После поражения в Первой мировой войне Германия была вынуждена платить репарации державам-победительницам. Немцы не были согласны с их суммой, поэтому между ними и Союзниками шли постоянные переговоры об отсрочках и сокращении платежей. Среди историков и экономистов существуют разные мнения, действительно ли репарации являлись «невыносимым» бременем для германской экономики, или всё же в первую очередь это был вопрос политического нежелания суверенных правительств Веймарской республики исполнять столь «унизительные» обязательства.
В январе 1923 г. Франция и Бельгия воспользовались очередной просрочкой репарационных платежей и оккупировали Рурскую область – главный угледобывающий регион Германии. Начался Рурский кризис, который оказался обременительным для всех сторон. Германия погрузилась в пучину гиперинфляции и постоянных путчей, как слева, так и справа. Франция и Бельгия лишились вообще всех репарационных выплат, были вынуждены самостоятельно поддерживать инфраструктуру оккупированного региона, а в довесок ко всему ещё и разругались с Великобританией.
Кризис был разрешён при участии США в 1924 г. Комитет экспертов во главе с чикагским банкиром Чарльзом Дауэсом постановил, что франко-бельгийские оккупанты покинут Рур, а в обмен немцы возобновят платежи, деньги на которые они получат от внешних инвесторов.
В течение следующих пяти лет Германия заняла десятки миллиардов марок, которых хватало не только на репарационные платежи, но и на строительство социальной инфраструктуры – жилья, школ, больниц, стадионов, метро и так далее. Например, именно на эти займы тогдашний мэр Кёльна Конрад Аденауэр построил первый немецкий автобан. Река из дешёвых кредитов позволяла сохранять высокий уровень социальных расходов и даже иметь дефицит торгового баланса.
Как пишет буржуазный историк Адам Туз, немецкий план состоял в том, чтобы взять у американцев так много кредитов, чтобы экономические связи между Германией и США переросли в политический союз, и Штаты ради облегчения бремени своих немецких должников заставили Антанту списать репарации.
Однако Конгресс США и администрация Герберта Гувера остались верны стратегии изоляционизма и не стали увязывать вопрос коммерческих кредитов с будущим репараций. Новый План Юнга 1929 г. детально расписал график их выплат с процентами вплоть до 1988 г. Именно тогда немецкие элиты разочаровались в «атлантистской стратегии» и снова обратились к идее европейской интеграции, которую, впрочем, тоже можно было понимать по-разному – и как обоюдовыгодный дипломатический союз, и как агрессивную военную экспансию.
В том же 1929 г. началась Великая депрессия. Кредитная река из США пересохла, и немецкому правительству во главе с Генрихом Брюнингом пришлось проводить политику жесточайшей дефляции, то есть сокращать государственные расходы, чтобы удешевить экспорт и жить за счёт профицита торгового баланса. Профессор Лондонской школы экономики Альбрехт Ричль считает, что этот курс имел все шансы закончиться успехом и стабилизировать положение немецкой экономики к середине 1930-х гг., но вызванная им политическая буря в итоге смела и самого Брюнинга, и Веймарскую республику в целом.
Таким образом, План Дауэса подарил Германии несколько лет «Золотых двадцатых», но одновременно подсадил на иглу дешёвых кредитов. Без них Веймарской республике пришлось бы сокращать государственные расходы и стимулировать экспорт на несколько лет раньше – ещё с середины 1920-х гг., а не с начала 1930-х гг. Это безусловно привело бы к серьёзным внутренним проблемам, однако экономическая и политическая конъюнктура тогда были куда лучше, чем во времена Великой депрессии.
Республика упустила шанс пройти через тяжёлую дефляционную пору в период роста международной торговли, когда большую часть её политического класса составляли убеждённые демократы. В итоге она всё равно была вынуждена проводить эту политику, но уже совсем в другие времена – на фоне паралича международной торговли и авторитарных элит, нацеленных на демонтаж республиканского режима.