12 мая, 1941г. Германия. Аэродром Хаунштеттен.
Взлётная полоса аэродрома блестела в стеклах защитных очков пилота мрачной серебряной лётной. Мелкий назойливый дождь застилал видимость своей плотной пеленой, скрывал в густых клубящихся тучах весеннее небо над Хаунштеттеном. Легкомоторный мессершмитт смотрел своим заострённым жёлтым носом в хмурое небо над аэродромом. Тяжёлое дыхание сбивалось в лёгкий свист, сопровождая такой непривычный бег для второго лица в самом мощном государстве мира, второго лица нового рейха, тысячелетнего, незыблемого и самого великого.
– Стоять! – воскликнул охранник, и промокшая чёрная овчарка тут же натянула поводок в его руке, исходя глухим лаем, – документы!
– Капитан Альфред Хорн! – перекрикивая лай собаки представился готовый к вылету пилот, – срочный вылет! Приказ Эрхарда Мильха!
– Извините, господин капитан, приказа не было… – виновато поправил фуражку офицер, – да заткнись, ты! – зло пнул он расходившуюся овчарку, – нужно с диспетчерами связаться, да и погода нелётная.
– Дело не терпит! – пилот стянул с лица прямоугольные стëкла защитных очков и взглянул в молодое лицо обервахмистра, – если не хочешь проблем – просто отойди.
– Извините, господин капитан, – замялся офицер, – порядок есть порядок, я должен дождаться… – он осёкся, оглушëнно уставившись в развёрнутый перед ним партбилет вечернего гостя, – виноват… – ошарашенно выдавил из себя обервахмистр, вытягиваясь в струнку перед пилотом, – удачного полёта, господин рейхсминистр, не смею задерживать!
– Передайте, чтобы небо обеспечили, – раздражённо бросил пилот и поспешил к ожидавшему его bf-110.
Через несколько минут мощный мотор самого быстрого истребителя рейха – гордости немецких авиаконструкторов, ревел на полных оборотах, рассекая густой влажный воздух стремительным винтом. Пилот натянул на лицо плотные панорамные очки и отпустил рукоятку тормоза. Машина тут же, словно породистый скакун, дёрнулась с места, почувствовав вожделенную свободу, и стальная птица войны устремилась по взлëтке, разгоняя белую пунктирную линию под своим брюхом, превращая её в одну сплошную черту. Наездник враз ожившей летающей рептилии из стекла и стали пришпорил её, дернув на себя рычаг высоты, и взвывший в ответ мессершмитт задрал вверх раскалённый солнечно-жëлтый нос, устремившись в густые хмурые небеса Германии.
– Мëлде! Кто разрешил взлёт!? – придерживая так и норовящую сползти под брезентовой накидкой фуражку прокричал сквозь пелену дождя семенящий к часовому грузный диспетчер Бендер.
– Сидеть! – рыкнул рванувшей в сторону начальника овчарке обервахмистр. Та тут же упала на задние лапы и высунула язык, – господин обер-лейтенант, виноват, – молодцевато отчеканил часовой, – но это был рейхсминистр Гесс, не в моих полномочиях было…
– Какой ещё Гесс!? – тут же вспылил раскрасневшийся Бендер, – ты в своём уме, Мëлде? Под трибунал пойдёшь! У тебя только что истребитель из-под носа увели!
– Гесс, господин обер-лейтенант, – уверенно повторил обервахмистр, – я его и в лицо узнал, когда он очки снял, столько раз в газетах печатали… Он и партбилет показал. Рудольф Гесс. Я точно прочитал!
– Гесс, значит… – ловя промежутки в разбушевавшейся одышке раздражённо проворчал Бендер, – а знаешь… – наконец выдавил он, грозя пальцем часовому, – а я так сейчас и доложу: обервахмистр Мëлде отправил в полёт рейхсминистра Гесса на новеньком мессершмитте! – конец фразы обер-лейтенант уже прокричал задыхающимся фальцетом, – и пусть там, – он указал пальцем вверх, – с тобой потом и разбираются!
Часовой застыл в безмолвии, глядя в маленькие глазки начальника, а овчарка глухо зарычала, несмело подрагивая краями пасти, но встать так и не решилась.
– Продолжайте службу, обервахмистр, – выдохнул Бендер и, неловко переваливаясь, засеменил обратно в диспетчерскую.
* * *
12 мая 1941г, Берлин, рейхсканцелярия.
«Министр вооружения Германии», – сладострастно, нараскат и как-то томно прокатил через нëбо на кончик языка такие сладкие слова сидящий в приёмной фюрера Альберт Шпеер. Он был доволен собой. Такая карьера! Главный архитектор третьего рейха, а сейчас ещё и министр вооружения. В картонном тубусе, лежащем на том же кожаном диване, на котором сейчас восседал Альберт, лежали чертежи нового Берлина, новой столицы мира! Мира свободного и счастливого, мира без евреев, цыган и остальных унтерменшей. План предусматривал две оси, проходящие через центр города перпендикулярно друг другу – с запада на восток и с севера на юг. Место пересечения осей должен был украсить гигантский Зал Народа. По каждую сторону Северо-южной оси он решил построить огромные железнодорожные вокзалы. От Южного вокзала к Залу Народа через Триумфальную арку пойдёт Парадная улица шириной метров сто, а может и сто пятьдесят и длиной около пяти километров, вдоль которой раскинутся каменными громадами министерства и ведомства рейха…
Под эти бравурные мысли Альберт начал клевать носом и расслабленно осунулся на спинке кожаного дивана. Спешить ему было некуда – у фюрера шло военное совещание, а это не его дело, его дело – строительство и архитектура. Новые аэродромы, военные базы и, конечно же, дворцы – его слабость. Даже бункер для фюрера он прорабатывал тщательно и со вкусом.
Из ватной перины накатившей дремоты Шпеера вырвал истошный, нечеловеческий вопль, пронзивший пространство приёмной.
– Нет, нет, нет, нет, нет! – вопил Гитлер из-за двери кабинета, а потом его крик перешёл в какой-то звериный вой.
Альберт вскочил с дивана и, позабыв про субординацию, распахнул тяжёлую дубовую дверь кабинета фюрера. Картина, представшая перед ним, повергла его в смятение: Гитлер стоял, опершись одной рукой о стол, а другой зарывшись в растрепанные, разметавшиеся по макушке волосы, генералы Кейтель и Гальдер замерли, вытянувшись в солдатской стойке, а секретарь и переводчик фюрера Пауль Шмидт затравлено смотрел себе под ноги, молча играя желваками на бледном, гипсового цвета лице. Немая пауза длилась не более десяти секунд, но Альберту показалось, что мир как будто застыл и медленно, по кирпичику начал отваливаться с такой, ещё минуту назад, надёжной мозаики нового мироустройства.
– Вызовите всех сюда! – наконец взревел фюрер, стряхнув с себя охватившую его вдруг поволоку, – свяжитесь с Герингом, пусть хоть на самолёте летит! – кричал он в трубку, которая только чудом не треснула в его побелевших от напряжения пальцах – Найдите Браухича, Гиммлера, шевелитесь, действуйте! А самолёт сбить! Немедленно! Поднимайте авиацию!
Уже через несколько минут в кабинет вбежали Борман, Мюллер, Гейдрих и Шелленберг. Они, тяжело дыша, вскинули руки в нацистском приветствии и молча смотрели на Гитлера, не понимая такой волны ярости от фюрера.
– Пятнадцать минут назад, – тщетно пытаясь унять клокочущий яростью голос начал фюрер, – с аэродрома в Хаунштеттене, – он сделал паузу, подошёл к высокому окну и устремил взгляд в мрачные, предавшие его небеса, – Рудольф Гесс, – и снова повисла пауза, которую никто не смел разбить случайным словом, – улетел в сторону Британии, – Гитлер резко крутнулся на каблуках и пронзил присутствующих резким взглядом своих голубых глаз, – Рудольф Гесс! – прокричал он, срываясь в верхние ноты, – тот самый Рудольф Гесс! Вы понимаете, что это значит!?
Все четверо замолчали и отвели взгляды в разные углы кабинета. Гитлер, тем временем, снова схватил трубку и заорал:
– Что с самолётом!? – после чего наступила пауза, разбавляемая мелким жужжанием динамика, а потом фюрер брызнул слюной в ненавистный уже приёмник телефона и, сжав зубы, то ли грозно, то ли жалобно, было уже не разобрать, заскулил: – и что, что над Ла-Маншем!? Догнать и уничтожить! – после чего он несколько раз ударил трубкой по рычагам аппарата и замер, уставившись стеклянным взглядом в полированную столешницу из морëного дуба, оперившись на неё побелевшими до хруста кулаками.
В кабинет, тем временем, ввалились Геринг на пару с Браухичем.
– Хайль Гитлер! – в один голос выкрикнули они, на что фюрер вяло ответил лёгким движением руки.
Рейхсмаршал и, по совместительству, рейхсминистр авиации Герман Геринг прошагал через весь кабинет и грузно осел в огромном кресле из красной кожи в углу комнаты. Его глаза, почти полностью чёрные из-за неестественно расширившихся зрачков, отстранённо пробежали по присутствующим в помещении и застыли на сгорбившейся фигуре вождя. Генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич, командующий сухопутными войсками, в свою очередь, отошёл на несколько шагов от двери и замер в ожидании слов фюрера.
– Вам уже доложили нашу проблему? – не отрывая взгляда от стола спросил Гитлер.
– Не догоним, – флегматично бросил Геринг, – Гесс отличный пилот, мы вместе на мировой войне летали. Если фору в пять минут дали, всë… – обречённо махнул он рукой, – уже не догнать. Тем более на сто десятом.
– Не догоним!? – взвился фюрер, – не догоним!? Отличный совет, господин рейхсмаршал! – он особо выделил интонацией последнее слово, ведь звание «рейхсмаршал» было уникальное и единственное, принадлежавшее только Герингу, – может тогда сразу пулю себе в лоб пустим, а, господин рейхсмаршал!?
– Не обязательно нам его сбивать, мой фюрер, – подобрался Геринг, – это сделают за нас британцы. Я уже поднял в воздух эскадрилью для ночного налёта на Лондон. Их ПВО сделают работу за нас, он не проскочит.
Гитлер рывком вышел из-за стола и в несколько шагов оказался возле вмиг вскочившего с кресла Геринга.
– Герман! – воскликнул фюрер, – ты не зря носишь свои награды! Будем надеяться, что этот предатель утонет в океане, но никогда не доберётся до Англии.
– Так и будет, мой фюрер! – Геринг изо всех сил сфокусировал уплывающий взгляд на Гитлере и постарался по-офицерски щёлкнуть каблуками, что у него не очень получилось.
– Теперь нам остаётся только ждать, – устало выдохнул раскрасневшийся Адольф и опустился на мягкий стул у рабочего стола, – Гиммлер где? – раздражённо бросил он секретарю, и тот заполошно выбежал из кабинета.
Ближе к полуночи рабочий телефон в кабинете фюрера, чудом сохранивший работоспособность, разбил царящее напряжение на мелкие осколки дробным назойливым звоном.
– Слушаю! – воскликнул Гитлер, схватив трубку и тем самым оборвав звонок на первых же нотах. Выслушав доклад он поменялся в лице и точно постарел лет на десять. Оскалившись он коротко, без размаха швырнул аппарат на пол и ударил кулаками о массивную столешницу, – дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! – завопил он, молотя кулаками о стол, – нам всем конец! Нам конец! Вы это понимаете!? Вы понимаете это!?
В кабинете рейхсканцелярии повисла такая тишина, что можно было услышать, как растут листья у огромной монстеры в углу кабинета.
– Мы не знаем цель его полёта, – первым нашёлся что сказать Геринг.
– Не знаем!? – снова взбесился фюрер, – не знаем!? Гесс был главным нашим связным с новой Швабией! У нас было всë! А теперь он хочет отдать это нашим врагам! Что тут непонятного!?
– Разрешите? – дверь скромно отворилась, и в проёме нарисовалась субтильная фигура Гиммлера. Все резко повернулись к опоздавшему и покосились на Гитлера.
– Входите, Генрих, – нетерпеливо махнул рукой Адольф, – заждались уже.
– Приношу свои извинения, – негромко произнёс невысокий рейхсфюрер СС, – дела были вдали от Берлина.
– Что скажете, Генрих? – Гитлер впился взглядом в серые глаза Гиммлера, – наше положение сейчас критическое.
– Я думаю, – шелестящим голосом произнёс новоприбывший, – нужно быть реалистами. Про снабжение с юга можно забыть. Британцы нас отрежут от новой Швабии.
– Допустим, – вмешался Шелленберг, – но у нас на сегодняшний день есть всë необходимое. Советский Союз снабжает нас исправно и в срок. Моя разведка сообщает, что Сталин выжидает, ему война сейчас не нужна, мы можем спокойно, как и планировали, ещё год готовиться.
– Твоя разведка дерьмо! – ударил ладонью по столу фюрер, – они не знают Сталина! Ты не знаешь Сталина! Никто из вас не знает Сталина! Только я знаю его и понимаю! Как только он почувствует, что мы попали в западню с ресурсами на юге, он тут же сам и захлопнет эту западню у себя на востоке, и нам конец! Нам всем! – и вновь в стенах рабочего кабинета фюрера воцарилась звенящая тишина. Гитлер внимательно осмотрел присутствующих, ненадолго задержался на раскрасневшейся физиономии Геринга, и, промокнув лоб платком, продолжил: – я предлагаю форсировать план «Барбаросса».
– Это самоубийство, – хрипло пробормотал Геринг, – тяжёлые танки ещё не в серии, нет зимней формы, зимнего топлива, советы превосходят нас почти во всех видах техники, а на дворе уже май – мы просто завязнем в русских дорогах и русских морозах.
– Это риск, – отрезал фюрер, – а вот остаться ещё на год в глухой обороне с расчётом только на русское сырьё – вот это настоящее самоубийство. Не ваша задача, рейхсмаршал, – снова выделив звание Геринга, прошипел Гитлер, – думать так глобально, ваша задача авиация.
– С авиацией всë отлично, мой фюрер, – коротко ответил Геринг.
– Вот и славно, – отчеканил Гитлер, всем своим видом указывая подчинённому на его место, – Браухич! – перевёл он взгляд на командующего сухопутными войсками, – какие у нас оптимальное сроки «Барбароссы»?
– Конец апреля – начало мая, – мрачно ответил фельдмаршал, – на три недели уже выбились.
– Угу, – Гитлер сжал губы в полоску и пошевелил щëточкой усов, – сколько времени нужно, чтобы подготовить группировку к полномасштабному вторжению в Россию?
– Думаю, не раньше июля, – так же беспристрастно ответил фон Браухич.
– Значит нужно постараться к середине июня, – фюрер оперся руками о стол, устало глядя в глаза фельдмаршалу.
– Значит постараемся, мой Фюрер! – с деланой бодростью ответил Браухич.
– Хорошо! – хлопнул ладонью по столу Гитлер, – с этим определились. Теперь что касается внешней разведки, – он быстро нашёл глазами Шелленберга и впился в него цепким взглядом, – ваши предложения, Вальтер.
– Предлагаю активизировать всю агентуру, – шеф абвера вскочил с места и, как школьник на экзамене, начал быстро и явно заученно излагать свои соображения, – я считаю, что нужно завалить советы предупреждениями о близкой войне, и в каждом сообщении из надёжных, по мнению их разведки, источников называть разные даты, разные направления, и вообще, любые противоречивые мнения. Так истинная информация просто утонет в тоннах дезинформации.
Гитлер молча покивал в ответ и, не отрывая взгляда от стола с разбросанными по его поверхности бумагами, пробормотал:
– Выполняйте, Вальтер, хороший план.
– Позволите, мой Фюрер? – вдруг подал голос молчавший до сих пор Гейдрих. Гитлер поднял на него уставшие, набрякшие тяжёлыми мешками красноватые глаза и жестом предложил задать свой вопрос.
– Что со Швабией? – продолжил Гейдрих, – пути связи так быстро не перережут.
– Да! – вдруг приосанился Адольф и внезапно стал бодрым и энергичным, – немедленно свяжетесь с адмиралом Дёницем! Пусть кригсмарине бросят все силы на доставку сырья, пока британцы не перекусили нам снабжение.
Гейдрих кивнул и что-то пометил у себя в блокноте, а Гитлер, тем временем, вышел из-за стола и сжал кулаки. Глаза его теперь пылали огнём, а речь стала раскатистая и громкая.
– Друзья мои! – воодушевлённо воскликнул он, – с нами высшие силы! Как всегда, я пытался мирным путём добиться пересмотра, изменения этого невыносимого положения для нашей Германии. Это – ложь, когда мир говорит, что мы хотим добиться перемен силой. Мы хотим только одного – мира! Но мира на равных условиях! И своим походом на восток мы восстановим мир и новый порядок! Новая Швабия будет снова нашей, и над новым Берлином будет развиваться наше знамя, знамя нацизма, знамя справедливого мира! За дело, друзья, нас ждут великие свершения!
* * *
16 августа 1987г. Берлин. Тюрьма Шпандау.
Владлен Юсупов смотрел на две массивные башни из красного кирпича, между которыми теснились грузные ворота, затворяющие своими тяжёлыми створками средневековую арку. Тупые обветренные зубцы крепостной стены молча смотрели в небо, провожая медленно плывущие копны кучевых облаков. Амбразуры на башнях делали их похожими на шахматные ладьи. Кирпич был побит временем, ветром и дождями, но выглядел ещё крепким и надёжным. «Да, умели же раньше строить», – подумалось журналисту, – «на века». Удивительно, как этот замок не разбомбили? Ведь Берлин посыпали бомбами, как салат солью». На так некстати всплывшую в голове аналогию, желудок тут же отреагировал и жалобно застонал. Путешествие из восточного Берлина в его западную часть, несмотря на близость расстояния, заняло несколько часов, и время обеда уже миновало, но думать об этом было некогда. Впереди молодого журналиста ждала встреча с единственным узником этой цитадели, последним заключённым нацистом – загадочным Рудольфом Гессом. Владлен посмотрел на циферблат новеньких электронных часов на запястье и мысленно отсчитал минуты до назначенной встречи. Ещё семь минут оставалось ждать перед закрытыми воротами. Ох уж эти немцы, не люди, а ходячие хронометры, ну почему не открыть раньше, ведь наверняка уже увидели его у ворот, но вот нет, не откроют, стой и жди условленного часа. Ещё раз бегло проверив свой инвентарь – несколько ручек, пара карандашей, блокнот и кассетный магнитофон в планшете на поясе, Юсупов вставил руки в карманы приобретённых недавно джинсов и праздно уставился на архитектуру тюрьмы. Спустя ровно семь минут (Владлен специально бросил взгляд на часы) Небольшая дверца в массивных воротах со скрипом отворилась, и навстречу журналисту шагнул сухопарый человек в военной форме. На вид ему было около шестидесяти, но военная выправка и подтянутое поджарое тело изрядно его молодили. На левой стороне его кителя теснились плотными рядами разноцветные колодки всевозможных наград, а на правой красовалась золоченая табличка с фамилией владельца. «Роджерс», – прочитал Юсупов. «Генерал Роджерс», – тут же поправил он себя, окинув взглядом две большие звезды на погонах военного.
– Мистер Юсупов, – то ли спросил, то ли констатировал факт генерал и протянул Владлену ладонь.
– Генерал Роджерс, – в тон ему ответил журналист, переходя на английский, и пожал протянутую руку. Тот с лёгкой ухмылкой нахмурился и напряжённо наклонил голову. Потом бросил взгляд на табличку с собственной фамилией и белозубо улыбнулся.
– А вы наблюдательный! – расхохотался он, – а я уж подумал, что мы знакомы, да я вас забыл.
– Это моя работа, – скромно улыбнулся Владлен, – журналисту без наблюдательности никуда.
– Вы проходите, – встрепенулся генерал, – что ж это я вас в дверях держу, – он жестом предложил Владлену войти и закрыл за ним дверь. Лязгнул засов, щëлкнул ключ, и Роджерс пригласил журналиста следовать за ним. Пройдя через небольшой квадратный дворик, они вошли в мрачное кирпичное здание и зашагали по тёмному коридору. Звук шагов гулко разносился по длинному петляющему то вправо, то влево тоннелю, смешиваясь с негромкими голосами спутников.
– А у вас хороший английский, – заметил Роджерс, – я думал, вы только на немецком специализируетесь.
– Немецкий, английский, испанский, – небрежно, с плохо скрываемым бахвальством ответил Юсупов, – немного китайский.
– Да вы настоящий полиглот, – присвистнул генерал, – а я вот едва с немецким справляюсь, и то, только в пределах профессии.
– Ну так и меня профессия заставляет, – усмехнулся в ответ Владлен, – не только в Германию приходится ездить, где только не работал.
– Да… – задумчиво протянул собеседник и философски добавил: – жизнь, она такая…
На минуту они замолчали, и Владлен сосредоточенно вгляделся в дрожащее отражение света из далёкого окна на натëртом до блеска мраморном полу. Освещения в этой части тюрьмы не было, и вечером здесь, наверное, без фонаря и вовсе можно нос расшибить.
– Слушайте, Владлен, – будто сомневаясь произнёс генерал, – ваше имя… Оно ведь означает…
– Владимир Ленин, – закончил за Роджерса журналист.
– Да, я так и подумал, – генерал снова будто застеснялся в раздумьях, продолжать ли мысль, – мне показалось, вы уж не обижайтесь, немного странным сочетание вашего имени и фамилии. Она же дворянская, верно?
– Верно, – легко согласился Владлен, – да не совсем. Мой дедушка до революции жил в деревне Юсуповка, так там почти все Юсуповыми были, так что, происхождения я самого, что ни на есть крестьянского, – а мысленно он отметил цепкий ум генерала, ведь действительно, родители дали ему такое имя, чтобы оно служило противовесом не самой «правильной» фамилии, – да и не страшно это теперь, – продолжил он, – вон, в Верховном Совете вообще Романов состоит, и ничего.
– Да, – согласился Роджерс, – ваш мистер Горбачёв сейчас проводит правильную политику, вот и здесь, в Германии положительные тенденции наблюдаются. Вы, собственно, и находитесь здесь сегодня, благодаря сближению Горбачёва с Западом. Первое интервью с Гессом советского журналиста – большое дело. Станете, небось, звездой журналистики? – генерал хохотнул и по-дружески хлопнул Владлена по спине.
– Будем надеяться, – скромно улыбнулся Юсупов, – а вы меня не в подземелье, случайно, ведёте? Мне кажется, что мы уже на второй круг пошли.
– Не беспокойтесь, это часть системы безопасности тюрьмы. В случае побега пришлось бы пробежать сначала все эти коридоры. А вот мы и пришли, – он снял с пояса кольцо с несколькими массивными ключами, и, быстро перебрав их в руках, вставил нужный в замочную скважину. Дважды щëлкнул механизм, и из открывшейся двери по глазам резанул яркий дневной свет, – наш сад для прогулок, – мотнул головой в сторону проёма генерал, – я вас провожу до места встречи.
Взору Владлена открылся просторный сад, огороженный высокими стенами с колючей проволокой, спиралью вьющейся по их верху. На зелёной ухоженной лужайке располагались несколько одинаковых беседок, даже, скорее, летних домиков.
– Вон та, – показал Роджерс на дальнюю беседку, – они сейчас все свободные, Гесс единственный и последний узник Шпандау, но вот, как ходил все эти годы в свою хижину, так и до сих пор таскается туда. Упрямый старик. Они все упрямые были. Нацисты, одно слово. А вот там, кстати, – генерал кивнул куда-то в сторону дальней стены, – были грядки Карла Дёница. Как думаете, мистер Юсупов, что выращивал у себя на огороде последний фюрер Германии?
– Даже предположений нет, – пожал плечами журналист.
– Бобы, – улыбнулся Роджерс, – он выращивал бобы на грядках. Как причудлива порою жизнь, не правда ли? А вот там был участок Вальтера Функа. Этот помидоры растил.
– А там? – спросил Владлен, глядя на густые кусты роз, разросшиеся вокруг одного из домиков.
– Это Альберт Шпеер, – с каким-то легким сквозящим уважением протянул провожатый, – главный архитектор Рейха, сразу видно было – человек творческий. Хоть, конечно, и нацист, – цикнул уголком рта генерал, будто сожалея о неправильной судьбе арестанта.
– А Гесс что выращивал? – вращая головой спросил Владлен.
– Кто? – расхохотался генерал, – Гесс? Вы серьёзно? Да это самый ленивый тип, которого я видел. Он отказывался от любой работы! Считал это ниже своего достоинства! Его долгое время называли «ваша арестантская светлость». Обижался, – комично потянул Роджерс, – а ещё симулирует постоянно. То язва у него, то радикулит. И самое главное – уколют ему дистиллированную воду, и всë, спит как младенец, хоть из пушки стреляй! Мы ему до сих пор имитацию лечебных процедур делаем, хотя здоров, как бык, в свои-то девяносто три. Ну вот, – хлопнул он по широким перилам возле крыльца из трёх широких ступеней, – мы и на месте. Заходите, располагайтесь, скоро приведут ваш билет в большую журналистику, – Роджерс подмигнул Владлену и ободряюще похлопал его по плечу, – удачи вам, мистер Юсупов!
– Спасибо, генерал, – кивнул в ответ журналист и шагнул в открытую дверь летнего домика.
Мягкая, выбеленная солнцем кожа скамейки взволнованно ухнула под опустившимся на неё Юсуповым. Гость выложил на деревянный столик перед собой блокнот и магнитофон. Внимательно посмотрев на свой журналистский инвентарь, он задумался и поменял предметы местами. Лёгкое волнение не отпускало его. Уже скоро он встретится с самим Рудольфом Гессом, наци номер три, а по некоторым данным, даже номер два. Это же почти как у Гитлера интервью взять. Просто фантастика!
Солнце, как ему и положено, упрямо выкатились в свой законный полуденный зенит, и в домике, покрытом черепицей, несмотря на продуваемые невесомые перекрестья деревянных реек в оконных проëмах, стало более чем тепло, а, скорее, уже жарко. Владлен встал со скамейки и сбросил с плеч куртку из светло-коричневой кожи. В углу нашлась пара крючков, на них он и решил повесить одежду. Перегнувшись через столик, он застыл с курткой в руках, глядя на три фигуры, шагающие в направлении домика по зелёному, коротко постриженному газону сада. Гесса вели двое охранников, точнее не вели, а просто сопровождали, так как узник шёл немного впереди своего конвоя, энергично вышагивая в направлении беседки. Владлен с удивлением смотрел на строгую осанку старика, который в свои девяносто три выглядел максимум на семьдесят. Он шагал с гордо поднятой головой, перекинув старенький потёртый пиджак через правую руку. Левая же рука словно маятник отмеряла ритм его парадной походки, рассекая воздух, точно невидимым маршальским жезлом.
– Здравствуйте, – Владлен подскочил с места и протянул руку вошедшему Гессу, сходу перейдя на немецкий.
– Рудольф Гесс, – представился бывший рейхсминистр и наградил журналиста крепким рукопожатием.
– Владлен Юсупов, – ответил Владлен и жестом предложил Гессу занять кресло напротив, – вы не выглядите на свой возраст, – сказал он, глядя на приосанившегося в кресле арестанта.
– Наследственность, – кивнул в ответ старик, – мой отец всего год не дотянул до векового юбилея, а матушка и вовсе перешагнула через столетний возраст.
– Вы позволите? – Владлен подвинул к краю стола магнитофон и вопрошающим взглядом обратился к Гессу.
– Да, конечно, – кивнул немец, – вы же здесь для этого, это ваша работа.
– Спасибо, – учтиво кивнул журналист и нажал красную кнопку записи. Краем глаза он стрельнул вслед удаляющимся фигурам конвоиров, – итак, приступим. Главный вопрос, будоражащий умы общественности вот уже сорок шесть лет. Ваш знаменитый полёт. С какой целью вы улетели тогда в Британию?
– Хе-хе, – скрипучим голосом усмехнулся Гесс, – столько лет меня об этом спрашивают… – он замолчал и улыбнулся краем рта, – с чего вы взяли, что я вам об этом сегодня расскажу?
– Почему-то так показалось, – обезоруживающе улыбнулся Юсупов и взглянул на цифровое табло электронных часов. Цифры на нём моргнули и вдруг все превратились в нули, а потом на экране появился обратный отсчёт, – может быть потому, – задумчиво сказал он, – что нас сейчас никто не слышит?
– Так уж и никто? – криво улыбнулся старик и скрестил руки на груди.
– Вот это, – Владлен положил руку на магнитофон, – радио ретранслятор. Он сейчас передаёт на все прослушивающие устройства в радиусе десяти метров наш с вами разговор, записанный заранее. А мы с вами в течение… – он вскинул запястье и взглянул на часы, – в течение двадцати двух минут можем беседовать без прослушки.
– Какой ещё записанный заранее разговор? – нахмурился Гесс.
– Голос мы взяли из вашей речи на Нюрнбергском процессе, а там дело техники – у нас в конторе каких только талантов нет.
– Это где – у вас? В КГБ? – хмыкнул немец, – сейчас проверим, – он огляделся по сторонам и взволнованно произнёс: – что это? Пистолет? Как вы его сюда пронесли? – после чего пристально впился взглядом в дверь входа в административное крыло тюрьмы. Через десяток секунд он удивлённо изогнул одну из своих густых бровей и задумчиво произнёс: – хм, не бегут, кажись.
– И не прибегут, – покивал Владлен, – ещё… – он снова взглянул на часы, – двадцать одну минуту не прибегут, так что насчёт интервью, Рудольф?
– Я полетел тогда в Британию, – внезапно начал свой рассказ Гесс, – чтобы спасти мир, – он приосанился в кресле и встретился прямым буравящим взглядом с журналистом. Несколько секунд он молчал, потом, поиграв желваками на своей квадратной челюсти, добавил: – и не сумел. И сейчас я расскажу тебе всë с той же целью. Это бремя ляжет на тебя, Владлен. Слушай же! Я ждал этой возможности полвека.
Немец наклонился в сторону журналиста и быстро, словно кобра, выдернул вперёд свою длинную руку, накрыв ею ладонь собеседника. Юсупова будто ударило током, по телу пробежала волна жара, а в глазах мгновенно потемнело. Спустя несколько ударов отяжелевшего вмиг сердца перед его взором забегали белые точки, заполнили собой всë пространство, собрались в плотную рябую пелену и превратились в густую снежную завесу. Метель мела подвывая и беснуясь, дробная ледяная крупа яростно царапала борта почтового лайнера «Швабия», специально переоборудованного для экспедиции к суровым берегам южного материка, берегам далёкой Антарктиды. На капитанском мостике он увидел человека, закутанного в шарф по самые глаза, у которых он обеими руками сжимал большой армейский бинокль. Судно шло по проторенному среди скованных вечными льдами вод фарватеру. На сколько хватало помноженному линзами оптики взгляду простиралась белое безмолвие ледяной пустыни. Человек опустил бинокль и сощурил глаза. По густым чёрным бровям, ныне уже седым, Владлен сразу узнал в нём Рудольфа Гесса, и будто сам стал им. Он окинул взглядом мистическую всеохватывающую стихию и поëжился от громадности и необъятности сплошного окружающего корабль льда.
– Первые экспедиции в Антарктиду Германия предприняла ещё до Великой войны, – вкрадчиво, будто пробиваясь сквозь воющий ветер, донёсся до Юсупова голос немца, – в первом и в одиннадцатом году, дважды исследователи изучали ледяной материк. А потом случилась война… – Гесс замолк и вздохнул. Наваждение схлынуло, и Владлен снова увидел перед собой постаревшего нациста, напряжённо сжавшего губы в белую полоску, – война позорная, которую мы должны были выиграть, – старик отпустил ладонь журналиста и медленно осунулся в глубоком кресле, – а потом проклятый Версальский мир, контрибуции и падение в бездну, какие уж там экспедиции…
– Что это было только что? – ошарашенно выдавил из себя Владлен, – как вы это сделали?
– Не один ты на фокусы горазд, – усмехнулся Гесс, – это чтобы ты не решил, что я просто выживший из ума старик.
– Я вижу, что это не так, продолжайте.
– В тридцать седьмом мы снова отправили туда экспедицию, и то, что рассказали нам учёные по возвращении было просто невероятно. Я состоял тогда на руководящем посту в тайном обществе «Туле», и меня назначили главой проекта. Мы назвали его «Новая Швабия», – глаза Гесса зажглись огнём, и он опалил его надменным жаром собеседника, – мне пришлось тогда отправиться в долгое плавание к берегам Антарктиды, но, поверь мне, оно того стоило… – он снова протянул руку над столом, уже медленно, не боясь напугать собеседника, и коснулся ладони журналиста…
… Вскоре на горизонте появилась оранжевая точка, чётко видная за несколько километров среди белоснежного пейзажа. Ветер стих, и сквозь густую, тяжёлую хмарь начало робко пробиваться холодное белое солнце. Нос почтового лайнера, взяв прицел на пришвартованную в ледяной бухте оранжевую субмарину, медленно двигался вперёд. Расстояние между суднами сокращалось, и скоро стало возможно рассмотреть реющее над антеннами и перископом рубки красное знамя, рассеченное крестом. В белом кругу по центру полотнища гордо раскинула свои локти свастика Рейха.
Пришвартовавшись к ледяному берегу, матросы перекинули на борт подводной лодки дощатый трап и натянули вдоль него тугой трос. Осторожно ступая по набитым поверх наклонного трапа рейкам Рудольф Гесс сошёл на палубу субмарины.
– Хайль Гитлер! – тут же вскинули руки в приветствии несколько матросов, капитан судна и генерал-полковник Майерс, озябший и уставший от ожидания высокого начальства.
– Хайль, – вяло поприветствовал военных изнуренный путешествием Гесс.
– Рад приветствовать вас в Новой Швабии, господин рейхсминистр! – взбодрившись отрапортовал Майерс, – прошу на борт нашего ковчега, – он учтивым жестом предложил Гессу проследовать в гостеприимные недра подводного аппарата.
– Надеюсь, плыть недолго? – проворчал Рудольф, перебирая руками по прутьям лестницы капитанской рубки, – и так от этой качки тошнит уже.
– Под водой не качает, – усмехнулся в ответ полковник, – клаустрофобией не страдаете часом?
– Сейчас и проверим, – хмуро ответил Гесс и зашагал вслед за Майерсом в кают-компанию.
– Да мы и погружаться особо не будем, – махнул тот рукой, устраиваясь на откидной скамье, – в одном месте только нужно будет метров на десять опуститься. А так, – он неопределённо пожал плечами, – бояться нам здесь некого: вражеские самолёты не летают, а корабли, так те и подавно сюда не сунутся.
– Это хорошо, – пробормотал себе под нос Гесс.
– Здесь ходу на полчаса, не больше, – приободрил его полковник, – как путешествие прошло?
– Давайте к делу, Майерс, – осадил офицера рейхсминистр, – ваша учтивость ни к чему. Доложите о текущем положении дел.
– Идём с опережением графика, господин министр, – хвастливо приосанился полковник, – на этой неделе запустили производство кирпича, известняка и глины здесь достаточно для необходимых объёмов цемента. Вы даже не представляете, сколько мы всего здесь нашли! Железная руда, два месторождения нефти, редкоземельные металлы, чего здесь только нету!
– Да… – оценивающе кивнул Гесс, – впечатляет. Как вы добились таких темпов? Как вы так быстро разрабатываете месторождения?
– Ну… – лукаво покачал головой Майерс, – то, что мы здесь всë это нашли – громко сказано. Скорее нам показали…
– Кто? Они? – многозначительно посмотрел на собеседника Рудольф.
– Они, – кивнул в ответ полковник, и в каюте на некоторое время воцарилась тишина. Было слышно, как тарахтит дизель в машинном отделении, и бьют о борта холодными пощёчинами полярные волны. Вскоре машины затихли, передав эстафету электродвигателям – субмарина начала погружение. Её корпус натужно застонал, сжимаемый плотными водами Антарктики, гулко затрещали листы обшивки и что-то ритмично защëлкало прямо над головой.
– Это нормально? – неопределённо описал дугу рукой Гесс.
– Всë в порядке, – улыбнулся Майерс, явно упивающийся своей бывалостью в подводных походах, – просто давление воды. Да нам пройти-то… – отмахнулся он, – метров сто под шапкой, а там, в бухте, уже и всплывём. Да, кстати, настойчиво рекомендую подняться на палубу после всплытия. Этот вид нужно наблюдать издалека.
– Как скажете, Майерс, – сухо согласился Гесс, – так что насчёт встречи? – последнее слово он произнёс с нажимом, выделив особенно.
– Да в любое удобное для вас время, – елейно улыбнулся генерал, – Они вас ждут.
– Всплываем, господин генерал-полковник, – заглянул в кают-компанию капитан субмарины, – через минуту можно будет на палубу подняться.
– Спасибо, капитан, – молодцевато откозырял Майерс, – обязательно поднимемся. Прошу в капитанскую рубку, – учтивым жестом пригласил он Гесса пройти в соседний отсек.
Лодка медленно шла по тоннелю из скалящегося торосами и уступами льда, когда пассажиры выбрались из люка и заняли места на верху капитанской рубки. Проход был широким – метров двадцать в поперечнике, а закруглённый свод возвышался над субмариной на добрых десять метров в своей верхней точке. Постепенно тоннель начал расширяться и вскоре распахнулся перед созерцающими сей пейзаж офицерами огромной бухтой. Высота ледяного купола над ней составляла не меньше сотни метров. В центре высокого свода зияла солнечным светом большая прореха неправильной формы. Через неё, поблëскивая в солнечных лучах, медленно опускались вниз мириады сверкающих снежинок. Но не эта природная каверна среди толщи арктических льдов приковала внимание Гесса. Взгляд его тут же зацепился за штандарт со свастикой, свисающий с перекрестья двух наклонëнных друг к другу металлических столбов, усеянных яркими прожекторами. Эта конструкция возвышалась над береговой линией метров на тридцать и впечатление создавала просто монументальное.
– У вас даже на такой пафос ресурсов хватает? – задрав голову на инженерное сооружение спросил рейхсминистр.
– Любое дело нужно начинать с чего-то гордого, – не без хвастовства ответил Майерс, – а металла здесь хватит на танковую армию, – хохотнул он.
Гесс, тем временем, рассматривал быстро приближающийся берег. Десятком бетонных доков для субмарин врезался он в тёмные воды бухты, разрезав их на мелкие полоски. Несколько таких же оранжевых подводных лодок были пришвартованы в узких причалах, где велась активная деятельность. Люди, одетые кто в военную форму, кто в серые бесформенные ватники, суетились, что-то загружали, или разгружали в судна. Сразу за доками шла большая стройка. Там возводили двухэтажное здание, длиной на полпобережья. За портом ровными рядами теснились вдоль узких улиц одинаковые кубики двухэтажек. Уличное освещение, работающее, судя по всему, круглые сутки, придавало городу атмосферу предпраздничную и бравурную.
– Добро пожаловать в Новый Берлин! – самодовольно раскинул руки Майерс, словно пытаясь обнять вверенный ему город.
– Это вы за два года столько успели? – с одобрением спросил у него Рудольф.
– Бесплатный труд под страхом расстрела намного эффективнее рыночных отношений, – засмеялся генерал, – расширяемся, так сказать! Вот поэтому я и прошу у фюрера новых заключённых! Мрут, правда, много, но это не беда, заводы по переработке справляются.
Субмарина, тем временем, причалила к одному из пирсов, и переминающиеся с ноги на ногу заиндевевшие солдаты тут же принялись за швартовку. На бетонную площадку дока перекинули трап, и Гесс с Майерсом прошагали по деревянному настилу на берег.
– Наконец-то, твёрдая почва, – вздохнул с облегчением рейхсминистр, – я уж думал – никогда не доберусь до суши.
– Ничего, господин министр, – весело хохотнул Майерс, – привыкнете . Нам сюда, – направил он Гесса по подъездной дорожке к доку, – нас ждёт экипаж.
– Экипаж? – нахмурился Рудольф.
– Сейчас всë увидите! – загадочно поднял брови генерал и повёл гостя по дорожке за портовое сооружение.
– Мерседес-Бенц!? – не смог сдержать удивления Гесс, уставившийся на урчащий мотором автомобиль на площадке, – вы что автозавод здесь открыли, Майерс?
– Что вы, нет, конечно! – замахал руками тот, – по частям с большой земли привезли. Пока в единственном экземпляре, но, надеюсь, после вашего визита финансирование нам увеличат. Поэтому, – он распахнул перед Гессом чёрную лакированную дверцу авто, – сейчас на обед, а потом у вас важная встреча! Трогай, Ганс! – скомандовал он, усевшись рядом с рейхсминистром, и Мерседес, рыкнув пару раз двигателем, мягко тронулся с места.
Повара перед приездом важного высокопоставленного гостя расстарались на славу. Блюда были в основном из рыбы, моллюсков и мяса тюленя, но кулинарное искусство мастеров поварского дела вершило чудеса. Стол в парадной зале ломился от яств. Изысканно сервированные блюда, приправленные и приготовленные по самым высоким стандартам европейского гурмана, превратили стол в диковинный экзотический атолл, где тропические рыбки самых разных мастей снуют между коралловых рифов, переливаются всеми цветами радуги и влекут за собой в синюю бездну вкуса.
– Кальмар с лимоном просто бесподобен! – прикрыл глаза в наслаждении генерал-полковник Майерс, – настоятельно рекомендую, господин Гесс.
– Спасибо, – устало кивнул Рудольф, – обязательно попробую, а из мяса что-нибудь есть?
– Из мяса что-нибудь есть? – крикнул Майерс стоявшему поодаль официанту.
– Да, конечно, – заторопился на вызов молодой человек, – вот это – запечённая на углях полярная крачка, а это, – он поднял колпак с блюда в центре стола, – филе поморника с горчицей и тёртым грецким орехом.
– Давайте поморника, – вздохнул Гесс, и официант ловкими движениями обслужил рейхсминистра.
– Ну и зря, – обиженно поджал губы Майерс, – моллюски очень полезны, особенно для мужчин, – заговорщически поднял он бровь, – если вы понимаете, о чëм я. У нас здесь, кстати, первоклассный бордель организован. В штате только арийки.
– Это интересно, – одобрительно кивнул гость, – но, как-нибудь в другой раз.
– Ну, – согласно кивнул генерал, – в другой, так в другой.
– А у вас здесь достаточно тепло, – произнёс Гесс, орудуя ножом над сочным филе поморника, – я имею ввиду на улице.
– Да, – согласился Майерс, – температура здесь колеблется около пяти-шести градусов выше нуля. Всë благодаря термальным источникам. Дальше вглубь ещё теплее.
– Вглубь? – переспросил гость.
– Да, у нас здесь, так сказать, только вершина айсберга. Каверна идёт дальше, за вечную мерзлоту, до живой земли, там ещё теплее. Но нас туда пока не пускают. Вот сегодня… Вы же сегодня собираетесь? – спохватился генерал.
– Безусловно, – ответил Гесс и забросил в рот первый кусок поморника. Мясо брызнуло соком во рту рейхсминистра, и он одобрительно закивал, словив взглядом официанта. Тот застенчиво улыбнулся и потупил взгляд.
– Так вот… – продолжил через паузу Майерс, – после сегодняшнего вашего визита мы надеемся на продвижение в наших… Э-э-э… Так сказать… Отношениях с… Э-э-э.. Ну, этими… Сами понимаете…
Рудольф Гесс проигнорировал странные речевые потуги собеседника и молча продолжил трапезу. Майерс, после некоторой паузы, стушевался и тоже склонился над тарелкой. Некоторое время в зале приёмов Нового Берлина слышно было только позвякивание приборов и редкий треск огоньков на фитилях свечей, щедро расставленных по краям стола.
– Было действительно вкусно, – резюмировал рейхсминистр, отодвинув от себя пустую тарелку, – ваши повара – ну просто волшебники!
– Полностью с вами согласен! – с улыбкой воскликнул Майерс, промокнув губы платком, после чего лукаво прищурил глаз и предложил: – может в бордель?
– Давайте потом, – строго ответил Гесс, – сначала на встречу.
– Ну, – хлопнул в ладоши Майерс, – значит на встречу! Ганс! – проорал он, – машину!
Лакированный кузов Мерседеса вздрогнул в такт ожившему двигателю и мелко завибрировал, отливая тусклым блеском от далёких прожекторов береговой Стеллы. Ганс, строгий и напряжённый, сжимал побелевшими от напряжения пальцами большой круг руля, рассечённый на сегменты ломаными линиями свастики.
– Трогай, – вальяжно, будто помещик, усевшийся в карету, скомандовал генерал, – вниз давай.
Дорога, выложенная бетонными плитами, ритмично стучала в подвеску автомобиля стыками плит. Редкие фонари, лениво проползающие за боковыми стёклами, выхватывали своим слабым, желтовато-мутным светом бледные пятна на бетонке, уходящей по дуге на окраину Нового Берлина. Вскоре город скрылся за уходящей вверх насыпью, и путь освещали только мощные фары Мерседеса. Перед ветровым стеклом змеёй струилась лента серой дороги, одинаковой и монотонной. Внезапно машина сбавила ход и начала притормаживать.
– Пересадка, – констатировал Майерс, – дороги дальше нет, не успели ещё проложить, но, – он многозначительно поднял указательный палец, – работаем в три смены.
Мерседес вошёл в очередной поворот и фары выхватили из темноты огромный четырёхосный грузовик, припаркованный сразу за последней плитой дороги. Двое часовых возле вездехода резко подобрались и выбросили вверх руки в нацистском приветствии. Их надрывный «хайль Гитлер» был слышен даже через плотно закрытые стекла автомобиля. Майерс и Гесс распахнули дверцы и вышли на прохладный воздух подземелья. Сыростью, однако, не пахло, напротив, было сухо и свежо. Откуда-то из чёрной неизвестности впереди поднимался тёплый лёгкий поток весеннего воздуха.
– Дальше на этом монстре, – генерал подошёл к грузовику и похлопал его по дверце, – опель «блиц», специальная доработка, – с гордостью произнёс он, – все четыре оси ведущие – по любому бездорожью проедет. Прошу, – Майерс отрыл пассажирскую дверь и жестом пригласил Гесса.
– Сами поведëте? – спросил Рудольф, усаживаясь на жёсткое сиденье вездехода.
– Да, уровень допуска слишком высокий для Ганса, – прокряхтел Майерс, забираясь в кабину, – там только я был и ещё пару человек из командования. Ну, и первая экспедиция учёных, само собой.
Стартер грузовика надсадно застонал и мощный дизель вздрогнул, встряхнул кузов, словно борясь с ознобом, и двигатель мерно завибрировал, наполняя своим рокотом небольшую кабину. Майерс дёрнул рычаг переключения передач, и машина вывернула на тяжёлую грунтовую дорогу, осветив фарами уходящий вниз спуск. После пятнадцати минут дробной тряски на ухабах и выбоинах в снопе света впереди всплыла громада скального монолита, соединявшая серую каменную почву с высоким чёрным сводом. Из-за скалы лился свет. Настоящий солнечный свет…
– Это что ещё? – зачарованно пробормотал Рудольф.
– Приехали почти, – напряжённо ответил посуровевший Майерс.
Он вывернул руль, и в рассечённом надвое лобовом стекле грузовика появилась пирамида. Четырёхугольная в основании она сходилась широкими уступами кверху, венчая свою вершину небольшим сооружением с плоской крышей. По каждой грани пирамиды широкой лентой поднимались вверх тысячи ступеней. Огромный монолит, кажется, выточенный из цельной породы, распространял вокруг себя яркое свечение. Поражённый зрелищем Гесс открыл было рот для вопроса, да так и замер в немой неподвижности, подрагивая парализованным телом на жёстком сидении грузовика. Пирамида, тем временем, быстро приближалась, наваливаясь своей громадой на приближающихся путников. Майерс остановил машину у её подножия и застыл у руля, глядя вверх на светящуюся вершину сооружения.
– Ну вот мы и на месте, – выдавил из себя он.
Пассажиры хлопнули дверями грузовика и уставились на мерцающий ярким светом монумент. Сейчас пирамида предстала перед ними настоящим гигантом. И было в ней что-то невероятное и пугающее, влекущее и отталкивающее одновременно.
– Дальше без меня, – глухо произнёс Майерс.
Гесс молча посмотрел на него и нахмурился.
– Что, – усмехнулся генерал, – всë ещё думаете, что я просто выбиваю себе дополнительное финансирование ради второго Мерседеса? А что тогда эта пирамида? Тоже я построил для отвода глаз?
– С чего вы взяли, что я так думаю? – тряхнул головой обескураженный такой наглостью рейхсминистр.
– Скоро вы это сами поймёте, – бросил Майерс и запрыгнул в грузовик. Взревел мотор, и вездеход, сдав назад, развернулся и рванул прочь от мерцающей янтарным светом пирамиды. Гесс остался один на один с уходящей вверх лентой из высеченных в камне ступеней.
– Ну ладно, – вздохнул он и сделал первый шаг вверх…
Ступеньки бесконечным каскадом мелькали перед глазами рейхсминистра, и, казалось, конца им не будет уже никогда. Дыхание предательски сбивалось с ритма, а ноги ныли от непривычной нагрузки. Вскоре в ушах появился ритмичный гул. «У-у-уф, у-у-уф, у-у-уф», – гудел древний храм под ногами, в голове и вообще везде. Странный шум заполнял всë пространство вокруг одиноко бредущего по крутым ступеням путника. Постепенно гул начал обретать форму и превращаться в слова. «Ру-у-у-дольф Гесс, Ру-у-у-дольф Гесс, Ру-у-у-дольф Гесс», – теперь отчётливо звучало в ушах рейхсминистра. Многотысячная толпа скандировала его имя, впадая в экстаз, превозносила его, нового фюрера рейха. Гесс тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Что это? Неужели его тайное желание? Нет, он верный солдат Фюрера, он не предаст своего друга Адольфа. Его имя на устах толпы рассыпалось на осколки, и голову снова наполнил монотонный гул пирамиды.
Дойдя до самого верха Рудольф упёрся руками в ноющие колени и, тяжело дыша, исподлобья осмотрел площадку на вершине пирамиды. Пол её был устлан рифлëными плитами с изображением переплетённых змей, черепах, драконов и каких-то выдуманных мифических зверей. Трехголовый волк со змеёй вместо хвоста, крылатый лев с орлиной головой, удав с головой петуха, какая-то то ли летучая мышь, то ли гарпия с тонким длинным хвостом. По периметру располагались двенадцать гладких белых колонн, на которых покоилась каменная плита, служившая крышей. Но то, что он увидел в центре площадки, вызвало у него нервическую усмешку, переходящую в стон. В темноте квадратного провала виднелись ступеньки, уходящие вниз.
– Да ладно! – выдавил из себя Гесс, после чего вздохнул и снова зашагал, перебирая ногами ступени, на этот раз вниз.
К счастью, долго идти не пришлось. Уже через минуту он оказался напротив высокого портала, закругляющегося кверху в пологую арку. За проходом виднелось большое помещение, наполненное тем же светом, что излучала пирамида снаружи. Гесс шагнул под арку и зашёл в зал.
– Мы ждали тебя, Рудольф, – раздался глубокий, наполненный энергией голос прямо в голове у гостя.
– Кто вы? – стараясь наполнить дрогнувший голос казённой строгостью произнёс Гесс. Он зашëл в центр зала и огляделся вокруг, но никого не увидел.
– Вы называете нас Атланты, Арии, Гипербореи, Антаркты, мы же зовём свою цивилизацию Ахэ. Мы старше человечества на сотни тысяч лет, – снова прозвучало в голове.
– Чего вы хотите? – задал вопрос в пустоту зала Гесс и вдруг услышал шаги за спиной. Резко обернувшись он увидел три высоких фигуры. Про себя Рудольф тут же отметил, что рост этих людей ( или Атлантов, или как их там?) составляет добрых три метра, при этом их конечности были непропорционально длинные, относительно тела, насколько это можно было рассмотреть под свободными одеждами этих… Существ? Как их называть вообще? Фигуры, тем временем, приблизились к немцу и остановились, глядя на него сверху вниз тремя парами светлых, каких-то прозрачных глаз. Лица у них были продолговатые и почти одинаковые. Высокие скулы и большие бесцветные глаза на бледных, болезненно серых лицах вызывали ощущение неземного происхождения этих существ.
– Мы хотим помочь вам, – заговорил тот, стоял чуть впереди. Заговорил на этот раз по-настоящему, а не в голове рейхсминистра, – мы не смогли спасти свою цивилизацию, но можем хотя бы помочь вашей не уничтожить саму себя. Друг Майерс нам уже многое рассказал про вашу идею и вашу, как вы называете, нацию. Вы первые сумели разыскать нас, и мы должны понять, стоит ли вам помогать. Для этого мы и попросили друга Майерса привести к нам кого-то из ваших руководителей. И вот вы здесь, Рудольф. Теперь мы получим исчерпывающую информацию о вашем государстве и ваших устремлениях.
– Я… – замялся Гесс, – мне нужно рассказать вам о национал-социализме? Ну… С чего начать…
– Не нужно слов, – произнесла фигура, и на лоб гостю мягко легла длиннопалая ладонь существа…
– Они читали меня как открытую книгу, – усмехнулся старик, снимая свою ладонь с руки журналиста. Владлен вздрогнул и, будто проснувшись, огляделся по сторонам. Он по-прежнему сидел в беседке посреди тюремного сада, а напротив хитро щурился старый нацист, – они узнали все мои чаяния и мечты, но главное то, что я был… Да что там был, я и сейчас им являюсь. Я убеждённый нацист, и никто не переубедит меня в обратном. Они считали это с меня и поняли главный посыл национал-социализма. Это мир и порядок на планете, это был шанс для человечества, – глаза Гесса затуманились, и он, вздохнув, продолжил: – шанс, который мы упустили.
– То есть, для вас миллионы погибших, сожжённых в печах, замученных, – вспыхнул Владлен, – не аргумент против нацизма?
– А нацисты были первыми в этом деле? – усмехнулся Гесс, – человечество всю свою историю только и делает, что придумывает новые способы взаимного уничтожения.
– Извините, – быстро пришёл в себя Юсупов, – мы отклонились от темы. Что было дальше?
– Дальше? – устало произнёс старик, – дальше я стал с ними сотрудничать. Я им поверил. Ведь, когда эти существа меня читали, они показали мне гибель своей цивилизации. Да… – вздохнул он, – я первый из людей, кто увидел ядерные взрывы своими глазами. Это было страшно и завораживающе. Такая чудовищная сила, ветер, срывающий плоть с костей, превращающий в пыль бетонные стены, страх и ужас. Огромные кратеры по всей земле, лопнувшие континенты, потопы и ураганы, смерть и пустота. Остатки их цивилизации ушли глубоко под землю, спрятались от самих себя. Оттуда они и наблюдали за рассветом человечества, направляли и наставляли нас. Но, – Гесс хрипло рассмеялся, – природу не переделать. Мы тоже начали истреблять себе подобных, совершенствуя и оттачивая средства для этого. И они, цивилизация Ахэ, решили, что лучше помочь какой-то одной силе, чтобы спасти основу популяции, – Гесс замолчал и задумчиво устремил взор сквозь клетки жердей в синее летнее небо, – а ты зря вот так категорично про нацизм, – вдруг встрепенулся он, – ведь изначально никто евреев жечь не собирался. Был договор с американскими банкирами о массовом переселении их на землю обетованную. Они ведь сами и спонсировали взлёт третьего рейха. Сами евреи и взрастили этого зверя. Смешно, да?
– Не очень, если честно, – мрачно проворчал Владлен.
– Когда прожил такую длинную жизнь как я, то многое уже кажется смешным, – хмыкнул старик, – но ты подумай – зачем рейх воевал в Африке? Что там такого было? – Гесс вопросительно посмотрел на собеседника, пронзив его острым взглядом карих глаз.
– Итальянцам помогали, – неуверенно ответил Владлен.
– Итальянцам… – усмехнулся немец, – Гитлер был реалистом, как и Сталин, Черчилль, Рузвельт… Все тогда были реалистами. Только интересы нации, и ничего больше. Фюрер пальцем о палец бы не ударил ради Бенито, если бы не видел свою выгоду. Это было частью уговора с крупнейшими банками. Шиф, Морган, Ротшильд, Рокфеллер… Они давали деньги Гитлеру не только на большую войну в Европе, но и на расчистку земли обетованной для создания нового государства Израиля. Они-то в итоге своего добились, а вот Гитлер, потеряв их поддержку, совсем обезумел и начал просто уничтожать их соплеменников. А вообще национальные государства это и есть самый правильный формат жизни. Германия для немцев, Африка для негров, печь для цыган и евреев, – он хрипло рассмеялся, и в этот момент показалось, что он действительно просто выживший из ума мерзкий старик.
– Что вам рассказали эти Ахэ? – взяв себя в руки Владлен скрипнул зубами и продолжил интервью. Время было слишком драгоценно для бесполезных распрей с явно провоцирующим его немцем. В конторе точно за такое не похвалят.
– Что сказали? – по-стариковски переспросил Гесс, – говорили они мало, в основном показывали. Я провёл там около двух месяцев. За это время я не съел ни крошки, только пил, у них там на нижнем уровне храма источник был. Питался я как будто из воздуха, от их этого свечения. А они всë показывали и показывали. Я многого не понимал, они помогали мне перенести эти знания на бумагу. Расщепление ядра, холодный синтез, реакция разрыва водорода, реактивный двигатель… Все эти технологии мне передали и подробно расписали на бумаге для наших учёных. Так же я побочным эффектом получил долгую жизнь, – тут Гесс криво усмехнулся и откинулся на спинку кресла, – как ты понимаешь, наследственность тут ни при чëм, – хмыкнул он, – а ещё получил способность показывать прошлое, а иногда и будущее.
– То есть… – ошарашенно уставился на собеседника Владлен, – вы знаете будущее?
– О, нет… Хе-хе, – хрипло рассмеялся Гесс, – это по-другому устроено. Я как вот этот ваш ретранслятор, – он коротко кивнул на жужжащий плёнкой магнитофон, – мне иногда приходит информация, и я могу её передать, но я это не контролирую.
Журналист вскинул руку и взглянул на часы. Обратный отсчёт показывал, что осталось ещё целых четырнадцать минут. Сколько же времени ему понадобилось, чтобы увидеть всю эту историю с Антарктидой? Пару минут?
– Так зачем вы улетели в Британию? – вернул он разговор в нужное русло, – что такого произошло?
– Ничего не произошло, – проворчал в ответ старик, – и слава богу. Но могло произойти. За работу принялись лучшие учёные Рейха. Вернер фон Браун взялся за разработку реактивного оружия, Виктор Шаубергер за производство дисколëтов, работавших на воде и воздухе, лучшие врачи приступили к разработке лекарства против рака и быстро добились результатов на лабораторных мышах. Наука Рейха рванулась вперёд, мы шли к своему триумфу. Но, когда в декабре тридцать восьмого я прочитал в утренней газете, что физики Отто Ган и Фриц Штрассман сумели первые в мире расщепить ядро атома урана, я понял, что открыл ящик Пандоры. Не будет справедливого мира на планете, а будет новый Армагеддон, конец дней для всего человечества.
– Тем не менее, вы приняли решение улететь только через два с лишним года, – констатировал Юсупов. В ответ Гесс молча прикрыл веки и откинул голову на подголовник, – Рудольф? – робко позвал его Владлен спустя десяток секунд. Старик открыл глаза и усталым взглядом обжёг собеседника.
– Если будешь перебивать, я не буду рассказывать, – едким голосом пробрюзжал он.
– Молчу, молчу, – поднял ладони журналист и, плотно сжав губы, предложил нацисту продолжать.
– Ещё дважды я плавал в Новую Швабию в гости к Майерсу, – успокоившись продолжил Гесс, – ему, кстати, достался дар читать чужие мысли, о чëм я узнал позже. И почти всë время своих командировок я провёл в пирамиде Ахэ. Мне передавали знания почти без остановки, а в свободное время я делал копии записей. У меня уже начал складываться план побега. Последний мой визит пришёлся на январь-март сорок первого. План Барбаросса к тому времени уже лежал на столе у Фюрера и был назначен на апрель сорок второго года. Гитлер не хотел воевать с англосаксами, планы его были только на Россию, но, как я уже сказал, все были реалистами, и ни Британия, ни Америка не хотели появления на шахматной доске сильной Германии, поэтому они начали экономическую блокаду Рейха. А это, в свою очередь, сблизило Гитлера со Сталиным – обоим до поры до времени было выгодно торговать друг с другом. Это и называется политическим реализмом.
– А почему Гитлер не хотел воевать с Европой? – робко, боясь снова разозлить немца, спросил Владлен, – почему только с Советским Союзом?
– Кто такие англосаксы? – наклонившись вперёд спросил Гесс.
– Англичане и американцы? – неуверенно, вопросом на вопрос ответил журналист.
– Англосаксы, – медленно произнёс старик, – это и есть мы, германцы. Когда-то племя бритов пригласило на свой остров германские племена англов и саксов, чтобы помочь справиться с непокорными шотландцами и валийцами. И они помогли. Да так помогли, что сами и стали хозяевами на острове. Вот поэтому Гитлер считал их своими соплеменниками, наследниками древних Ариев. Тем более, что нацизм идёт своими корнями именно из Англии. А русские… – Гесс развёл руками, – что русские? Такие же унтерменши, как евреи, или цыгане. К тому же незаслуженно занимают огромные территории, которыми и пользоваться-то толком не умеют, – Рудольф победно посмотрел на собеседника и едва уловимо улыбнулся. Владлен внутренне подобрался и справился с подступившим гневом. Мысленно он досчитал до десяти и шумно выдохнул.
– Итак, – спокойно произнёс он, – в марте сорок первого вы вернулись в Германию.
– Да, – проскрипел Гесс и будто сдулся, оползая в кресле, – на этот раз я привёз информацию об оружии, которое может разрушать целые континенты. Создать его было, конечно, невероятно сложно, нужна были огромные электро-индукционные станции для создания колебаний гигантской амплитуды, и прошли бы десятки лет, прежде, чем его смогли запустить, но это был бы гарантированный конец всему. А Гитлер к этому времени был уже абсолютно безумен, он не остановился бы ни перед чем. И тут я понял, что Ахэ ошиблись – третий Рейх не спасение, а гибель цивилизации. Я утаил записи о сейсмическом оружии и при помощи верных соратников начал готовить план побега.
– Почему в Британию? – спросил Юсупов, – почему не в СССР? Это было бы безопаснее. Между нами тогда ещё не было войны.
– Хе-хе-хе, – засмеялся немец и покачал головой, затем посмотрел на собеседника как на слабоумного и произнёс: – в Россию? Да большевики такие же безумцы, какими были нацисты, они точно так же пустили бы весь мир под откос. В Германии строили национал-социализм на костях других, неполноценных народов, а большевики создавали СССР на костях собственных граждан! Вот и думай, кто большие чудовища.
– Ну а англичане, по-вашему, получается, ангелы во плоти?! – вскипел-таки Юсупов, – что ж они вас в благодарность тогда сорок лет за решёткой продержали, а!?
– Вот здесь мне нечем крыть, – печально покивал Гесс, – в итоге оказалось, что я ошибался во всём, а вот Ахэ рассчитали всë до мелочей. Я был просто марионеткой в их руках. Знаешь такую поговорку, Владлен? – он поднял свои уставший, полный тяжести прожитых лет взор и печально взглянул в молодые глаза собеседника, – величайшая хитрость дьявола в том, что он заставил людей поверить, будто его не существует, – грустно произнёс старик, – я верил, что демократии смогут грамотно распорядиться вверенными им секретами, но они сделали те же самое, что хотел сделать Гитлер: просто создали оружие, чтобы завладеть миром. И благо, что ваши шпионы и учёные смогли создать им в ответ свою бомбу, иначе мира уже не было бы.
– Погодите, – замотал головой Владлен, – я вконец запутался. Вы сказали, что Ахэ так и хотели изначально, чтобы вы передали секреты англичанам, верно?
– Так и есть, – усмехнулся Рудольф, – до меня это дошло много позже. Они всë знали наперёд, и я исполнил свою роль в их спектакле.
– Но…. – озадаченно протянул журналист, – как это вообще объяснить их желанием спасти человечество? Я ничего уже не понимаю!
– Я уже сказал, – обречённо кивнул Гесс, – что я ошибся во всём. Никого они спасать не собирались. Их целью было доставить самое опасное оружие в самые опасные и злые руки. И у них это получилось. В итоге американцы первые создали ядерную бомбу, а в сорок седьмом году, когда экспедиция адмирала Бëрда потерпела неудачу, они провели ядерные испытания в Антарктиде. Новая Швабия была стёрта с лица земли, – вздохнул старик, – эх… Бедняга Майерс, даже жалко его немного.
– Погодите, – замотал головой Владлен, – но ведь экспедиция Бëрда – это миф, уже давно выяснили, что никого, кроме пингвинов они в Антарктиде не встретили.
– Хм, – надменно хмыкнул Рудольф, – ты меня что, совсем не слушаешь? Я же сказал, что главная задача дьявола убедить весь мир в своей нереальности. Эскадра Бëрда на подходе к «земле королевы мод» была атакована дисколëтами с лучевым оружием, а потом с ним на связь вышел генерал-полковник Майерс и предложил сойти на берег – поговорить. В доказательство своих возможностей Майерс в одно мгновение пустил на дно один из крейсеров эскадры, после чего доходчиво объяснил адмиралу, что больше соваться в Антарктиду не стоит. Конечно, по прибытии в Штаты Бëрда объявили сумасшедшим и бросили в психушку. После этого он молчал всю оставшуюся жизнь. А янки решили вопрос Швабии по-другому…
– Э-э-э… – растерянно тряхнул головой Владлен, – а зачем это всë было нужно Ахэ?
– Этого я так и не понял, – махнул рукой старик, – может они хотят очистить от нас планету, как тело от вшей, может им просто это нравится, я не знаю. Мы как муравьи, которые никогда не поймут, зачем подожгли их муравейник. Я вообще думаю, что эти Ахэ даже не выглядят так, как нам себя являют. Может они просто какие-то сгустки энергии, шары, или духи какие-то. Понял я только одно: то, что мы называем ангелами, демонами, джинами… Это всë они. Вот когда мир в очередной раз сходит с ума, когда приходит новая чума на целые народы, когда случаются войны, революции, восстания, это всë не просто так, это они. Когда один человек обретает такую пассионарность, что поворачивает историю, вершит судьбы наций, народов и континентов. Это всë не просто так. Запомни мои слова, Владлен, разработка фатального оружия уже ведётся. Ещё лет тридцать, может сорок, и всë! – Гесс внезапно хлопнул ладонью по столу, – конец всему! Они взорвут землю, взорвут по их воле, по воле Ахэ! Как это происходило уже не раз с другими, более древними цивилизациями.
– И как им можно помешать? – дрогнувшим под напором немца голосом спросил Юсупов.
– Не знаю, – так же внезапно, как и взорвался минуту назад, успокоился Гесс, – у вас это получается как-то каждый раз.
– У кого у нас? – одеревеневшим голосом пробормотал Владлен.
– У русских, понятное дело, – с омерзением выдавил из себя нацист, – вы всегда давили эту заразу. Ты думаешь, кем были ваши большевики? Они и были этим злом! Дьявол тогда пришёл в этот мир. Но вы как-то справились и перемололи это зло. Гитлера тоже победили вы. И Наполеона, и ядерную войну предотвратили. Есть что-то в ваших землях, что ли, такое… Не знаю даже… – он криво улыбнулся и, наконец, сформулировал мысль: – святое, что ли, какое-то, или сверхъестественное… Как хочешь называй, ты же материалист.
Владлен замер, глядя на нервно дышащего старика, возбуждённо блуждающего взглядом по пространству беседки. Мысли тужились в воспалённом сознании в тщетных попытках переварить слишком жёсткую для ментального желудочного сока информацию. Редкий птичий щебет да жужжание магнитофона едва слышно разбавляли звенящее напряжение, повисшее в небольшом летнем домике.
– И как скоро это случится? – спросил Юсупов первое, что пришло ему в голову, – новое противостояние.
– Глупец! – прошипел в ответ Гесс, – ты что, до сих пор не понял!? Дьявол уже здесь! Твоя страна обречена! Вопрос не в вашей победе, а в вашем выживании! – и он снова схватил журналиста за руку.
Владлен вздрогнул, и перед глазами цветным калейдоскопом понеслись картинки: на фоне ночного пейзажа под свист и улюлюканье толпы по флагштоку над Кремлём медленно проползло вниз кумачовое знамя Советского Союза, а на смену ему поднялся петровский триколор. Разноцветная круговерть незнакомых знамён вспыхнула в сознании пёстрым хороводом. Жёлтый, голубой, зелёный, белый, красный… Что это? Чьи это флаги? На союзные республики не похоже. И сплошь беснующаяся толпа, выкрики, камни и баррикады. Вот люди набросились на милиционера, и он исчез в сплетении рук, потонул в волнующейся людской массе. Картинки менялись так стремительно, что Владлен едва успевал выхватить общий смысл происходящего. Автоматная очередь, танк вздрагивает и выпускает снаряд по первому дому советов, здание покрыто копотью. Танки в Москве? Владлен, холодея от такого откровения, попытался разглядеть символы на броне машины. Что там? Звезда, или крест? А может американский флаг? Но видение уже сменилось следующим. Первый секретарь московского городского комитета партии Ельцин, которого Юсупов сразу узнал, что-то грозно кричит с высокой трибуны и грозит кулаком. Вот снова он в большом актовом зале. Вокруг много народу, а за спиной его американский флаг. «Господи, благослови Америку!» – неровным голосом произносит Ельцин, и зал взрывается аплодисментами. «Что?…» – пробормотал себе под нос Владлен, но лента снова ускорилась и теперь в зимний, прокопченный сажей город на полном ходу въехала бронеколонна. В голову, словно из встроенного в неё радио, вполз голос с явным кавказским акцентом:
– Алик, давай, может быть, как-нибудь, пока не поздно, отведи ребят, Алик, не делайте этого, не делайте, не надо, вы в любом случае, Алик, пойми, и вы погибнете, и я погибну. Что с этого толку будет? Сам правильно пойми. Кто от этого выиграет? Мы ж от этого с тобой не выиграем, понимаешь? Если я тебя увижу в бою, понимаешь, то ты уже отличный, не отличный, я уже щадить тебя не буду, так же, как и ты меня, понимаешь? Ты лучше ко мне как гость приедь, Алик, отведи ребят, пожалей их матерей, пожалей их, отводи ребят, Алик, дай команду.
– Ну, я не такой большой начальник отдавать такие команды, – ответил с другого конца голос уже без акцента.
– Алик, – продолжил первый голос, – ну ты правильно пойми, я, например, тебе от чистого сердца желаю, чтоб ты живой, конечно, остался, но уйди лучше.
– Я такого выбора не имею, у меня есть приказ, и я его выполню в любом случае, – отрезал собеседник и оборвал связь.
Владлен тряхнул головой и всмотрелся в обугленную рану, оставшуюся от города. Прямо посреди улиц дымились подбитые бронетранспортёры и догорали остовы потерявших гусеницы танков. Картинки ускорили свой ход, и перед глазами яркими вспышками промелькнули взорванные дома, упавшие самолёты, ржавеющие корабли и разрушенные заводы. Вдруг перед ним появился человек в строгом костюме, смутно знакомый какой-то, что ли, и заговорил. «Так это же Володя из отделения в Дрездене», – спохватился Юсупов, – «постарел как… Сколько ему здесь?» Внезапно появившийся знакомый, тем временем, продолжил:
– В соответствии со статьёй пятьдесят первой, частью седьмой устава ООН, с санкции совета Федерации России и во исполнение ратифицированных Федеральным Собранием двадцать второго февраля сего года договоров о дружбе и взаимопомощи с Донецкой народной республикой и Луганской народной республикой мною принято решение о проведении специальной военной операции. Её цель – защита людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам, геноциду со стороны Киевского режима. И для этого мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины…
Перед глазами картинка густой снежной пеленой растворилась в белый шум, а поставленный голос диктора на радио произнёс:
– Сергей Лавров на пресс-конференции подтвердил тактические ядерные удары по военным и административным объектам на Украине, объяснив их целесообразность стратегической безопасностью Российской Федерации. Представители Евросоюза резко осудили военные действия Российской Федерации и срочно созывают совет безопасности ООН, где будет принята резолюция по последним событиям. Президент европейского совета Шарль Мишель выразил опасения о возможной эскалации конфликта. Посольство США призвало своих граждан срочно покинуть территорию России и Беларуси…
– Это что за чушь!? – закричал шокированный Владлен и выдернул руку из цепких пальцев Гесса, – это просто бред сумасшедшего! Какой ещё Киевский режим? Какие Донецкие и Луганские республики? Геноцид!? Денацификация!? Да ты просто старый дурак! Какая Российская Федерация!? Ты просто выудил из моей памяти знакомые лица! Шарлатан! Как тебя обманули эти… как их там на самом деле? Ахэ? Так ты сейчас обманываешь меня! Нет! Я не верю!
– Я даже не знаю, что ты видел, – дослушав демарш собеседника устало произнёс Гесс, а потом, поразмыслив, хмыкнул, – но, судя по реакции, ничего хорошего, так ведь?
– Это ничего не значит, – помотал головой Владлен, – будущее делаем мы сами, оно творится прямо сейчас, ничто не предопределено!
– Конечно, – кивнул старик, – так и есть. Я тоже в это верил когда-то, хех, – усмехнулся он, – вот поэтому я и решил тебе всë рассказать. Я всë ещё в это верю. Ты сможешь всë изменить. Теперь это твоя ноша. Вы должны остановить разработку сейсмического оружия, иначе всем конец… О! – вдруг воскликнул старик, – смотри, торопятся.
Владлен обернулся и увидел генерала Роджерса, торопливо идущего прямо по газону, минуя дорожки, в компании троих солдат. В его походке сразу угадывались нетерпение и спешка. Дай волю – точно бы вприпрыжку побежал.
– Засекли твой ретранслятор, – криво улыбнулся Гесс, – сейчас комедию ломать будут. Сколько времени-то у нас осталось?
– Меньше двух минут, – вскинув кисть ответил Юсупов.
– Ну, значит закончу интервью цитатой Шекспира, – мрачно произнёс старик, – тогда лишь двое тайну соблюдают, когда один из них её не знает. Подумай об этом, Владлен.
В этот момент в домик вошёл Роджерс и, переведя дыхание, произнёс срывающимся голосом:
– Мистер Гесс, процедуры, сами знаете, всë по времени, – он натужно улыбнулся и, упёршись руками в бока, глубоко вздохнул, – а вас, Владлен, я пока приглашаю на чашку чая. Каких-то двадцать минут, и мы вернём вам вашего узника, – генерал наигранно хохотнул.
– Да, конечно, как скажете, – так же искусственно улыбнулся журналист, – ваша тюрьма – ваши правила.
Гесса увели конвоиры, а Владлен с Роджерсом не спеша зашагали по дорожке к флигелю тюрьмы, где и находился кабинет генерала. Вскоре Юсупов сидел в мягком кресле, а хозяин кабинета заботливо разливал из пузатого заварника чай по кружкам.
– Так что он вам рассказал? – беззаботно спросил Роджерс, – может что-то новое услышу.
– Не думаю, – отмахнулся Владлен, – в основном то, что я уже читал у западных журналистов: хотел добиться мира, договориться с британцами и так далее… Ага, спасибо, – поблагодарил он генерала, аккуратно поставившего перед ним чашку на небольшом блюдце.
– Сахар по вкусу, – улыбнулся тот и сделал маленький глоток, – меня знаете, что забавляет? – задумчиво протянул Роджерс, – вот эти все нацисты, они ведь пока у власти были – весь мир грозились нагнуть, а стоило только их схватить за задницу, как тут же они превратились в голубей мира. Мол, я не я, Гитлер всех обманул, а я ничего не знал. По мне, так их всех к стенке нужно было ставить в своë время, а не цацкаться с тюрьмами и судами.
– Может и так, – покивал в ответ Юсупов, – вот только больше всего нацистов скрылось именно в США. Вы не выдали суду ни устроившего геноцид в Крыму Манштейна, ни инженера ракет Фау фон Брауна. Список можно продолжать.
– Ну… – пожал плечами Роджерс, – это дело политиков, а что касается моего скромного мнения, так пустить бы их всех в расход и дело с концом. Хотя…– генерал прищурил глаз и будто что-то взвесил внутри, – фон Браун нам здорово помог с космической программой. Да и что ворошить прошлое, мистер Юсупов, холодная война заканчивается, скоро мы все будем жить в мире, войны станут не нужны.
Перед глазами Владлена медленно поползло вниз по флагштоку знамя Советского Союза, и что-то внутри тут же вздрогнуло, точно от холода, по коже пробежал озноб.
– Да, – коротко согласился он, – будем надеяться, что так и будет.
– Поверьте мне, – белозубо улыбнулся генерал, – так и будет.
В дверь коротко стукнули, и в кабинет заглянул один из конвойных.
– Заключённого отвели обратно в беседку, господин генерал, – лениво откозырял Роджерсу подчинённый.
– Спасибо, Майк, – кивнул в ответ генерал, – Владлен, я вас провожу.
По пути к летнему домику Роджерс напряжённо молчал и то и дело поправлял фуражку. Солнце светило с самого центра небосвода, и генерал несколько раз промакивал взопревшую шею сложенным вчетверо платком.
– Прошу, – Роджерс открыл дверь перед журналистом и жестом пригласил того войти.
Владлен застыл на пороге, глядя на распахнувшуюся вместе с дверью жуткую картину. Рудольф Гесс полусидел, полувисел на скамейке, его выпученные глаза вылезли из орбит и стеклянно смотрели под ноги посетителям, побагровевший язык жирным червём вывалился из перекошенного рта, а на брюках расползлось мокрое пятно. Провод удлинителя, намотанный вокруг шеи старика, тянулся к ручке оконной рамы, где был завязан на узел. Владлен медленно повернулся к Роджерсу, который открыл рот и стянул с головы фуражку, а потом рванул к телу Гесса. Быстро размотав провод, он попытался нащупать пульс на запястье. Пульса не было.
– Чëрт! – проорал Юсупов и несколько раз ударил немца кулаком в грудь, – чего застыли, генерал! – гневно бросил он замершему в ржавом ступоре Роджерсу, – зовите на помощь!
Через несколько минут Владлен наблюдал, как тело бывшего нациста накрыли белой простыней и погрузили на носилки. Дрожащими пальцами он достал сигарету из пачки и закурил.
– И что вы ему такое сказали? – не поворачиваясь к собеседнику, так же задумчиво наблюдая за процессом начала последнего пути своего узника, произнёс Роджерс.
– Я? – словно вырванный из сна глупо переспросил Владлен.
– Ну не я же, – монотонно ответил генерал, – вы с ним общались последний.
– Вы сейчас серьёзно? – возмущённо хмыкнул журналист, – я вообще сомневаюсь, что это было самоубийство.
– Вам лучше уйти, – всë так же, не поворачивая головы, произнёс Роджерс, – я скажу Майку, он вас проводит.
Спустя десять минут Владлен сидел за рулём служебной татры и вслушивался в мерный рокот мотора. Мысли ураганом вертелись в слишком тесной для такого напора голове. «Куда теперь? Ну, сейчас понятно – в первую очередь в контору, отчёт сдать. А поверят? Да поверят, конечно, и не с такими делами сталкивались. А что потом? Просто жить, служить, работать? И ждать пока страна погибнет? Может, в Дрезден к Володе махнуть? А что я ему скажу? Вова, поздравляю, ты будущий генсек!? Или кто там у них? Российская Федерация, значит президент, наверное. А толку, чем он поможет? Вопросы, вопросы, вопросы… И ни одного ответа… А что там Гесс сказал в конце? Тогда лишь двое тайну соблюдают, когда один из них её не знает? Что он хотел сказать? Он что-то не договорил? Нет! Он хотел сказать, что тайна остаётся тайной, пока её знает только один человек. А Гесса больше нет… Это теперь моя тайна. Я срочно должен с кем-то поделиться. Так, ладно, сначала в контору. Ох, и шума будет».
Мелко хрустнула передача, и автомобиль вырулил с подъездной площадки у тюрьмы. Владлен опустил стекло и снова закурил. Мысли потихоньку складывались в алгоритм действий, и план упрямо, но верно вырабатывался в его голове. Впереди пересечение границы с восточным Берлином, снова эта бюрократия…
Жёлтый фонарь светофора, вспыхнувший под красным, оповестил водителя татры, что сейчас загорится зелёный. Владлен выбросил сигарету на раскалённый асфальт и нажал педаль газа. Мощный протяжный гудок вырвал его из вязких мыслей, и он резко повернул голову в направлении звука. Оскаленная радиаторная решётка огромного мусоровоза, вдруг заполнившая своими прутьями всë пространство обзора, была последним, что увидел в своей жизни майор государственной безопасности Владлен Юсупов.
Эпилог
После самоубийства Рудольфа Гесса, тюрьма Шпандау была закрыта, а позже снесена. На её месте построен торговый центр. Прах одного из главарей третьего Рейха был развеян над Балтийским морем. Тайну своего полёта он унёс с собой в могилу. В 2041 году, через сто лет, после легендарного полёта через Ла-Манш рейхсминистра и руководителя проекта «Новая Швабия», английская разведка обещает обнародовать секретные данные об этом событии. А пока нам остаётся только догадываться об истинных причинах побега Рудольфа Гесса, нациста номер три в третьем Рейхе.
