Итак, продолжим разбираться с грамматикой. А точнее, я сделаю еще одну (вряд ли успешную) попытку объяснить, почему грамматика едина и неделима, и каким образом любая насильственная разбивка грамматики по уровням сложности приводит к запуску необратимого процесса формирования “стеклянного потолка”. Нет, “стеклянного купола”.
На этот раз давайте мы с вами попробуем использовать слово “грамматика” не как собирательный абстрактный образ, но и не вникая в детали самого термина, а как, например, определенную структурную систему, схожую с опорно-двигательным аппаратом живого существа, как некий скелет, на который крепятся мягкие ткани организма и его кожный покров.
Обычно, общаясь с людьми, вы практически никогда не задумываетесь о строении их скелета, если, конечно, вы не врач, и действо не происходит в вашем рабочем кабинете. Не задумываетесь, но вы знаете, что под одеждой, кожным покровом и мягкими тканями у людей обязательно есть скелет.
Попробуйте представить себе скелет современного человека в деталях. Думаю, с этим проблем не возникнет, поскольку “образец” у вас всегда с собой.
Ну а теперь представьте себе скелет птицы. С этим у многих сложнее. Несмотря на то, что эта информация входила и входит в программу средней школы, точно вспомнить, где у птицы находиться какая косточка, и как они между собой взаимосвязаны, да и всю общую конструкцию в точности представить не так уж и просто. Но одно вы знаете точно – скелет у птички имеется!
Ребенок воспринимает человека без каких-либо знаний о наличии или строении его опорно-двигательного аппарата. Да и о скелете птицы ребенку задумываться нет необходимости – он воспринимает птицу целиком, точно так же, как он воспринимает человека. И птица, и человек для ребенка – живые существа, обладающие гибкостью, ловкостью, умом, способностями, возможностями…
Так и с языком, родным или иностранным, – ребенок воспринимает язык как нечто целое, не вникая в “анатомические подробности”.
А теперь представим, что человек – это родной язык ребенка, птица – иностранный язык, который ребенок должен изучать в рамках школьной программы, а строение опорно-двигательного аппарата птицы – иноязычная грамматика.
И вот малышу начинают показывать некоторые разрозненные маленькие косточки и объяснять, на примере этих косточек, почему и как птица летает. Потом добавляют еще пару косточек побольше размерами, потом еще и еще.
Вот только разобранный по косточкам, это уже никак не опорно-двигательный аппарат. Возможно, какие-то косточки можно назвать “простыми”, а какие-то “сложными”. Только по отношению к чему они просты либо сложны?
И никто не скажет бедному ребенку, что сама по себе каждая отдельная косточка не есть птичка, и даже несколько косточек, сложенных в “правильном” порядке, не полетят.
Общей картины строения пернатых ребенок не видит до тех пор, пока все косточки не сложатся в одну единую систему опорно-двигательного аппарата птицы. Но в процессе изучения “косточек” птица в глазах ребенка перестает быть единым живым организмом, а становится чем-то вроде конструктора “собери сам”.
Полетит ли такая языковая “птичка”? В смысле, заговорит ли ребенок?
Ведь вся эта “птичья анатомия” запускает (и основательно закрепляет!) совершенно неестественной процесс – каждый раз, видя птицу, ребенок начинает представлять себе её скелетик и ищет, где какая косточка находится, как она функционирует в данным момент времени …
Знакомая картинка?
Как часто, прежде чем вымолвить хоть одно словечко, составить хоть одну фразочку на иностранном языке, многие начинают складывать в уме этакий грамматический “скелет”, пытаясь подвести под каждую свою мысль грамматическое обоснование, найти и извлечь из памяти правило, на которое можно было бы опереться.
А если знаний о косточках птичьих не хватает? Проще пареной репы! Хорошо знакомые со строением “скелета человека”, мы автоматически подстраиваем человеческие косточки в те места нашей птички, где есть пробелы в знаниях. И в лучшем случае получаем что-то отдаленно напоминающее мою избушку на курьих ножках.
Эта “западня” называется межъязыковой интерференцией. Ах, какое красивое название!
Поиграем еще немного в кости?
Представим, к примеру, французский язык в виде брахтиозавра. Вы можете представить себе скелет брахтиозавра? Я – нет. А насколько поможет и поможет ли, если вам, как вашему ребенку в рамках школьной учебной программы по французскому языку, покажут пару косточек: “Вот это - глагол avoir, а это - глагол être. Выучи, как они спрягаются, и… и ты поймешь, как выглядит, как устроен и чем питается брахтиозавр!”
К слову, брахтиозавров не существует. Это выдуманный персонаж нашей истории. Мифический, как и официально заявленные результаты, которых якобы можно достичь в рамках школьной программы, как и надежда на то, что, освоив школьную программу, к примеру, по французскому языку, наши дети свободно, легко и непринужденно заговорят по-французски.
Но даже если бы брахтиозавр и не был выдуманным персонажем, даже если бы он существовал где-то когда-то, то сегодня его бы сразу уничтожили за ненадобностью. Его, в принципе, уже уничтожили, как и надежду на свободное владение выпускниками школы иностранным языком, уничтожили даже на уровне общеизвестной анекдотической формулировки “читаю со словарем”.
О ЕГЭ даже упоминать не стану. Очень показательным примером служит Лев Толстой и его “Война и мир”.
Учащиеся средней школы проходят “Войну и мир” в 10 классе. О слово “проходят” сейчас спотыкаться не станем, вопрос другой.
Как вы думаете, наши дети, к тому моменту “собирающие по косточкам” французский язык в рамках школьной программы как минимум уже 5 учебных лет, читают французские пассажи литературных героев Толстого в оригинале или пользуются ссылками с переводом, данными внизу страницы? “Вопрос риторический, отвечать не обязательно”.
Не читают. Ни в оригинале. Ни по ссылкам. Ни со словарем. И возможности такой не имеют.
Перед нынешним поколением “собирателей брахтиозавров” Толстой предстает БЕЗ оригинальных диалогов на французском языке. Они исключены из произведения. Почему?
Да сам граф Толстой Лев Николаевич, что “между грядками огурчиков и помидорчиков захоронен”, такую предусмотрительность в свое время проявил - еще в далеком 1873 году, выпустив вторую редакцию и создав своему произведению “клона”, лишенного способности говорить по-французски. Более доступная версия. Более демократичная.
Правда, мы в школьные годы читали первоначальный вариант. Были ли наши учителя более требовательны или просто не шли на компромиссы, кто знает.
В любом случае, нам нравилось “ковыряться” во французских пассажах и блистать на уроках литературы, с гордостью и “приятным французским прононсом” цитируя выражения того или иного героя романа.
Допускаю, что сегодняшние десятиклассники о существовании превоначального варианта и не догадываются. А учителя вряд ли напоминают и уж точно не настаивают.
А к чему заморачиваться! Всё равно ведь никто не понимает по-французски, включая самих учителей, для которых что французский, что английский – всё едино китайская грамота. Да и постраничные ссылки – это долго и непродуктивно. Выход из “неудобной ситуации” был найден. Боюсь, скоро мы увидим “продолжение банкета”. Ведь Лев Толстой, сам по себе, такой долгий и такой непродутивный по сегодняшним меркам...
Но! Нет ничего совершенного в этом мире и за его пределами. Ничего идеального не существует. Исходя из этого посыла, наша система образования хороша, очень хороша. При условии, что её “зёрна познания” попадают в подготовленную почву.
К чему я это? Что за “подготовленная почва”?
Приведу пример, вернувшись к нашим пернатым друзьям. Тему: «Кто такие птицы?» школьники проходят в 1 классе, “Знакомство с птицами” происходит в 3 классе. Строение птички, к слову, школьники изучают в 7 классе, и скелетик на иллюстрации в учебнике дан целиком целёхонький - в объеме, деталях и нюансах.
А с учетом того, что до поступления в школу малыши на птиц вдоволь насмотрелись, и на земле, и в небе, и в нафас, и в профиль (чай не брахтиозавр какой), зернышками и хлебушком покормили, по двору погоняли, карандашиком в альбомчике нарисовали, то вот она, во всей своей красе, подготовленная почва.
Что же касается освоения иностранного языка, то полноценное освоение, как и в случае с родным языком ребенка, требует значительного практического опыта до момента получения первых теоретических знаний. Родной язык познается ребенком именно в такой естественной последовательности. До достижения ребенком возраста шести-семи лет – это чистой воды языковая практика, в школьные годы – совершенствование владения родным языком с глубоким теоретическим анализом.
Кто сказал, что для освоения иностранных языков формула успеха должна быть иной?
Мне, как дипломированной Бабе Яге, вроде и не по чину такие вопросики задавать. Моё дело маленькое - вера непреклонная в учебные комплексы с отметкой “одобрено”, лапки паучка да помет летучей мышки...
Но не отпускает меня чувство колючее, подозрение жгучее, что необходим он (хотя бы на уровне декодирования, хотя бы на уровне устного декодирования), необходим как воздух, этот крепкий фундамент практического владения иностранным языком, как в случае с родным русским. Фундамент такой прочности, который в будущем ни одним “теоретическим вбросом” не испортить.
О “декодировании” как-нибудь в другой раз отпишусь, а вот о том, что значит “испортить” или “не испортить”, прямо сейчас внесу пояснение.
Давайте заглянем на занятие английским языком в каком-нибудь дошкольном учреждении и послушаем, как весело и свободно малыши напевают:
Under the ocean, green and deep
Lie the fishes fast asleep,
Under the arm and over the shoe,
Top on the head, and out goes YOU.
Ах как здорово! В упоении прыгают и скачут с малышней сами воспитатели. Но… Но не успевают они заложить прочный фундамент – слишком уж мало учебных часов отведено под иностранные языки в дошкольных учреждениях.
А тут бац! Школьные годы чудесные! И открываются у детишек глаза на то, что, оказывается, неправильно английские дети на английском-то языке говорят. Как быстро нашим деткам разъяснят и втолкуют, что в английском языке существует определенный строгий порядок слов, что форма “goes” используется только для 3-его лица единственного числа настоящего неопределенного времени, о порядке элементов фразовых глаголов не забудут напомнить.
И вот уже детки наши перестают улыбаться, скрючившись над очередным тестом и мучаясь вопросом, можно ли, когда можно, а когда нельзя, использовать слово “fish” во множественном числе...
Это потом наша Таня начнет громко плакать, потеряв всякую надежду вновь обрести свой “потерянный мяч”. Нет, она не уронила в речку мячик – его вырвали из её еще неокрепших детских ручек.
Plans cancelled!
Я говорю исключительно о школьной программе.
Многие школьники, особливо старшеклассники, посмеиваясь над тестами ЕГЭ, довольно успешно осваивают иностранные языки, только происходит это ВНЕ школьных уроков – репетиторы, языковые курсы, общение со сверстниками в соцсетях. Однако, с избытком хватает и тех, кому от школьных лет так и не досталось ничего, кроме уверенного и железобетонного кластера “Лондон – столица Великобритании”.
Это не голословное утверждение.
Будучи еще совсем “зеленой”, вступая в стройные ряды “преподов универа”, я, как и полагалось, со всей тщательностью проштудировала учебную программу. Изумлению моему не было предела: ШО? Опять? Опять всё сначала? Ничего не понимаю!
“Ничего не понимаю” сменилось на “А-а-а, понятно!” после первых же занятий с ордой счастливых первокурсников, чьи познания в области иностранных языков напоминали чистый лист бумажный. Даже не в клеточку… Tabula rasa. Будто и не было тех “школьных лет чудесных”.
Кто-то скажет: “Не преувеличиваете ли вы, дорогуша, масштабы проблемы? К чему столько трагизма! Да и Бог с ними, с этим английским и с этим французским! И без Толстого как-то прожить можно! Тоже мне, важность!”
Совершенно верно, никак не трагедия мирового масштаба. Особенно, если постараться забыть о том времени жизни наших детей, что было потеряно попусту, о развитых комплексах неполноценности, о “нервометаниях” при одном только упоминании об уроках иностранного языка, если заодно забыть и о культурном наследии, истории, традициях… И если ничего не знать - не ведать о том “стеклянном куполе”, о той реальной катастрофе, что таит в себе такое безобидное, методически выверенное и “праведное” разделение грамматики на простую и сложную…
Великие цели не обязательно приводят к великим результатам.
Дорога, вымощенная благими намерениями…
Помните, куда она ведет? Да-да. Туда, где без Толстого вполне обойтись можно.
Вот об этой дороге, вымощенной далеко не желтым кирпичом, мы поговорим как-нибудь в следующий раз. Помните, я приберегла это “на сладкое”?
А пока что давайте устроим себе “веселую переменку” и вернемся к ребенку и котенку!
С уважением ко всем читателям, бабушка Ни Ни