В пору драматических потрясений было бы любопытно бросить ретроспективный взгляд и посмотреть, что волновало современников роковых событий прошлого, особенно людей творческих, наиболее остро переживавших драму мировой истории.
К таким проницательным наблюдателям начала XX века можно смело отнести крупного философа и писателя Серебряного Века Федора Августовича Степуна, обладавшего редким литературным даром военного репортера.
Его дневниковые записки о Первой мировой войне мигом стали особенно популярны на фронте и среди гражданского населения, а немного отстраненная позиция, занятая автором по отношению к противоборствующим сторонам, добавила относительный налет объективности и достоверности описанным событиям.
Записки Николая Лугина
Военный дневник молодого Федора Степуна, написанный под псевдонимом Николай Лугин, вышел в свет в журнале «Северные записки» и назывался «Из писем прапорщика-артиллериста».
- До войны Федор Степун учился в немецком Гейдельберге, куда он направился по рекомендации известного философа Бориса Петровича Вышеславцева, приват-доцента Московского университета, ради учебы в местном университете.
- В 1910 году Федор Степун защитил докторскую диссертацию на тему «Философия Владимира Соловьёва». Тогда же он принял участие в основании философского журнала «Логос» совместно с правоведом-неокантеанцем Сергеем Гессеном.
С начала военных действий в 1914 году он был призван в 12-ю Сибирскую стрелковую артиллерийскую бригаду в состав пятой батареи (позже Степун перевелся в третью батарею).
- Перед отправкой на фронт, в Иркутске, Степун столкнулся с дурным предзнаменованием: во время его ночного дежурства погиб солдат, а набат в городе зловеще ударил в связи с пожаром.
Степуна ужасает то, что война, помимо источника материального факта, связанного с миллионами жертв, криков и стонов, порождает:
«грандиознейшие миры упорнейшей лжи… в головах всех и каждого».
- Каждая воюющая сторона отказывается от культурного наследия своего соперника, препятствует переводу величайших произведений человеческой мысли, ученые отказываются от научных степеней университетов, находящихся по другую сторону фронта.
- Помимо этой лжи возникает смущающая Степуна тень правды, которую сложно отделить от негативной составляющей: "преодоление косности, своекорыстия и эгоизма", никогда не возникающее в мирное время, через жертвенность и небывалую благотворительность ради оказавшихся в силу непреодолимой воли на переднем крае солдат.
- Несмотря на прекрасные отношения с сослуживцами и добросовестное исполнение своих служебных обязанностей, Степун лицом к лицу столкнулся с суровой анонимной военной машиной: за «бестактный» ответ и «развращающую армию улыбку» он был на сутки помещен под арест.
- Трагикомический фарс войны продолжился позднее: в Иркутске, во время ужина на вокзале, Степун познакомился с двумя отставными старыми генералами, которых подобострастно обслужил лакей. Их глазки слезились, носики морщились, а ручки автоматически расправляли бакенбарды. Долгий жизненный путь военных подходил к своему завершению. Когда Степун случайно спросил у лакея имя генералов, он с ужасом узнал, что старцы оказались начальником дивизии и командиром бригады, которые вскоре поведут Степуна и его товарищей в кровопролитный бой.
- Степуна беспокоит мысль о предстоящих сражениях, но еще больше он не может вынести «отвратительного лика войны», связанного с «угнетающей забитостью серых солдатских масс», уныло поющих в скотских вагонах и безграничное хамство старших чинов по отношению к младшим на фоне «блистательной глупости» генералов.
- Вскоре зловещие призраки войны обступили Степуна со всех сторон: наступая в Галиции, в районе Перемышля в составе 8-ой армии генерала Брусилова, Степун вместе с товарищами прошел по полю со следами недавних сражений. Его поразили мрачные апокалипсические картины, когда неубранные трупы австрийцев лежали вперемежку с русскими, из-под земли торчали руки и ноги погибших, по которым проезжали артиллерийские орудия, а проборы на голове, ногти и волосы покойных притягивали к себе неспокойный взгляд Степуна.
- Стараясь мысленно найти отдохновение в недавнем счастливом прошлом, молодой философ на фоне романтического ландшафта Галиции и таежных напевов кучера вспоминал Гейдельберские горы и безмятежные долины Неккара, встречи с заботливым Георгом, приходившим в гости к Степуну в аскетичном драповом пальто и сигарой в руке. Георг стал для Степуна амбивалентной фигурой, превратившись в коварного врага, тайно целящегося в не ведавшего опасности русского война.
Наступление
Весь 1914 году и первую половину 1915 года русская армия победно наступала в Австро-Венгрии, но в письмах Степуна постоянно ощущалась душевная тревога и возрастающее отвращение к военному процессу из-за требования постоянной стрельбы на позициях по австрийским войскам. В первое время душевный разлад лечился снятием с себя личной ответственности за все происходящее.
- Однако невозможность закрыться от военного События постоянно напоминало Степуну о себе различным способом: коварной смертью под разрывом шрапнели разведчика Баранова, незадолго до гибели ударенного командиром стеком по шее за то, что не сменил уставшей лошади, пропавшим на прусском фронте братом Л., смертельным ранением служившего в пехоте родственника жены Миши Н.
- Степун по-прежнему участвовал в смертельных играх, когда, находясь на наблюдательном посту вблизи венгерского Альдозора в марте 1915 года, самостоятельно стрелял, единолично принимая решение, выпускать или не выпускать снаряд.
- Встреча на боевых позициях в Страстной четверг со старовером-телефонистом Шестаковым в очередной раз поколебало раннее убеждение Степуна в снижении ответственности человека в зависимости от занимаемого им военного ранга, что противоречило известной формуле Достоевского «каждый за все и за всех виноват».
Шестаков пожаловался Степуну, что в такой день греховно «передавать в машину, как лучше человека убить», тем более христианина. Шестаков, в глазах Степуна ставший ярким представителем отрицания цивилизации, спорил с немецким по происхождению колонистом Готлибом Бетхером, который убеждал Шестакова, что без машины человеку не управиться, а греховность в данной ситуации не при чем, так как они только исполняют приказы начальства.
- Бетхер, а шире, все представители европоцентристского милитаризма, стали для Степуна выразителями машинной цивилизации, отрицавшей личную ответственность человека ради власти коллективно-государственного начала и подчинения мысли области профессионального дела.
- Степун, не признававший себя пораженцем, особенно страдал не столько от нехватки на фронте необходимых снарядов, средств связи и проволоки, а от «духовной подготовленности» многих в России к оправданию и приятию войны. К данному воинственному лагерю Степун относил интеллигенцию, представляющую собой московских славянофилов, петроградских кадетов, присяжных поверенных, поэтов и, шире, русскую публицистику, на все лады призывавшую к разгрому Германии ради культуры, свободы и долгосрочного мира. Среди особенно отличившихся на литературной ниве с обоснованием окончательной победы «над тевтонским злом» можно назвать знаменитых философов Николая Бердяева, Ивана Ильина, Василия Розанова, Владимира Эрна, публициста Михаила Меньшикова и многих других.
Для Федора Степуна, имевшего возможность скорректировать свои первоначальные взгляды, непосредственно участвуя в боевых действиях, война давно лишилась своего героического пафоса и превратилась в средство разрушения достижений мировой культуры, масштабное уничтожение людских и финансовых ресурсов и в разгул низменных страстей.
- Война, по мнению Степуна, может быть священной и праведной только при условии готовности народа принести себя в жертву наджизненной национальной идее, ради осуществления которой происходит свободная и сознательная отдача воином своей жизни.
В других случаях война редко отличается от ужасной бойни, поддерживаемой жестокой дисциплиной и военно-полевыми судами. Ее сопровождают несправедливые действия, когда, как пишет Степун, «христолюбивым войнам спускают штаны» и нещадно секут прутьями по голому телу, «дыбы не повадно было», либо ругают солдат «самою гадкой бранью», постоянно бьют по лицу.
- Выход из порочного круга, предлагаемый Степуном, кажется абсурдным и иррационально-мистическим, если не знать, что на философа сильно повлияли идеи толстовцев. Он предлагал поднять со всей Руси святые и чудотворные иконы и без оружия выйти навстречу врагу. Претерпеть страдания для христианина есть лучшая доля, чем причинять страдания другим.
Отступление 1915 года
В письмах после апреля 1915 года Степун, поддавшись мрачному настроению, превалирующему среди отступающей армии, рисует волнующую одиссею подвигов духа русского солдата посреди рокового неослабевающего натиска немецких войск, сменивших довольно слабую и уставшую австрийскую.
Названные годом позже историком искусства Николаем Пуниным («Против цивилизации») нацией, обладающей подлинной культурой, укрепленной технической оснащенностью, механизированной и коллективистской организацией и огромными запасами внутренней творческой энергии, немцы представляли собой таран для пролома границ изнеженной европейской цивилизации.
- Подобно саранче, они двигались цепью одна за другой. Прикрываясь тяжелой артиллерией, во все стороны уходила легкие и гаубичные орудия, на флангах перемещалась кавалерия, а в тылу передвигались обозы. В воздухе войсковое движение корректировали аэропланы. Выступая против такого высокоорганизованного противника, русская армия страдала от отсутствия воздушной разведки, тяжелой артиллерии и личного состава.
Пехота «таяла как восковая свеча среди костров ада». Пятая батарея в течение трех недель, не снимая сапог, спала на ходу не более трех-четырех часов в день, подвергаясь смертельной опасности от снарядов и пуль, беспрерывно проносившихся между артиллеристами. Во время тяжелых боев находившаяся рядом с 12-ой Сибирской стрелковой артиллерийской бригадой знаменитая 48-ая корниловская дивизия была разбита врагом. Потрепанную артиллерийскую бригаду для переукомплектования направили в лагерь Куртенгоф близ Риги.
- Через три недели дивизию Федора Степуна переместили в окрестности близ Митавы (ныне - Елгава). Отношение к происходящему, отмечает в дневнике Степун, у команды было скептическое. Его командир Иван Владимирович бездумно стрелял в западную сторону, потому что так было приказано. Другой коллега Владимир Г-й, чувствуя абсурдность ситуации, передавал нелепые приказы артиллеристам на батарею. Вскоре драматическое происшествие, произошедшее со Степуном, на год удалило его с передовой.
Лечение в госпитале
В ноябре 1915 года по приказанию руководства офицеры артиллерийской бригады должны были приехать в штаб дивизии, чтобы прояснить ситуацию, сложившуюся вокруг 6-ой батареи, попавшей в плен во время боев при Альт-Ауце.
- Для увеличения скорости саней Федор Степун и Владимир Г-й запрягли молодых вороных жеребцов вместо старых и мудрых лошадей. Когда сани тронулись, жеребцы резко свернули вправо, и Степун неожиданно получил тупой удар по лбу. Сосновые стволы быстро пронеслись перед взором теряющего сознание философа, а вскоре он почувствовал нестерпимую боль в ноге и понял, что она сломана.
- Пострадавшего Степуна отвезли в Евангелический полевой лазарет, располагавшийся в Пскове. Нога сильно распухла, и Степун долгое время вынужден был перемещаться на костылях. Для получения жалования два раза в месяц, 1-го и 20-го числа, он отправлялся в канцелярию, пересекая снежную площадь и с трудом поднимаясь на второй этаж. Здесь он простаивал около двух часов в очереди ради получения аттестата, который он относил в казенную палату и получал заветные 56 рублей.
- Степун на долгое время столкнулся с «хамством административного аппарата», которое не удалось побороть в советский и постсоветский период, и изумлялся «долготерпимости» русского человека. Именно в лечебнице Степун познакомился с чувством беззащитного тупого страдания и жуткого инквизиционного холода белых и чистых операционных комнат, превышающего ужас окопной войны. Больные становились объектами неумолимой чужой воли персонала, их жизнь лишалась элемента случайности, с избытком имеющегося на передовой. Их страхи, связанные с перевязкой ран, хирургическими операциями и боязнью заражения крови, намного превышали прошлые опасения погибнуть в ходе боя.
- После улучшения состояния Степуна перевозят в московский Евангелический полевой госпиталь. В середине ноября 1916 года он вернулся на фронт, проходивший в Галиции около Шумлян.
Последний год войны
Федор Степун отмечал, что пополнение пехоты заметно ухудшилось, прапорщики после ускоренной шестинедельной подготовки оказываются негодными и безграмотными. Героическая страсть умереть не могла перевесить поверхностное знание новобранцами военной науки.
- Снабжение продовольствием прекратилось, и батарейный командир сделался больше похожим на помещика, чем на строевого офицера воюющей армии.
- Из-за возобновившейся боли в ноге Степуна перевели в дивизионный парк, ведавший снабжением фронта снарядами, поставлявший на передовую свежих лошадей или строительные материалы.
- Наступил роковой 1917 год. Степун принял участие в разработке радикального приветственного текста телеграммы, составленного от лица патриотично настроенных представителей армии в адрес председателя Государственной Думы Михаила Родзянко. В телеграмме содержался призыв Думе «встать во главе всех живых сил России и «осуществить внутри страны тот строй и те начала», без которых все усилия армии были бы тщетны.
- Степун окончательно разочаровался в самодержавии, которое, на его взгляд,
«с откровенным цинизмом стремится к сепаратному миру».
Он не верил, что Россия со всей накопившейся ложью способна довести войну до победного конца. Он сомневался в действенности прогрессивного думского блока и в «московских славянофилах», хрипнувших от крика «войны до победного конца».
- 4 марта 1917 года, в день опубликования в газетах Манифеста об отречении Николая II от престола, бывшая 3-я батарея Федора Степуна пережила интенсивную газовую атаку немецкой армии. Несмотря на первоначальный успех, немцы были выбиты из русских окопов огнем тяжелой артиллерии.
- Волнующий дневник Федора Степуна закончился в момент прибытия денщика знакомого командира из госпиталя, который сообщил, что в Петрограде произошла революция.
- Революция, которую так горячо приветствовал Федор Степун, привела вскоре к братоубийственной войне. Как он позже писал в эмиграции, образ войны 1914 года оказался намного светлее, чем образ Гражданской войны.
- Военные записки Федора Степуна сохранили для потомков всю двойственность, колебания и неосуществимые надежды русской интеллигенции и военных в роковой момент русской истории.
- В письмах Ивана Ильина сохранился фрагмент его разговора с Федором Степуном после выписки последнего из госпиталя. Ильин назвал Степуна «германофилом-пораженцем», а Степун парировал, что ему отвратительна как идея победившей Германии, так и идея победившей России. Иван Ильин категорически заметил, что проигравшую Россию ожидает участь быть униженной и рабской, лишенной правосознания и разнузданной. Степун с «кощунственной насмешкой» возразил «комбатанту» и «препаратору смысла войны» (как в своем дневнике Степун назвал Ильина), что «русский народ ноуменально предназначен к рабству».
Данные размышления Федора Степуна, практически дословно запечатленные Иваном Ильиным, позволяют понять корни болезненного пессимизма автора в момент написания им дневника. Годы спустя Степун изменит свою позицию, превратившись в преданного славянофила и поклонника учения о всеединстве Владимира Соловьева.
Записки Федора Степуна отразили трагические события в жизни России, мастерски осмысленные военным философом перед тем, как он переродился в крупного религиозного мыслителя. Возможно, горький опыт Федора Степуна для кого-то сможет стать путеводной нитью во время грозовых катаклизмов и удивительного самопожертвования.
Если Вам понравилась эта история, подписывайтесь на мой канал. Вас ждет еще много интересного!
