Деревня, затерянная в горах Алтая, казалась забытой миром. Вокруг простирались холмы, усеянные соснами, их силуэты едва угадывались на фоне тумана, который поднимался с рассветом. В окрестностях царил старинный уклад жизни, где люди жили по законам природы, завися от скотоводства и сбора дикоросов. Каждый двор имел своё хозяйство: козы, коровы, лошади — всё это было частью привычного деревенского пейзажа.
Жители здесь были немногословны, но гостеприимны. Летом деревня оживала, когда молодёжь возвращалась из городов на каникулы, помогая родителям по хозяйству. Местные устраивали праздники, пели горловые песни и проводили конные скачки, собираясь на фестивали в соседних деревнях.
Я вырос здесь, в деревне затерянной среди высоких гор и бескрайних лесов. В детстве мне казалось, что наш посёлок — это единственное место на земле. Все, что происходило за пределами этих гор, казалось чем-то далёким и ненастоящим. Здесь жизнь текла медленно, размеренно, как реки, что огибали наши дома.
Летом деревня всегда оживала. Молодёжь приезжала на каникулы, помогала в хозяйстве: кто коров пас, кто сенокосил, а кто шёл в лес за ягодами или кедровыми шишками. Шишкование, как мы это называли, было одним из главных занятий. Осенью же, когда приходили первые морозы, жизнь в деревне замирала, и мы начинали готовиться к долгой зиме.
Но этой осенью что-то изменилось. Лес, который всегда был щедр и радушен, казался угрюмым и замкнутым. Звери будто исчезли, да и птицы пели реже.
В 1997 году я вернулся в родную деревню. Родители давно умерли, а дом стоял заброшенным. Он был старым, природа старалась стереть его с лица земли: крыша провалилась, стены покрылись мхом и грибами. Сад, за которым мои родители когда-то ухаживали с любовью, зарос высокой травой и кустарниками. Казалось, что земля решила забрать обратно то, что когда-то ей принадлежало.
Я шёл по знакомым улицам, которые теперь казались пустыми. Несколько домов ещё стояли, но ставни на окнах были закрыты, и дым из труб не поднимался. Местных жителей было мало, только в конце улицы я заметил пару людей.
Первой я встретил Наталью, соседку, которая жила неподалёку. Ей было чуть за пятьдесят, но деревенская жизнь сохранила в ней силу. Она стояла у калитки, наблюдая за всем, что происходило.
— Вернулся-таки, — сказала она, не сводя с меня глаз. — Думала, уже не увидим тебя больше.
Дальше я встретил дядю Василия. Он загонял овец в загон, сложенный из почерневших от времени досок. Старик пожал мне руку и внимательно посмотрел.
— Давно тебя не видели, — сказал он. — Дом твой, смотри, скоро совсем рухнет, если дождь его не размоет окончательно.
Когда я наконец добрался до родительского дома, перед глазами предстала печальная картина. Дом был построен в советское время, ещё в семидесятых годах, из крепкого кирпича, но годы запустения оставили на нём свои следы. Крыша местами обвалилась, а шифер, которым она была покрыта, потрескался. Ставни на окнах покосились, и некоторые из них не закрывались до конца, из-за чего сквозь трещины проходил холодный ветер. Дверной проём повело, и входная дверь скрипела так, словно её никто не трогал уже много лет. Хотя в позапрошлом году сюда заезжала погостить моя сестра с детьми. Но они от звонились и сказали, что дом сове отжил и спешно перебрались к соседям.
Я с трудом открыл старую деревянную дверь — она была расшатана, петли ржавые. Внутри дома всё казалось ещё более запущенным. Мебели почти не осталось, только несколько старых стульев да грубый кухонный стол, стоявший в углу. Окна покрылись трещинами, местами стекло было выбито, а в углу кухни стояла старая пристроенная печь, покрытая толстым слоем пыли. Печь напомнила мне о детстве — именно она когда-то согревала наш дом долгими зимними вечерами, когда мама готовила на ней супы и запеканки.
Чердак был доступен только через деревянную лестницу снаружи, и она тоже за все эти годы сильно постарела. Деревянные ступени были истёрты, а некоторые из них почти прогнили. Казалось, что ещё одно лето под дождями и снегами — она окончательно сгниет.
На дворе, который когда-то был ухоженным садом, теперь выросли бурьяны и сорняки. Там, где раньше росли яблони и малина, теперь раскинулась густая трава, а кусты, некогда ровные и аккуратные, превратились в дикие заросли. Я постоял немного, оглядывая дом и вспоминая те дни, когда жизнь здесь кипела. Мама с папой были бы в ужасе, увидев, как всё пришло в запустение.
В тот момент я осознал, что предстоит много работы, чтобы снова сделать этот дом пригодным для жизни. Но вместе с этим осознанием пришло и чувство, что я вернулся домой, и здесь, среди этих кирпичных стен и облезлых ставен, я снова чувствую себя частью этого места.
До вечера я возился с печью в доме, стараясь её растопить. Печь была старая, и с годами её внутренности забились сажей. Кочерга скребла по кирпичам, но тепло никак не приходило. Я не справился, и, разочарованный, решил на ночь идти в баню, что стояла за сараями.
Баня, хоть и была старой, всегда оставалась надёжной. Там я быстро разжёг печь, и вскоре пар стал заполнять деревянные стены. Берёзовые веники, что висели на крючках, источали свежий запах леса, напоминающий о прошлых днях. После тяжёлого дня я с наслаждением окунулся в пар, ощущая, как усталость понемногу уходит.
Когда пар спал, я прилёг в предбаннике на лавочке. Тёплое дыхание бани, запах берёзовых веников и треск дров помогли мне быстро уснуть. Но посреди ночи меня разбудил странный звук — кто-то шуршал снаружи. Сквозь сон я услышал, как кто-то осторожно тронул дверь и даже попытался её открыть.
Я вздрогнул, вспоминая, что на ночь заложил кочергу между ручкой двери и дверным косяком. Сердце забилось быстрее. В голове начали мелькать мысли о зверях, о странностях. Шорох снаружи прекратился, но я остался лежать в темноте, прислушиваясь к каждому звуку, опасаясь, что "это" может вернуться.
Ты не уйдёшь отсюда живым! — старушечий голос прорезал тишину, заставив меня вздрогнуть. Сердце заколотилось так, будто кто-то резко надавил на грудь. Я поднялся с лавочки, пытаясь понять, что происходит. Сквозь окно предбанника доносились редкие порывы ветра, но звук, который я услышал, был не похож на ветер. Это был голос — хриплый, низкий, как будто из него вытягивали последние силы. Странное чувство давило изнутри, заставляя цепенеть на месте.
Я на цыпочках подошёл к двери, стараясь не издать ни звука. Кочерга, что я заложил между дверной ручкой и косяком, оставляла мне хоть какое-то чувство безопасности, но мысль о том, что кто-то пытался её открыть, не давала покоя. Ночной воздух, пропитанный запахом сырости и старых дров, казался плотным, как одеяло, от которого не спрятаться.
На улице царила тишина. Луна, пробиваясь сквозь редкие облака, бросала слабый свет на двор. Я прислушивался, вглядываясь в темноту, но ничего не происходило. Вдруг я снова услышал этот голос — теперь он звучал ещё ближе, почти у самой двери:
— Я вижу тебя… Ты не спрячешься…
Кровь застыла в жилах. Снаружи было темно, но я знал, что кто-то — или что-то — стоит за дверью.
Я застыл на месте, пытаясь сдержать дыхание. Прошло несколько минут, но голос больше не повторялся. Снаружи царила тишина, лишь легкий ветер шелестел в листьях. Сердце всё ещё стучало, но с каждым мгновением страх немного отпускал. Я снова лёг на лавочку в предбаннике, стараясь унять дрожь в руках. Всё это казалось нереальным, но нужно было попытаться заснуть. Возможно, это был всего лишь сон или игра моего воображения.
Утро встретило меня холодом и сыростью, но страх исчез вместе с ночной тьмой. Я вытер пот с лба и с трудом вышел из бани. Солнечные лучи пробивались сквозь облака, и мир вокруг снова стал привычным. Всё выглядело так, как и должно было: тихая деревня, никого вокруг.
Первым делом я решил сходить к соседям. Наталья, как обычно, стояла у калитки, внимательно следя за проходящими.
— Что это с тобой, Лёш? — спросила она, заметив моё лицо. — Не больно хорошо выглядишь.
Я рассказал ей о том, что произошло ночью, но она только усмехнулась:
— Да брось ты, привиделось, небось. Лес рядом, зверь какой залез, вот тебе и почудилось.
После этого я пошёл к дяде Василию. Он, как всегда, возился со своими овцами у загончика.
— Да не слушай ты этих баек, — сказал он, услышав мой рассказ. — В деревне у нас никто такого не видел. Спи спокойно, Лёха, это ветер был, может, или сова.
Никто не поверил моим словам. В глубине души я понимал, что нет смысла пытаться убедить их — они не были там ночью. Поэтому, закончив разговоры, я пошёл в деревенский магазин за едой. Маленький магазинчик, как всегда, был полон необходимых товаров — хлеб, крупы, тушёнка. Я купил немного провизии и решил вернуться к дому.
Весь день я провёл за мелкими делами, но мысли о ночи не покидали меня. Вечером, когда солнце начало садиться, я снова вошёл в дом. В этот раз твердо решил растопить печь здесь. В доме стало чуть уютнее, но всё равно ощущение странности не исчезало.
И тут я заметил, как по двору что-то передвигалось перебежками. Сначала я подумал, что это игра света, но тёмная фигура двигалась слишком быстро и чётко. Она стояла неподвижно за старым деревом, а затем, резко пригнувшись, переместилась ближе к окну, скрываясь среди кустов.
Что-то было не так. Тело фигуры выглядело странно, словно распухшее, обтянутое рваными тряпками, местами блестевшими, будто бы покрытыми жиром. Непонятная тяжёлая тень медленно двигалась всё ближе, перебегая от одного укрытия к другому. В какой-то момент она замерла так близко к дому, что я почувствовал, как сердце начало биться быстрее. Затем эта жуткая тварь резко исчезла за углом дома.
Я долго всматривался в окно, пытаясь поймать хоть малейший намёк на движение. Внезапно мне стало не по себе, будто что-то стояло прямо за моей спиной. Я медленно обернулся, и то, что я увидел, заставило меня остолбенеть.
Посреди комнаты, в темноте, стояла фигура. В её очертаниях не было ничего человеческого, лишь ноги, одетые в старые, грязные вязанные носки, выдавали её связь с миром людей. Фигура не двигалась, но её присутствие наполняло комнату запахом сырости и гнили.
Я стоял, не в силах сдвинуться с места, наблюдая за этой тёмной фигурой, словно замершей посреди комнаты.
— Кто ты? — мой голос прозвучал глухо, едва ли сильнее шёпота.
Фигура не ответила, но я услышал тихий скрежет, будто кто-то проводил ногтями по деревянному полу. Потом из темноты раздался хриплый, тяжёлый голос:
— Ты... зачем вернулся?
Мои руки задрожали. Это был тот самый голос, что я слышал прошлой ночью. Теперь он исходил прямо из этой фигуры, стоявшей в нескольких шагах от меня.
— Это мой дом... — прошептал я, стараясь придать голосу твёрдость. — Уходи!
— Дом... — голос словно выдавливал это слово, глухо повторяя его. — Он не твой... он... наш...
Фигура сделала шаг вперёд. Я почувствовал, как воздух в комнате стал густым и липким, будто стены сжимались, погружая меня в удушающую темноту. Мои ноги словно вросли в пол — я не мог двинуться.
Внезапно позади раздался глухой удар о стекло. Я резко обернулся и увидел изуродованное лицо, прилипшее к окну. Это было что-то страшное, полуразложившееся, с редкими остатками зубов. Лицо медленно приближалось, как будто оно расплющивалось об стекло с каждым движением.
Рот открывался, но из него не доносилось ни звука. Только шершавый, сухой язык медленно высовывался меж редких остатков зубов. Губы были распухшими, и язык терся о поверхность стекла, издавая жуткий скрип, который пробирал до мурашек. Этот звук был похож на скрежет ногтей по дереву — сухой, пронзительный и отвратительный.
Я почувствовал, как давление в комнате усилилось, словно что-то пыталось поглотить всё пространство вокруг. Воздух стал густым, и дышать было тяжело. Фигура в комнате снова сделала шаг вперёд, её очертания как будто расширялись, заполняя собой всё вокруг.
Сердце колотилось так сильно, что мне казалось, оно вот-вот разорвётся. Всё происходящее казалось нереальным, словно я оказался в плену ночного кошмара, но с каждым новым звуком я понимал, что это не сон.
Я стоял, оцепенев от страха, но внезапно осознал: нельзя стоять на месте. В отчаянии я кинулся к окну и врезался в фигуру, которая стояла в углу комнаты. Это не было животным или чётко очерченным существом — скорее, нечто похожее на человека в грязных тряпках. Я налетел на него с такой силой, что оно потеряло равновесие, а я по инерции врезался в оконную раму, которая с треском рухнула вместе с выбитыми стёклами.
Фигура упала за окно. Я не понял, что это было — человек или нечто иное. Тело казалось мягким, бесформенным, но откуда-то исходил гнилой запах. Мне показалось, что ещё секунда — и оно протянет ко мне руки, но я успел отшатнуться. Задыхаясь от страха, я бросился к двери.
Дверь с грохотом распахнулась, и я выбежал в холодную ночь. Ноги скользили по траве, я бежал через темноту, перепрыгивая через старые заборы и плетни, спотыкаясь о неровности на дороге. Мир вокруг казался зловещим, пустым. Луна, тусклая и слабая, едва освещала путь, но этого хватало, чтобы я мог бежать дальше.
Я кричал, зовя на помощь, но в ответ была лишь мёртвая тишина. Тварь, которая исчезла в темноте, казалось, преследовала меня — её шаги отдавались эхом в голове, хотя я не был уверен, что это реальность. Паника поглощала меня с каждым шагом.