заметки на полях 46-го ММКФ
Над Москвой бушевал 9-ти балльный шторм по шкале Бофорта. Ветер со всей яростью шатал рекламные щиты на Новом Арбате. На все это гости главного фестивального киноцентра «Октябрь» взирали через широкие панорамные стекла. Внутри было тепло, светло, уютно и очень просто. Студенты разных киношкол обсуждали призовые перспективы разных картин. Гости из Африки, Азии и Латинской Америки быстро стали своими в этой российской аудитории. Звучал плохой английский, простонародный испанский, странный французский без раскатистого «р». Самое главное : все друг друга понимали. Говорили не о тонкостях, о самом простом . Простое оказывалось самым важным. Господь Бог – великий Творец. Он создал эту мизансцену с диким штормом снаружи и человеческим теплом внутри, как образ 46-го Московского кинофестиваля. Фестиваль в силу целого ряда причин остался без громких имен и признанных авторитетов. Но это не сделало его хуже. Московский киносмотр вдруг неожиданно нашел свое лицо. Он перестал безуспешно гоняться за модными именами и выдавать гостей - кинодеятелей второго эшелона за гениев. Отборщики обратили свое внимание на незаезженные кинотрассы. Чего-то ошеломительного найти не удалось. Но художественные потрясения теперь вообще редки. Но то, что программа московского киносмотра оказалась нетрафаретной – это точно. В качестве эпиграфа к 46-му московскому киносмотру очень подошли бы стихи поляка Константы Ильдефонса Галчинского : « Культура – не свет небесный, а стол со свечкой, привычной и повсеместной, зато сердечной. И , пусть огонек не ярок, а жить светлее. Прощаюсь. И вместо марок я сердце клею» .
Черно-белое изображение, формат кадра 4:3, ни единого произнесенного слова и только естественное освещение – все это конкурсная картина из Бангладеш «Нирвана». Абсолютно - фестивальное кино. Фильм предваряет эпиграф : «Есть только один вопрос. И когда вы узнаете ответ на него, будет больше не о чем спрашивать.» Автор – неведомый мне ( догадываюсь, что и большинству московских зрителей) индийский мистик Мехер Баба. Уже после просмотра из интернета узнал, что у цитаты есть продолжение : « Этот вопрос : «Кто я ?» И на этот вопрос есть единственный ответ : «Я- Бог». Вполне возможно, что персона лидера индийских духовных практик , равно, как и продолжение цитаты, очевидны для жителей полуострова Индостан. В Москве фундамент, на котором построена «Нирвана» , оставался абсолютно неясным и загадочным. Но даже без этой смысловой базы, которая открывалась сильно позже титра «Конец», «Нирвана» гипнотизировала зрительный зал. Причем, чем гипнотизировала?! Какой- то задрипанный то ли заводик, то ли мастерская в каком- то занюханном городишке на окраине цивилизации. Нудный монотонный труд : тащи, складывай, собирай. Тревожный , похожий на сигнал воздушной тревоги, гудок , возвещающий начало и конец и рабочего дня. Рутинная отметка на проходной с длинной очередью, показанной через зарешеченное окно. Телефонный разговор в перерыв. Неработающий вентилятор. Утренние сборы на работу с поливанием чахлого цветка в общем коридоре. Перекур во дворе. Замки, запоры – все медленно, безмолвно, монотонно. И ноющий звук виолончели над всей этой тоской бытия. И вот этот фон богооставленности режиссер Асиф Ислам использует как доказательство существования божества в каждом человеке, живущем в ситуации рутины, скуки и безнадеги. Рука Бога прорезает все дохлые людские творения то мощными пальмами фантастических размеров, гигантскими кувшинками, невероятным деревом библейского масштаба. Беззвучный крик, неслышимые слезы, безмолвный смех. Божественное присутствие в человеке, живущем по инерции. Случайные трагедии, нечаянные радости. Одним словом, нирвана. Картина, которую каждый нагрузит своим смыслом и своим жизненным опытом. Фильм, в котором ничего не происходит, не звучит речь. И который не отпускает до финала.
Индия с Бангладеш – даже не просто соседи, а родственники. До 1947 года были частью одного государственного образования – Британской Индии. Общая история, общая культура, общие корни. Но фильмы, представленные в Москве, той и другой страной – полные противоположности. Индийская картина « Семь морей, семь холмов» многими считается главным хитом фестивальной внеконкурсной программы. Редкий случай: даже были организованы дополнительные показы. После черно- блеклой гаммы «Нирвана» - буйство розового, голубого, желтого, малахитового. Вместо статичных долгих планов- сверхэнергичный, витальный монтаж. Вместо одинокой виолончели – гремучая смесь музыкальных стилей от хитов тамильской эстрады до финских колыбельных. Здесь герои совершают акробатические пируэты, передвигаясь по плоскостям двух поездов, идущих навстречу. Здесь крысу поят элитным алкоголем из столовой ложки, чтобы она могла согреться после тропического дождя. Здесь ночуют на деревьях, похищают невест, ищут любовь на протяжении тысячелетий, а найдя, теряют вновь. Встреча в пустом вагоне , несущегося сквозь ночь и дождь поезда, двух случайных попутчиков летит на скорости экспресса от аттракциона - поединка к высокой притче. О том, что жизнь бесконечна и ценна сама по себе. О том, что у мужчины и женщины есть тысяча поводов , чтобы расстаться и только один, чтобы быть вместе – любовь. О том, что самый скромный, маленький, корыстный, пугливый человек несет в себе невероятный запас героизма. Немудрено : одному из попутчиков 32 года. Он возвращается с заработков в Дубае домой к 8-летнему сыну, которого никогда не видел с тем, чтобы впервые обнять поцеловать. Другому- 8822 года. Он победил смерть. И в каждом прожитом столетии носит новое имя, запомнить которое уже не в состоянии. И в каждом веке ищет все ту же главную любовь. Картина – гимн дурному вкусу. Демонстративному, вызывающему, провокационному. Гимн жизни, в котором главное воплощение ценности бытия доверено крысе и ее крысятам. И плевать на правила утонченного художественного вкуса. Все, в чем бурлит жизнь и любовь , априори приобретает высокий смысл. Фильм – бурлеск, фильм – коктейль, фильм – эликсир жизни.
Вообще, в фестивальной программе обращение к религиозно – философским темам стало основным. В том самом мире, который стал похож на ураган, лучшие кинематографисты пытаются не только сами найти точку опоры, куда можно пустить корни, чтобы не быть унесенными ветром, но и помочь зрителям. Мексиканский фильм, показанный на открытии фестиваля, внешне камерная история подростковой мести. Два брата хотят отомстить шоферу грузовика, который уснул за рулем и тем самым, лишил их отца. Но в эту частную историю создатели Сантьяго и Марианна Арриага добавляют ингредиенты, которые расширяют пространство истории мести до евангельской притчи. В историю добавляется сводная сестра – дочь нового бойфренда матери от первого брака и ее сверхнастойчивый, зато платежеспособный ухажер. Отец и сын в ту роковую поездку ехали на охоту – это тоже важно. Головы убиенных животных украшают интерьер забегаловки на трассе, в которой последний раз пообедали отец и сын перед роковой аварией. Прежде чем встретиться с невольным убийцей лицом к лицу, подростки проникнут в его скромную квартирку и увидят его жену, его ребенка. И меж семейными фото – вырезку из газеты с заметкой о той самой аварией. И между сводными братом и сестрой промелькнет искра настоящего и совсем небратского чувства. И желание выстрелить в человека, который разрушил их жизнь и невозможность этого – все сплелось в единый клубок глубокой притчи. И фильм неслучайно называется «Открытое небо». Ведь небеса открыты не только для праведников, но и для раскаившихся грешников. А такие здесь все. Грешники, которые и мечтали о грехе. Да только есть внутренние моральные границы, которые не преодолеть. Еще одно воплощение на экране Голоса Бога. Непрямолинейное и яркое.
Фестиваль – это возможность увидеть не только новое, но и старое. Причем, старое в том варианте, который никто и не видал. Для многих синефилов самым ожидаемым на фестивале стал показ первоначальных, невышедших на экран вариантов «Кубанских казаков», «Держись за облака» и «Тугого узла» . Отдельную программу из четырех вечеров подготовил ВГИК. Одна из программ – курсовые и дипломные работы иностранных студентов советского ВУЗа. Это теперь Сулейман Сиссе – классик и член жюри Каннского фестиваля. В Москве показали его дипломную картину «Аспирант», снятую на рубеже 60-70 годов прошлого века. Увидеть совсем юного Никиту Михалкова в дипломной картине Джафара Таваккола «Комуникабельность» , экранизации рассказа Альберто Моравиа. А еще посмотреть на блестящую работу актрисы Виктории Федоровой, которая в СССР была известна не столько ролями, сколько скандальными для страны победившего социализма обстоятельствами личной жизни. Дочь актрисы Зои Федоровой и военного атташе посольства США в СССР ( это в 1946 году!) , она в 1975 эмигрировала за океан и была наглухо вычищена из всех списков советских актрис. А здесь- в главной роли в студенческой работе итальянского студента, так ВГИК и не закончившего. Для синефилов – подарок и праздник.
Одна из программ фестиваля называлась «Русский след». Это о влиянии нашей родной культуры на культурный код человечества. И, несмотря на политику отмены, художники мира от политики все же дистанцируются. Русский след был заметен не только в этой программе, но и во многих картинах, представленных на фестивальных экранах под другими рубриками. В Москве происходит действие молдавского конкурсного фильма « Выжить в Мо…». Сербскую конкурсную ленту «Лесной царь» снял российский оператор Владислав Опельянц, а спродюсировал Милош Бикович, который сам стал живым мостом между сербским и российским кинематографом. «Лесной царь» попытался увидеть события 1999 года с бомбежками Белграда и НАТОвской агрессией против Югославии глазами ребенка. Сава живет здесь и сейчас. Это мать, которая всегда рядом и отец, который находится в плавании, переживают из-за обострения международной обстановки. У Савы другие интересы: репетиции школьного спектакля, детские секреты с самой близкой подружкой – одноклассницей, велосипед, грозная собака, которая наводит ужас на малышню, поездка в троллейбусе. И в один момент мир рушится. И вот уже троллейбус в огне, троллейбусные провода в дыму, подружку родители отправили к родственникам в дальнюю деревню. Картина искренняя, благородная, снятая невероятно изобретательно и высокохудожественно. Но чересчур перенасыщенная образностью. Детские сувениры, церковная утварь, оборванные провода, епитрахиль на исповеди в бомбоубежище, цитаты из баллады Гете «Лесной царь» ( его играли на школьном утреннике). И дымы, дымы, дымы. ВГИКовская операторская школа Опельянца с ее любовью ко всему, что смягчает изображение- дымам, туманам и дождям, чувствуется в каждом кадре. Не в том проблема , что образов и символов чересчур много. В том, что они не сплавляются в единую ткань. Красота и глубина каждого символа существуют самодостаточно. Но этого точно недостаточно, для того, чтобы соединившись в едином ключе, придать всему фильму мощное и гармоничное звучание.
Теперь о детях. В рамках Московского фестиваля последних лет нет отдельного конкурса фильмов для детей, какой был в программе в советские годы. Зато в этом году появилась отдельная внеконкурсная программа «Взрослым о детях». Довелось увидеть одну картину из этой подборки – испанскую «Великан с Эс-Ведры». Фильм снят региональным телевидением провинции Балеары. Это спасло сказочную историю от обилия компьютерной графики. Все сказочные чудеса здесь не нарисованы компьютером, а созданы прямо на реальной съемочной площадке. Макеты, разномасштабные мизансцены при разговоре детей с великаном – в компьютерную эру благополучно забытые, вспомнил молодой испанский режиссер Эктор Эскандель. Традиции «Нового Гулливера» Александра Птушко живут и используются и современным поколением киношников. Такой хендмейд , конечно, радует глаз. Но и практика такая в мире носит несколько пунктирный , непоследовательный характер. И эта прерывистость тоже бросается в глаза. Благородной испанской картине отчетливо не хватает легкости, иронии и безбашенности лучших фильмов Александра Артуровича Роу. Да и сами сказки с Балеарских островов оказываются для русского зрителя чересчур прагматичными. Вроде бы и великаны присутствуют, и колдуньи, и злой рок. А только встреча со всеми этими невероятными существами и явлениями все время объясняется какой-то жизненной необходимостью. Сказка в таком варианте получается – ложь, но на абсолютно реальной и прагматичной основе.
Фильм из Бразилии «Пуреза», напротив, создан по мотивам абсолютно реальной истории. Простая бразильянка в поисках сына, уехавшего на заработки и пропавшего без следа, выходит на целую индустрию превращения свободных граждан Бразилии в рабов для фазенд политиков и толстосумов. Пуреза , желая найти и спасти сына, бросает вызов этому преступному миру. И выигрывает. Эта почти сказочная история, разыгранная актерами, в финале завершается подлинными фотографиями отважной женщины и найденного ею сына. Фильм безусловно благороден, чист и светел. Но так бывает : абсолютно неталантлив. Вся фабула – одна сплошная дихотомия. Добро против зла. Черное против белого. Верность против коварства. Сочувствие против безразличия. Бескорыстие против алчности. Все правильно и все верно. И все скучно. Но ведь и на самом деле, чтобы показать добро и счастье увлекательно, нужен особый талант. То, что он многим творцам дан, доказывает фестивальная программа.
Если « Пуреза»- фестивальный чемпион по прямолинейности о однозначности, то абсолютный лидер по неочевидности и объему художественного результата - картина из Санкт- Петербурга, участница российского конкурса «Евгений Телегин» . Один из питерских « митьков» Виктор Тихомиров в качестве режиссера экранизировал собственную повесть «Евгений Телегин и его друзья» . Перекличка фамилий с известным пушкинским героем не мнится. Так оно и есть. В фильме будут Татьяна и Ольга. Владимир Ленский станет Владимиром Лениным – художником митьковского направления. Дуэль будет не на пистолетах, а на нырянии в пруд с мостков для купания. Телегин Ленина убьет не пулей, а просто дав тому уйти головой в пруд, где тот пробьет себе голову ржавым остовом какого-то автомобиля, покоящегося на дне. Надо ли добавлять, что действие первой части картины проходит в 80-е годы двадцатого века, а там, где Татьяна другому отдана и будет век ему верна уже в нашем веке. Много фантазии и ерничества в духе питерской богемы. Титры а ля « Дядя уважать себя заставил, то есть, умер» проходят через весь фильм. Много юмора и стеба. В этом смысле «Евгений Телегин»- прекрасная антитеза прилежно- ученической экранизации «Евгения Онегина» в исполнении Сарика Андреасяна. Можно ли так с Пушкиным? – вопрошают ревнители – консерваторы. А вы на произведения самого Пушкина посмотрите! – отвечают фанаты картины. Вот уж у кого нет трепета перед канонами, так это у великого русского поэта. Эта картина обречена на споры. И это прекрасно. Ведь это споры о культурном коде нашего общества, для кого русский язык – родной, а история- это история наших семей. Тихомиров , взяв за фабульную основу квазиклассический роман в стихах, насытил ткань фильма сказками про царевну- лягушку и Бабу Ягу, отсылами к Чехову, Островскому, иконам советского стиля. Короче, бабы, водка, гармонь и лосось – всего в этой картине с избытком. А , самое главное – поверх всей этой русской разухабистости, такая же русская тоска, соединенная с тонкой печалью.
Во всех программах фестиваля почти 250 картин. Даже если не есть и не спать, все посмотреть за 8 дней невозможно. У каждого, даже самого преданного зрителя, получится свой фестиваль. Со своими смыслами и коннотациями. Но то, что Московский кинофорум жив и умирать не собирается – это точно. И даже 9-ти балльный шторм по шкале Бофорта пережил, почти не заметив.