Найти в Дзене
ТыжИсторик

Архивный интим на троих

Оглавление

Автор: Роман Коротенко

«Работники прокуратуры! Активно работайте с архивами!»
«Работники прокуратуры! Активно работайте с архивами!»

Некоторое время назад, бороздя просторы интернетов, автор совершенно случайно наткнулся на электронные копии документов прокуратуры СССР периода нахождения у власти Иосифа Виссарионовича Сталина.

Первоначально на эти документы автор обратил внимание чисто из любопытства.

Однако даже поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы обнаружить в них многочисленные ошибки: орфографические, юридические, канцелярские (оформительские).

Тогда автор, ничтоже сумняшеся, на основании обнаружения этих ошибок сделал вывод: документы являются фальшивкой.

По мнению автора, ну не мог центральный аппарат Прокурора СССР выдавать «на гора́» подобную требуху.

Однако нашлись люди, которые, как говорится, справедливо урезонили дерзость зарвавшегося юнца, то есть автора.

«Справедливо урезонили дерзость зарвавшегося юнца» © Андрей Скороход
«Справедливо урезонили дерзость зарвавшегося юнца» © Андрей Скороход

Справедливый урезон

Один из комментаторов статьи про якобы фальшивый приказ Прокурора Союза ССР нашёл-таки время, чтобы достаточно подробно рассказать автору, как именно и в какой последовательности следует работать с архивными документами.

И оказалось, что автор по неопытности пренебрёг буквально элементарщиной: не выяснил, действительно ли этот документ является архивным?

То есть автор, обнаружив какой-то там файл на каком-то там сайте, почему-то сразу же и безусловно поверил, что этот файл действительно является электронной копией настоящего архивного документа, хранящегося в настоящем архиве.

Принято к сведению
Принято к сведению

Согласен — это было непростительно.

И тогда автор, чтобы исправить свою оплошность, решил найти тот самый якобы фальшивый приказ непосредственно на сайте государственного архива.

ГАВО, ГАВО, ГАВО, ГАВО

В подписи к файлу значилось: «ГАВО. Ф. Р-3174. Оп. 2. Д. 1. Л. 58-61» — то есть, искуемый документ находился на листах с 58 по 61 дела №1 описи №2 фонда Р-3174 государственного архива региона, начинающейся на букву «В».

И здесь возникло первое препятствие — в Российской Федерации имеется четыре субъекта, чьё название начинается на эту букву: Владимирская, Волгоградская, Вологодская и Воронежская области.

Тогда автор обратился к первому же ГАВО, выданному по запросу в Яндексе — к сайту государственного архива Вологодской области.

А уже на само́м сайте был проведён поиск по слову «прокур» (ведь окончание в названии документа может оказаться разным).

Поиск выдал свыше тысячи дел (не документов, а дел с документами).

Однако вместе с тем выяснилось, что из всех дел госархива Вологодской области, в названии которых присутствует упоминание прокуратуры, оцифрованными оказались сущие единицы.

Проблема оцифровки архивных дел

Как оказалось, ситуация с оцифровкой аналоговых архивных документов в России довольно-таки неоднозначная: с одной стороны, работа эта ведётся, а с другой стороны, она сталкивается с многочисленными трудностями.

Как обычно, всё упирается в финансирование, из-за недостатка которого зачастую отсутствуют необходимые специалисты и необходимая техника, что, в свою очередь, приводит к отсутствию необходимого опыта.

И тем не менее, Росархив давно уже разработал нормативно-методические документы для оцифровки архивов, на основании которых работа в регионах худо-бедно, но ведётся.

Однако, как отмечают специалисты, одной из главных проблем является отсутствие единой федеральной программы оцифровки аналоговых документов — по сути, каждый регион проводит эту работу на своё собственное усмотрение.

Поэтому оцифровка аналоговых документов в российских архивах проводится исключительно выборочно — и в основном по запросу третьих лиц.

Избирательные третьи лица

Оказывается, в госархиве Вологодской области эти третьи лица были заинтересованы в оцифровке архивов конкретно 1938-1939 годов.

Во всяком случае, из всех более чем тысячи дел, относящихся к вологодской прокуратуре, оцифрованными оказались примерно десяток дел именно за этот период.

Разумеется, благодаря переводу в цифру эти дела автоматически перешли в онлайн и стали общедоступными.

Чем жила вологодская прокуратура в 1939 году

Что характерно, общедоступные архивы вологодской прокуратуры не содержат документы собственно прокуратуры: здесь нет каких-либо приказов, отчётов, протоколов совещаний или бухгалтерских смет.

В основном оцифрованной оказалась переписка прокуратуры с партийными органами — областным и районными комитетами ВКП(б).

Большую часть этой переписки занимают персональные запросы: например, какой-нибудь райком партии интересуется, есть ли у прокуратуры что-либо на Имярек?

В свою очередь прокуратура отвечает райкому: материалов, компрометирующих Имярек, не имеется.

Либо примерно так: Имярек скрыл своё кулацкое происхождение, а ещё в такой-то период участвовал в троцкистской организации.

В общим, сплошная рутина.

Однако среди этих многочисленных запросов/ответов попадаются и более любопытные документы.

Любопытные документы

Как оказалось, партийные органы и прокуратура обменивались друг с другом так называемыми «сигналами»: например, прокуратура могла проинформировать обком партии о том, что первый секретарь такого-то райкома в нетрезвом виде управлял автомобилем, в результате чего насмерть сбил беременную женщину.

Примите, так сказать, к сведению.

Или же обком сообщает прокуратуре, что у него имеется заявление гражданина, который был незаконно арестован НКВД и под пытками вынужден был признаться в том, чего на самом деле не совершал.

Так сказать, разберитесь.

Короче говоря, все любопытные документы из архива вологодской прокуратуры содержат в себе сплошную «чернуху» и беспредел.

А с другой стороны: чего ещё можно было ожидать от архива прокуратуры, тем более за 1939 год?

И всё-таки есть признаки

Что характерно, подавляющее большинство оцифрованных документов из архива вологодской прокуратуры имеют какие-либо признаки фальсификации.

Согласен, что вышеуказанное утверждение, в свою очередь, имеет признак голословности: ведь вопреки советам более опытных документоведов, автор не отправился в Вологду лично сличать электронные копии с оригиналами, тем самым вызывая повышенный интерес к своей персоне со стороны студенток-практиканток.

И проведение официальной экспертизы, которая одна только и уполномочена определять фальшивки, автор также не заказывал.

Поэтому автор чистосердечно заявляет: все утверждения о наличии в госархиве Вологодской области многочисленных фальшивок конкретно за период 1938-1939 годы являются исключительно оценочным суждением автора.

Соответственно, никаких официальных последствий эти утверждения даже не предполагают.

И тем не менее, автор ещё раз оценочно судит: третьи лица в вологодском архиве чаще всего заказывали оцифровку почему-то именно тех документов, которые содержали сведения о советском бардаке и беспределе — но вместе с тем имели признаки фальсификации.

Например

Вот, например, докладная записка прокурора Вологодской области Ксенофонтова второму секретарю Вологодского обкома ВКП(б) Алексееву, которая озаглавлена «О мероприятиях облпрокуратуры по борьбе с клеветниками».

Судя по этой записке, облпрокуратурой был выявлен целый ряд случаев, когда подсудимые по «политическим» статьям на самом деле оказались оболганы какими-то их недоброжелателями из чувства личной неприязни.

И с одной стороны, это положительный сигнал — несколько человек, на которых их недруги возвели напраслину, были освобождены в зале суда.

С другой стороны, тут же возникает вопрос: а сколько ещё таких же оболганных не было выявлено прокуратурой, и отправилось мотать срок в лагеря?

Не из таких ли понапрасну оговорённых и состоял в основном контингент советского ГУЛАГа?

Докладная записка Ксенофонтова (слева). Справа — образец правильно оформленного документа из того же самого архивного дела.
Докладная записка Ксенофонтова (слева). Справа — образец правильно оформленного документа из того же самого архивного дела.

Однако возникает ещё один вопрос: почему докладная записка областного прокурора не оформлена как следует?

Почему не поставлен угловой штамп прокуратуры, в котором отмечался номер документа?

А если это — черновик докладной записки, то почему на черновике стоит подпись Ксенофонтова?

Кто вообще подписывает черновики?

Или вот ещё пример: совершенно-секретная докладная записка на имя первого секретаря Вологодского обкома ВКП(б) Комарова от и.о. начальника ДТО НКВД Северной железной дороги лейтенанта госбезопасности Васильева.

Васильев информирует, что курсы повышения квалификации для рабочих и строймастеров Северной ЖД совершенно не соответствуют действующим нормам: в половине учебных классов нет ни досок, ни парт; классы не отапливаются, крыша здания течёт; курсанты не получают положенную зарплату и т.д.

Короче говоря, обычный советский бардак — именно такое впечатление должно появится после прочтения этой записки.

Докладная записка лейтенанта госбезопасности Васильева.
Докладная записка лейтенанта госбезопасности Васильева.

Вот только не понятно, как вообще записка эта могла попасть в руки к первому секретарю Комарову: ведь на ней также нет углового штампа.

Если бы канцеляристка ДТО НКВД СевЖД просто-напросто забыла этот штамп поставить, то канцеляристка обкома партии просто-напросто не приняла бы от неё этот документ, и потребовала бы оформить его, как положено.

Тем не менее, на записке стоит резолюция товарища Комарова: «Разберите этот вопрос и дайте предложения».

Да, и кстати, записка имеет гриф «Совершенно-секретно» (почему-то с дефисом), однако в номере документа, указанном в конце записки, отсутствуют обязательные в таком случае буквы «сс».

Получается, что и канцелярия в НКВД, и канцелярия обкома партии велись также, как и курсы повышения квалификации Северной ЖД — то есть, в полнейшем бардаке.

А можно я не буду в это верить?

Выдающийся экземпляр

Если признаться, то автор на самом деле просмотрел не все оцифрованные дела вологодской прокуратуры за 1939 год.

Однако подавляющая часть просмотренных почему-то обязательно имела подозрительные признаки: то оформлены не так, то ещё что-нибудь.

Например, некоторые из документов пробиты дыроколами — однако при этом часть из них пробита не двумя отверстиями, как это делали советские дыроколы, а четырьмя, как это делали, например, дыроколы немецкие.

Вроде бы мелочь, а всё-таки заставляет задуматься (помните историю про скрепки из нержавеющей стали?).

Однако при просмотре электронных копий автору попался тако́й экземпляр, о котором хочется рассказать подробнее.

Это тоже докладная записка, которую секретарь Пришекснинского райкома ВКП(б) тов. Ершов составил на имя второго секретаря обкома ВКП(б) тов. Алексеева.

Сразу оговорюсь: судя по всему, эта записка так и не была отправлена адресату, потому что на ней нет ни исходящего номера, ни резолюции Алексеева — при том, что подпись свою Ершов всё-таки поставил.

Несмотря на всё это, неотправленная записка каким-то образом оказалась в архиве, а впоследствии была оцифрована.

Из текста записки ясно, что тов. Ершов написал её в ответ на запрос того самого тов. Алексеева (однако самого́ запроса в архивном деле почему-то нет), которого интересовала «подсудность учителей Чаромской средней школы» (так в тексте).

Здание Чаромской средней школы, построенное как раз в 1939 году. Кстати, в этой школе работала библиотекарем Людмила Васильевна Маслякова — родная тётя телеведущего Александра Васильевича Маслякова.
Здание Чаромской средней школы, построенное как раз в 1939 году. Кстати, в этой школе работала библиотекарем Людмила Васильевна Маслякова — родная тётя телеведущего Александра Васильевича Маслякова.

Суть дела такова: Пришекснинским районным судом двое учителей Чаромской средней школы были приговорены к двум годам лишения свободы каждый, и ещё один учитель — к одному году исправительных работ.

Секретарь райкома Ершов подробно описывает, в чём конкретно обвинялся каждый из учителей, и что на самом деле выяснилось в ходе рассмотрения дел в суде.

В конце своей записки Ершов делает следующее предложение:

Я убедился в уголовно ненаказуемости учителя Коваль и Овчинникова. Вполне достаточно им тех переживаний и административных взысканий, которые им были даны.
Просил бы вмешаться областной прокуратуре и привлечь к ответственности за 7-ми месячную волокиту, преждевременные, публичные угрозы обвиняемым.

Переводим на обычный русский: секретарь райкома считает двух из трёх учителей невиновными, и предлагает секретарю обкома освободить их из-под стражи, заодно наказав следователя за волокиту и т.д.

Опять-таки, здесь возникают двойственные чувства: с одной стороны, это хорошо, когда второй секретарь обкома проявляет желание разобраться в каком-то судебном деле — значит, он переживает за простых людей; с другой стороны — что же это за правопорядок такой, если секретарь обкома может отпустить из-под стражи осуждённых советским судом преступников?

Волосы дыбом

Однако, фигурально выражаясь, у автора волосы дыбом встали, когда он узнал, за что́ именно были наказаны учителя Чаромской средней школы.

Вот, к примеру, в чём обвинялся следствием преподаватель математики Коваль:

  1. Одному из учеников дал прозвище «Премудрый пескарь»;
  2. Другого ученика оскорбил словами «убери карандаши»;
  3. Ещё одному ученику во время экзаменов сказал «Уходи вон, я с тобой не буду разговаривать», и вывел его из класса за руку;
  4. Издевался над учеником Розановым, натравлял на него других учеников, дал ему прозвище «Подметайло»;
  5. Называл ученика «Иван Семёнович».

Далее секретарь райкома поясняет, что из всех обвинений на суде подтвердилось только оскорбление словами «убери карандаши», благодаря чему Коваль получил сравнительно мягкий приговор: всего лишь два года, да и то условно.

Преподаватель же истории и географии Овчинников обвинялся всего лишь в двух эпизодах:

  1. Бросил ручку с пером в ученицу Виноградову, но не попал, так как Виноградова увернулась.
  2. Грубо высылал учеников с урока.

По первому эпизоду дала показание сама Виноградова:

Я сидела и подсказывала другой ученице, которая отвечала учителю, меня учитель Овчинников три раза предупреждал, чтобы я не подсказывала, когда упала ручка, я не видела, потому что разговаривала с другой ученицей и не отворачивалась от брошенной ручки. Бросил ли учитель Овчинников ручку в меня — я не видела.

А вот второй эпизод действительно подтвердился: оказалось, что Овчинников дважды высылал из класса ученика, который «сильно баловался».

За это Овчинников был приговорён к одному году принудительных (так в тексте) работ по месту работы с вычетом 20% из зарплаты.

Подсудимый Петров

Что же касается третьего учителя, то секретарь райкома Ершов в своей записке прямо заявляет: «С ним дело несколько сложнее».

Петров обвинялся в том, что поднял ученика из-за парты за волосы, тем самым причинив ему боль.

Впрочем, в ходе судебного разбирательства потерпевший дал показания, что на самом деле Петров не причинял ему боли: он действительно взял его за волосы со словами «Когда учитель обращается — надо вставать, и волосы надо стричь», но вверх не тянул, так как ученик встал самостоятельно.

Однако всё равно Петров получил за это от судьи два года лишения свободы.

Интим на троих

Оцифрованный документ из Вологодского госархива красноречиво показывает, в условиях какого лютого беспредела в СССР жили люди при Сталине.

Как оказалось, срока́ тогда давали не только за пресловутые колоски, но даже за взятые в руку волосы ученика.

Оно и понятно: людоедский режим всё-таки был у Сталина.

Но вот что непонятно: каким именно уголовным кодексом руководствовался судья Пришекснинского районного суда, вынося приговоры трём учителям Чаромской средней школы?

Дело в том, что конкретно в 1939 года на территории конкретно Вологодской области действовал уголовный кодекс РСФСР образца 1926 года.

И в этом уголовном кодексе действительно имелась статья 159, которая гласила:

Оскорбление, нанесённое кому-либо словесно или письменно, — штраф до трёхсот рублей или общественное порицание.
Оскорбление, нанесённое кому-либо действием, — исправительно-трудовые работы на срок до двух месяцев или штраф до трехсот рублей.

Таким образом получается, что пришекснинский судья просто-напросто выдумал какую-то новую статью УК РСФСР, по которой за оскорбление следует назначать наказание в виде лишения свободы сроком до двух лет.

При этом пришекснинский судья абсолютно не волновался, что если дело пойдёт на апелляцию, то его приговор будет немедленно отменён, а самому судье прилетит неполное служебное.

Кстати, также не переживал за неполное служебное соответствие и районный прокурор, который не только поддержал обвинение на основании слов «убери карандаши», но ещё и потребовал обвиняемого посадить за это на два года.

Да и секретарь райкома Ершов тоже молодец: составил докладную записку для секретаря обкома, а сам не удосужился хотя бы в УК РСФСР заглянуть, чтобы записка выглядела более компетентнее.

И менее фальшивой.

Впрочем, автор всё-таки склонен утверждать, что в докладной записке Ершова речь действительно идёт об оскорблении.

Это оскорбление всем россиянам: нам воочию показали, в какой позе и на чём именно вертели и вертят наши архивы.

Причём всё происходит по сугубому согласию: архивы не против, чтобы их вертели — а мы, в свою очередь, не против всё это наблюдать.

Такой своеобразный интим на троих получается.

А может, действительно следует съездить в Вологодский архив, и не единожды порадовать студенток-практиканток?

Вологда ждёт тебя
Вологда ждёт тебя

______________________________

Материал предоставлен каналом «Миростолкновение» — подписывайтесь, чтобы познавать интересное.

Например, как Россия победила в Крымской войне (1853-1856).

ТыжИсторик теперь и в телеге, заходите к нам, у нас есть печеньки, котики, рыцари, мракобесы-викторианцы и еще много всего интересного : https://t.me/tizhistorik