Дело было на курорте. Они познакомились на танцах: он остался без партнерши, а ее никто не хотел приглашать. Они разговорились.
Она была богата, но некрасива; он был адвокатом и робел с девушками, потому что его воспитанием занимались женщины. Она была не глупа, так как благодаря своим деньгам научилась определять цену людям. Была ли она умна? Не берусь судить – да и каким способом можно наверно удостовериться в наличии у женщины ума? Мне о таких способах ничего не известно, но умные женщины существуют – я лично знаком с двумя. Он был также невысокого, особенно в сравнении с молодыми военными лейтенантами, мнения о своей внешности, но надеялся компенсировать этот недостаток успешной карьерой. Женитьба на богатой наследнице хорошо ложилась в этот план.
Итак, они разговорились, и, поскольку хотели произвести друг на друга хорошее впечатление, то в скором времени достигли нужного результата: каждый из них вслух признал в другом необыкновенного человека, то есть признал в другом наличие необыкновенных человеческих качеств, которые – увы! – столь редки среди людей в наше меркантильное время. Посудачив на эту тему и объявив друг друга необыкновенными особями вообще дурного человеческого рода, излив свое презрение к пустому наслаждению танцами и поделившись наблюдениями насчет меланхолической луны (дело происходило на веранде отеля), они вошли в зал и присоединились к танцующим. Она танцевала превосходно, а он вполне достойно.
Дело сладилось, они поженились и скатали за границу в свадебное путешествие, а когда вернулись на Родину, начались серые будни. Не сразу, конечно, а немного погодя. Началась проза жизни и начался первый акт их поединка.
Этот акт остался за мужем: он занимал должность председателя уездного суда и отправлял свои профессиональные обязанности; жена осталась без дела, так как ее обязанности хозяйки и матери выполняли служанка и кормилица. Начались бессмысленные пререкания по поводу хоть какого-нибудь занятия, к которому жена могла бы приложить свои таланты. Нелепое предложение мужа поплотнее заняться ребенком (у них был ребенок, который не замедлил появиться на свет по истечении положенного времени) было с достоинством отвергнуто: жена желала ни в чем не уступать мужу и участвовать в общественной, экономической, культурной и еще Бог знает в какой жизни.
«В ней росла глухая ненависть, ненависть к несправедливости их отношений, и она начала искать способ сбросить его с пьедестала. Необходимо было свести его превосходство на нет, установить равноправие».
РАВНОПРАВИЕ! На кой черт оно ей сдалось!
Второй акт: достижение и утрата равноправия. Она учредила больницу (деньги-то были) и стала ею управлять, и за полгода так поднаторела в медицине, что иной раз поправляла врача, когда он выписывал неправильный рецепт. Дело с равноправием стало налаживаться; теперь она, как и муж, была занятым и полезным обществу человеком. Но однажды она, в отсутствии врача, сама выписала пациенту рецепт. В аптеке по этому рецепту выдали лекарство, приняв которое, пациент скончался. Вышла история, в результате чего пришлось прикрыть больницу и переехать в другой город, по соседству, чтобы мужу не терять должности. О равноправии пришлось на время забыть.
Третий акт: победа! Ее мозг продолжал работать и вскоре было найдено средство: она стала сдавать, здоровье ее пошатнулось, она потеряла аппетит, похудела, перестала выходить из дому и непрерывно кашляла. Медицина оказалась бессильна установить причину болезни. Выручил профессор, светило на медицинском небосводе. Он быстро разобрался что к чему после того, как она призналась, что никогда не чувствовала себя по-настоящему здоровой с тех самых пор, как приехала из деревни, где прошло ее детство. «Поселитесь в деревне», – таков был вердикт профессора. С этим вердиктом, добавив для усиления эффекта, что профессор, в сущности, вынес ей смертный приговор, если она останется жить в городе, она и ознакомила мужа. Тот попробовал было блеять что-то насчет своей службы, которая не совместима с жизнью в деревне, но напоровшись на встречный вопрос: «Ты желаешь моей смерти?», был вынужден уступить. В деревне она взяла бразды правления в свои руки, а он, поболтавшись без дела полгода и чувствуя себя совершенно лишним человеком (работники на ферме и прислуга не обращали на него никакого внимания), занялся воспитанием детей. Да, это была ее победа!
Но не окончательная! Они еще несколько раз поменялись ролями, и всякий раз достигнутое относительное равновесие не было устойчивым. В конечном счете победила, разумеется, жена. В семейных отношениях женщина всегда проявляет такую настойчивость и целеустремленность, такое изощренное притворство, такую мягкость и такую несгибаемую волю, каковые мужчина не в состоянии проявить не только в семье, но даже и за ее пределами, даже на поприще профессиональной деятельности.
Чем выше она взмывала, тем ниже он падал и однажды не смог скрыть своего разочарования.
«Ты мне завидуешь», – сказала жена.
«Нет, я радуюсь твоему успеху, но он меня уничтожил. Ты права, но и я тоже прав. Брак – это взаимное людоедство. Если я тебя не съем, ты съешь меня. Ты меня съела. Я больше не могу тебя любить», – ответил муж.
«А ты меня когда-нибудь любил?»
«Нет. Мы заключили наш брак без любви, и поэтому у нас ничего не вышло. Мне вообще кажется, что брак похож на монархию. А монархия держится только на самодержавии. Брак – монархическая форма правления, и поэтому он отомрет».
«А что придет взамен?»
«Республика, естественно!» – ответил муж.
Вы поняли, куда позвал нас Стриндберг еще полтора столетия назад? А ведь с тех пор многие повелись на эту гадость. И в нашей истории доходило дело временами до свободной любви и обобществления жен. А равноправие не изжито еще и поныне. Это шутка, разумеется.
Сам же Стриндберг устами мужа дал нам объяснение, почему у них «ничего не вышло», – брак был заключен без любви.
А против монархии я ничего не имею. Как в семейной жизни, так и в общественной. И в семье, и в государстве глупо красть у самого себя. Да еще можно сэкономить на представительных органах и представительских расходах.
Подпустил, конечно, Стриндберг малость семейной психологии, более или менее удачно. Но до нашего Александра Ивановича не дотянул – не та тема.
P.S. Что до названия, то приоритет за шведом: его «Поединок» опубликован лет на двадцать раньше купринского.