Вот вы не поймите меня не праурвильно, но я давно заметила! Когда Двуногая сидит за большой светяшкой, она довольновая или хотя бы занимается работанием. И у неё там всякое полезновое, и мои лапные почеркуши, и вы все у неё тоже там, а я знаю, вы настоящие и где-то тоже живёте!
А ещё иногда у неё на больших светяшках что-то интересновое случается, и я туда могу смотреть и охотиться лапой на маленькую белую штуку, это тоже хорошо. И я знаю, что свои книговые она именно там настукивает, а книговые ей нужны, потому что для неё это как для нас охота на кого-нибудь летающего.
Без книговых Двуногая станет грустновая и не будет такая моя. А мне этого бы не котелось! Совсем-совсем. С моей кошачьей морды зрения оно, конечно, странновое и бесполезное, но она говорит, рано или поздно благодаря книговым будет нас кормить, а противное работание от которого она злая и её хочется мурчать — уйдёт совсем.
Мне бы этого хотелось, так что я готова смырриться с тем, что у неё есть большая светяшка. Там же и клавикотура, я без неё вам тоже ничего не напишу и вы не узнаете, как моя жизнь длится. А мне такое не нравится, мне нравится, чтобы вы обо мне знали! Я же кошка, как я могу жить спокойно, зная, что я вам ничего не рассказала?
Я такое не хочу. Так что большая светяшка остаётся. Но вот зачем нужна маленькая? Будить Двуногую и я могу, или Туна, мы это умеем. А больше ничего полезного она не делает. Зато вррредного — жуть как много! И оно всё жуть какое вредное на самом деле!
Вот, например, в Тницу было. Сидит Двуногая, смотрит во все светяшки. Потом берёт в лапу маленькую, тыкает в неё, там голос. Голос какой-то двуногой кошки, не кота, я её не знаю. Что-то они говорят странновое, и Двуногая грустновая. А потом смотрит в большую светяшку и говорит:
— Надо ей сейчас позвонить. А то либо я это сделаю сейчас, либо вообще не сделаю.
И голос у неё грустный-грустный, и сама она какая-то неправильновая. А потом опять тыкает в пищащую светяшку. Одну лапу тыкает — ей не отвечают, я так думаю. Потому что она ждёт, я думаю, что уже никто с ней разговариваниями заниматься не будет, а она опять.
А потом ей ещё один голос ответил, который я не знаю. Тоже большой двуногой кошки, только совсем старой, старше Туны! Я таких кошек и не знаю даже, ни двуногих, ни нормальных. Может, это её мяума? Но нет, голос её мяумы я знаю, это не тот. Не знаю, кто это. Зато знаю, что Двуногая с ней говорила в маленькую светяшку, потом как-то перешла в большую — я не поняла, как.
И после этого ещё долго-долго ходила по нашему домику и возмурщалась. А потом не смогла ничего лапами настукивать, так расстроилась. И вот каждый раз почти, как она не поговорит — если это не про двуноговскую еду, то она всегда потом грустновая. Это первая лапа, которая мне в маленьких светяшках не нравится.
Во вторую лапу, Двуногая часто, когда надо спать — лежит и тыкает своими когтями в светяшку. И тыкает, и тыкает, и тыкает… а потом говорит, что она мало спит и устала. Ну разве не глуповая? Убери свою штуку, и спи! А ты в неё сидишь! То есть, лежишь.
Мы с Туной даже вместе пытались не дать Двуногой трогать маленькую светяшку, вот до чего дошло! Туна на её передних лапах лежала, а я — на задних. Но даже это не помогло. Она нас погладит, скажет, какие мы хорошие, и давай опять лежать и лапами туда тыкать. А потом говорит, что спит мало. И даже это ещё не всё!
В третью лапу, она и просыпается вот ровно так же. Нет бы взять кошку и гладить, когда нас у неё целых три! Нет, она в светяшку свою нос суёт и лежит. Если к ней гладиться прийти, то, конечно, погладит. Но потом нос опять туда же. И ничекошеньки из всего, что себе навыдумывала, не успевает потом. Вот такая уржасно вредновая светяшка.
А из полезного только двуноговскую еду она оттуда призывает. Но я думаю, ей полезнее надеть свою шкурку выходновую, взять лапы в лапы и пойти подышать, заодно и еду взять. А она в светяшку нос суёт…
Но может быть, вы знаете какое-то полезновое дело от светяшковых? Вы мне расскажите. И лучше в телеграмовые, потому что там я теперь иногда что-то даже не в Сенье рассказываю: