом читал " Отче наш" и мог треснуть ложкой по лбу, если кто потянулся за блином в это время.
В храм ходил пешком за пятнадцать километров . Два раза в год - на Рождество и на Пасху.
Дед был заядлый охотник. Однажды в схватке с медведем победил его в руко.па.шной трофейным штык - ножом.
В деревне деда прозвали Общий Иван. Его всегда звали на помощь. Крышу перекрыть, огород вспахать, дров наколоть, хлев поправить . После работы - всегда застолье, перва.чок под хрустящие огурчики, песни. К полуночи являлась бабушка , угадывая по песням :
- Где поют, там и Ваня!
Она хлестала деда Ивана вышитым рушником по чём попало. И причитая, вела его домой. Дед никогда не огрызался . Прикрывал ладонями лицо и говорил:
- Ну не сердись, не ругайся, ягодка моя!
Очень хотелось узнать : что хранится у дедушки в сундуке. Никто, кроме деда, не имел права его открывать.
Отец рассказывал, что в Гражданскую в..ну дед служил в Первой конной у Буденного. Дошёл до Варшавы, заменил погибшего комэска и захватил штаб. За это деду дали Орден Красного Знамени. Вот он и хранился в сундуке. Вместе с медалью за Отечественную, когда он бродил по лесам в партизанах.
Каждый год, в день моего отъезда , дед открывал свой сундук, доставал узелок. И вручал мне подарок - десять рублей . Тогда были немалые деньги.
Потом мы увиделись аж через восемь лет. Это была последняя встреча .
После Чернобыля деревеньку расселили. Несколько стариков уезжать отказались, и бабушка с дедушкой тоже.
Я подарил бабушке пуховый платок, а деду - каму.фляж и куртку - канадку.
За столом , накрытым расшитой скатертью, дед Иван торжественно прочёл " Отче наш", мы " махнули" по стаканчику семидесятиградусного первака, занюхали домашним хлебом и закусили щами с белыми грибами .
Потом пошли в баньку, где собрались все шестеро мужиков, оставшихся в деревне. Хлестались дубовыми вениками, обливались ледяной водой из бочки.
Утром я проснулся , в горнице уже было светло. Дед ещё затемно ушел работать. Бабушка накрывала стол к завтраку - блины, яичница со шкварками, молоко, пшённая каша в горшочке.
Тикали старые ходики с кукушкой...
На прощание бабушка перекрестила меня и поцеловала. Дед Иван хитро улыбнулся, достал из сундука узелок и вручил десять рублей. Потом проводил до автобуса .
Потом я послал свою фотографию в форме. А через неделю получил от деда письмо.
На листке из школьной тетради было написано : " Внучок! Спасибо! Над фотой баба Ганя плакала. Хадил в сельсавет , паказал предсядателю. Он сказал - такой маладой! Генералом будет! Приезжай, первака тяпнем, грибов насушу, у нас антоновки полный сад, а есть некому и пчолы адичали."
В последнюю ночь рядом с Иваном был сын, мой отец. Попарились в бане. Выпили потом они грамм по триста. Отец и не верил, что дед может у.ме.реть. Легли за полночь.
Утром проснулся отец - печь остыла, ходики тикают, а дед лежит в своей выходной рубахе на сундуке , сложив на груди руки, и не дышит ...
Девяносто девять лет прожил.
Теперь в Деревеньке никто не живёт . Хаты заколочены почерневшими досками. Покосившиеся кресты на погосте. Буйные сорняки в огородах.
Деду Ивану посвящается.