- БабуЛюсечка, моя! - Владик бросился на шею Людмиле Михайловне, сияя щербатой улыбкой и подрагивая острыми лопатками под тонкой тканью дорогой нарядной рубашки.
Его отец, сын Людмилы Михайловны, недовольно поморщился. Да что там поморщился, скривился болезненно.
Владик был его болью, неудавшимся проектом, бросающим тень неблагополучия на всю семью. У этого ребёнка не было медицинского диагноза, точнее, не было официального, хотя врачи намекали на три неприятные буквы. Дело в том, что старший сын Алексея не вписывался в рамки этой болезни. Он просто казался странным, находящимся где-то вне диагнозов, и вне обычной жизни.
Младшая дочь, которую назвали красиво и необычно - Мия, стала утешением, гордостью и надеждой. Очаровательная малышка рано заговорила, рано пошла. Весёлая и приветливая, она неизменно вызывала добрые улыбки окружающих, охотно улыбалась в ответ. Социальные сети родителей пестрели её улыбками.
А Владика невозможно было сфотографировать даже под угрозой наказания. Он прятался, отворачивался, или делал такое лицо, что фотографию всё равно можно было считать испорченной, сторонился чужих людей. Не всех, выборочно. Но происходило это довольно часто.
При этом дома он оставался совершенно спокойным. Играл, рассматривал картинки в книжках, улыбался чему-то своему, известному только ему одному. Единственным человеком, с которым Владик становился обычным ребёнком оказалась мама Алексея - Людмила Михайловна. Много лет отработавшая в школе, она укоризненно смотрела на сына.
- Лёша, у Владика нет никаких отклонений. Излишний консерватизм, страх нового, и твоё унаследованное упрямство. Ему просто нужно помочь.
- Какой помочь, мама? Ты видела, как он себя ведёт? Это же неадекватное поведение. Врачи говорят...
- А я не врач. Но диагноз поставить могу. У Владика две беды: особенности характера и ваша с Аней нелюбовь, которая делает его слабым и уязвимым.
- Сама бы попробовала его воспитывать! Знаешь, каково это, когда на тебя смотрят сотни глаз на улице и чуть ли не пальцем тычут. Сквозь землю хочется провалиться. Мы пытаемся его любить, но от этого только хуже.
- Пытаетесь? - С горечью переспросила она. - Лёш. Я любила бы тебя в любом случае, даже самом страшном. Не пыталась, а любила бы.
- Ты говоришь так, потому что не сталкивалась с этим! - С обидой и упрёком почти выкрикнул сын. - Не была в нашей с Аней шкуре.
- Давай побуду. - Спокойно ответила она. - Оформляйте доверенность, привозите Владика.
- Аня не согласится. - Буркнул сын.
И вот он стоит у порога смотрит на сияющие Владиковы глаза и искренне не понимает.
- Мам, мы хотели полететь на отдых. С Аней и Мией. Ты же понимаешь, с Владиком это невозможно.
- Понимаю. - Прижимая к себе внука, кивнула Людмила Михайловна. - Поезжайте. За Миечкой следите получше, а у нас с Владиком всё хорошо будет. Да, золотой мой?
Мальчик радостно закивал и ещё крепче обнял её.
- Мам, ты только не сюсюкай здесь с ним, ладно? - Алексей покосился на сына. - Он хоть и... Но мужик всё-таки.
- Мужик, мужик. Ты, Лёша, не беспокойся. И Ане скажи, пусть отдыхает спокойно.
- Скажу. Вот вещи. - Сын поставил сумку. - Мама, ты точно справишься?
- А чего нам справляться? Мы просто будем жить с Владиком. Хорошо жить будем, дружно.
- Я побегу тогда? Влад, пока.
- Пока. - Не отрываясь от бабушки, ответил мальчик. Рука поднялась было, чтобы помахать, но Владик опустил её и сжал кулачок.
- Иди, сынок. - Улыбнулась Людмила Михайловна. - Храни вас Господь.
Едва дверь за отцом закрылась, Владик оторвался от неё.
- Ты почему так сказала про Господь?
- Про Господа. Так Бога называют. А папе я пожелала, чтобы Бог помог им в дороге.
Мальчик задумался.
- А ты почему не помахал? Хотел ведь.
Владик смутился.
- Папа бы подумал, что я отсталый.
Людмила Михайловна едва не поперхнулась.
- Почему?
- Миечка машет так. Но она маленькая, её все хвалят. А я большой. Если буду делать как она, скажут, что глупый. Я сказал "пока". БабуЛюсечка, а я всегда теперь буду у тебя жить?
- Ну почему? Мама с папой и сестрёнкой вернутся, и поедешь домой.
- Жалко. - Владик погрустнел. - Я у тебя хочу.
- Это сейчас жалко. А потом соскучишься, обрадуешься. Дома лучше. Комната большая, светлая, игрушек много.
Владик вздохнул и отрицательно помотал головой.
- У тебя всё равно лучше.
- Ладно, ты дома ел?
Он задумался, прокрутил в памяти прошедшие события.
- Утром. Кашу и яйцо.
- Хорошо. А сейчас уже обед. Сейчас борщик разогрею.
Людмила Михайловна захлопотала, наливая борщ, нарезая хлеб, ставя на стол мисочку со сметаной. Владик вдруг оцепенел и сидел за столом, не двигаясь.
- Ты что, малыш? Горячо?
Внук молчал, не дотрагиваясь до ложки.
- Владичек, не любишь борщ?
Он поднял полные слёз глаза.
- Я оболью рубашку.
Господи. Сердце Людмилы Михайловны сжалось. Лёшка, когда был маленьким, в чём только не вымазывался. Она уже в год давала ему ложку, чтобы он ел сам. В каше, в супе, в пюре было всё вокруг и сам Лёша. Она только смеялась, радуясь тому, что у него начинает получаться. Рубашка...
Вещи у её внуков, что и говорить, дорогие, фирменные. Одеты малыши как на картинке. Для Ани и сына это важно... Она протянула Владику руку.
- Идём.
Отвела в комнату. Нашла в комоде лежавшую там с допотопных времён простую белую майку. Переодела внука. Майка оказалась длинновата, но это и хорошо. Шортики она закрывала тоже. А Людмила Михайловна ещё и салфетку на колени ему положила.
- Ешь теперь.
- А если капну? - Уточнил Владик.
- Капнешь, постираем. Машинка работает.
- Это не дорогая майка?
- Владик, борщ остынет совсем.
Он взял ложку и начал есть. Ел молча, аккуратно, казалось, торопясь закончить побыстрее и не чувствуя вкуса. Положил ложку и выдохнул с облегчением:
- Не капнул!
- Молодец. Только это не так важно. Тебе хоть вкусно было?
- Да. - Он кивнул нерешительно и снова посмотрел на салфетку.
- Владюш, а что будет если ты капнешь? Или прольёшь? Случится что-то страшное? Папа будет ругать? Мама?
- Они не ругают. Папа скажет: "Ты хуже Мии" или "Как всегда", а мама расстроится, потому что одежда дорого стоит. А ты не расстроишься?
- Я не расстроюсь. Даже если дорого. Потому что человек и его улыбка дороже любой одежды. А испачкаться может каждый, и я, и папа...
Владик слушал недоверчиво, и Людмила Михайловна решила, что обязательно поговорит об этом с сыном после их возвращения.
- Что будем делать дальше?
- Ты будешь заниматься своими делами, а я играть. - Владик сидел на стуле в своей длинной белой майке и улыбался.
- А у меня нет своих дел. - Людмила Михайловна тоже улыбнулась внуку. - Сейчас посуду вымою и всё.
Глаза Владика округлились.
- Как это у тебя нет дел? - Удивлённо спросил он. - У папы и мамы всегда они есть. У папы работа, а у мамы - Мия или телефон.
- А я - бабушка. И хочу заниматься со своими внуками, сейчас вот с тобой. Хочешь, пойдём погуляем?
- Нет. - Владик подтянул ноги на стул и спрятал их под себя, словно птица тонкие лапки. - Я не хочу в торговый центр. Там много людей, шумно и очень скучно.
- Владичек, я сказала не "в магазин", а погулять.
- Мы всегда гуляем в торговый центр. - Владик смотрел на Людмилу Михайловну исподлобья. - С мамой и с папой.
- Мы не пойдём в торговый центр. Пойдём в парк. У нас очень хороший парк, почти как лес, разве ты не помнишь?
Мальчик печально покачал головой.
- Там что надо делать?
- Как это что? - Удивилась бабушка. - Ходить, слушать птиц, смотреть на цветы, деревья и бабочек, греться на солнышке, разговаривать.
Он слушал почти зачарованно, вытянув тонкую шейку и широко распахнув глаза.
- А если ты не устанешь, то мы с тобой дойдём до пруда и покормим уток хлебом.
- Я не устану! - Очнувшись и слишком поспешно воскликнул Владик, торопливо стягивая с себя майку. - Я сейчас, я быстро соберусь.
- Я не тороплю тебя. - Успокоила его Людмила Михайловна. - Мы никуда не спешим.
- А почему мы всегда спешим? - Он замер на месте с полуснятой майкой на голове и глядя удивлённым глазом в образовавшееся отверстие. - Мама ругается, говорит я неуклюжа. БабуЛюся, ты не знаешь, кто такая неуклюжа? Она ещё по лужам бежит в песенке.
Она, сдерживая улыбку, объяснила.
- А я думал это как улитка. - Признался Владик. - Я видел улитку. Она была большая и с двумями рожками. Шевелила ими и думала свои мысли. Она очень медленно думала, бабуЛюсенька. Как я. И ползла тоже медленно.
Под разговоры оделись. Владик шёл рядом с Людмилой Михайловной покорно, словно маленький старичок. Вдруг остановился.
- БабуЛюся, а дети там есть?
- Наверное, какие-то есть.
- Тогда лучше пойдём в другую сторону.
- Почему, Владик? Ты не хочешь играть с другими ребятами? Не надо. Никто не заставляет.
- Мама заставляет. И папа. Он говорит, я дикий. А дети, они, знаешь, они кричат громко очень, и забирают игрушки. Мие можно плакать, она девочка, и маленькая. А я большой. Я им говорю, а они не слышат, и продолжают.
- Кто? Дети? Или мама с папой?
- Они тоже. - Владик огорчённо посмотрел на бабушку. - Ты не будешь заставлять меня играть с детьми?
- Не буду. Однажды ты сам захочешь с ними играть, вот тогда, значит, время пришло.
- Я не захочу. - Уверил внук.
Людмила Михайловна погладила его по голове. Захочет. Были и среди её учеников такие же "дички", не умевшие поначалу вписаться в детский коллектив по причине стеснительности, иногда в силу не слишком уживчивого характера, порой из чрезмерной гордости, но каждый из них в своё время находил то самое местечко, которое делало его интересным для других и нужным в общей ребячьей стайке.
Владик приободрился и пошёл немного быстрее. В парке он забыл о своих опасениях, вертел головой, рассматривая деревья и цветы, о которых рассказывала ему Людмила Михайловна. А увидев порхающую бабочку, замер, наблюдая за её суетливым и бесконечным полётом. Когда она улетела, огорчился.
- Я хотел рассмотреть её поближе.
- Дома посмотрим в книге. Ну что, идём до пруда?
- А хлеб ты взяла, бабуЛюся?
- Взяла.
Детские огорчения скоротечны, и Владик почти сразу весело запрыгал рядом. Утки заняли всё его внимание. Он улыбался, восхищался, удивлялся их почти спортивным заплывам и лишь иногда подозрительно косился на молодого парня с большим фотоаппаратом. Тот увлечённо снимал птиц.
- БабуЛюся, я хочу рассмотреть их поближе.
- Ближе нам не подойти, Владик.
- Хочешь, я покажу тебе? - Парень повернулся к Владику.
Мальчик тут же спрятался за Людмилу Михайловну.
- Простите, он у нас не слишком общительный ребёнок. - Мягко заметила она. - Позволите, я взгляну?
- Конечно. Я, кстати, хотел попросить у вас прощения. Не удержался. И несколько раз щёлкнул вашего малыша. Он так живо реагировал на птиц. Я учусь в фотостудии. Тема: "Живая натура". Если позволите, покажу преподавателю. И вам могу переслать, если скажете адрес электронной почты.
Людмила Михайловна рассматривала снимки на маленьком экране фотоаппарата.
- У вас хорошо получается...
- Артём.
- Вы, Артём, совсем не напрасно пошли учиться. Владик, хочешь посмотреть утку близко-близко? Здесь каждое пёрышко видно.
- Где видно?
Артём опустился на одно колено и повернул фотоаппарат экраном к мальчику.
- Видишь, какой у неё блестящий глаз, а пёрышки переливаются.
Владик молча и внимательно разглядывал фотографию. Артём перелистнул снимок.
- А это ты.
Владик замотал головой.
- Плохая фотография.
- Почему? - Удивился Артём. - По-моему, очень хорошая.
- Волосы плохие и лицо. Я плохой там. - Владик начал заметно нервничать. - Мама будет ругать. Нельзя такую фотографию чтобы видели...
Людмила Михайловна с трудом успокоила внука. Продиктовала Артёму электронный адрес и повела Владика домой. Он всхлипывал и всё что-то твердил про Миечку. Ох, надо поговорить и с Лёшей, и с Аней. Владик и без того своеобразный ребёнок, а постоянное сравнение с сестрёнкой явно идёт мальчику во вред. Людмила Михайловна одинаково сильно любила обоих внуков, как любила всегда всех своих, даже самых сложных учеников. Но Владик сейчас был более уязвим. Маленькая Мия защищена любовью родителей, а он - нет...
Она рассматривала снимки, которые сбросил ей Артём, тот славный парнишка из парка, когда тихо подошёл Владик.
- Не спится, маленький?
- Тебе нравится такая фотография? - Настороженно спросил он, вскарабкиваясь Людмиле Михайловне на колени.
- Очень нравится.
- Я здесь не нарядный совсем, и без причёски.
- Я тебя всякого люблю, мой маленький: без причёски, и в старенькой майке. - Людмила Михайловна укачивала его у себя на коленях. - Ты мой самый умный, чуткий, самый рассудительный на свете мальчик. Это же счастье, что ты у нас есть.
- БабуЛюся, можно я буду тебя мамой называть? - Вдруг прошептал Владик, утыкаясь в неё сопящим носом.
- Я бабушка, Владичек. Мама у тебя есть. Хорошая. Красивая, добрая. И папа есть, и сестрёнка.
- Я им не нужен. - Еле слышно выдавил он. - Я плохой. Они себе хорошую Миечку принесли, а меня тебе отдадут или в больницу. В больнице страшно. Ты меня к себе возьми, ладно?
Людмила Михайловна едва дождалась возвращения сына из отпуска.
- Алёша, что же такое вы с Аней творите? Вы от чего Владика лечить собрались? Да он у вас разумнее всех умных. Просто боится до трясучки, что Мию вы себе оставите, а его в больницу сдадите. Отсюда и страхи эти его, и истерики, и заторможенность. Хоть раз не требуйте вы от него ничего, просто любите, как своего сына. Люди чужих усыновляют с диагнозами и вытягивают, а вы своего топите.
- Мам, что ты говоришь? Мы стараемся, чтобы он хоть немного приблизился к общим стандартам. Чтобы, прости, дeбилом среди других детей не выглядел. Мы сами боимся. Этого боимся. И у нас самих от этого истерики и страхи.
Они долго разговаривали в тот день. Кричали друг на друга, обижались, пытались объясниться. Наконец Алексей, обхватив голову руками, сказал тихо.
- Прости, мама. Наверное, я правда не понял чего-то.
- Ты меня прости, сынок. Я вас всех очень люблю. И вас с Аней, и Владика, и Миечку. Я просто вижу, каким хорошим человеком вырастет наш Владик, а я в таких вещах, сам знаешь, не ошибаюсь. Только поддержите его немного.
* * * * *
- БабуЛюсь, смотри. - Высокий парнишка с весёлыми серыми глазами поправляет тонкий изящный галстук. - Подходит сюда?
- Подходит, подходит. - Отвечает за Людмилу Михайловну хорошенькая девочка. - Бабуль, ему уже мама сказала, что всё хорошо, а он всё равно спрашивает.
- Потому что волнуется. - Объясняет Людмила Михайловна. - Школу люди не каждый день заканчивают. Вот я на тебя посмотрю, как ты будешь переживать.
- Это ещё нескоро. - Беззаботно отмахивается Мия.
- Оглянуться не успеешь. - Смеётся бабушка.
- Давайте выходить. Там папа на машине внизу ждёт. - Владик пропускает вперёд сестру и, бережно взяв Людмилу Михайловну под локоть, говорит тихо. - Спасибо тебе, бабуЛюсечка, что не дала меня никому в обиду. Помнишь, ты сказала, что будешь любить меня всяким? Видишь, я не подвёл.
- Я всегда знала, что не подведёшь. Я очень тебя люблю.
- И я!
Он идёт рядом, надёжный, уверенный в себе и самый родной.
"Такой взрослый, а всё" бабуЛюсь". - Думает она с улыбкой. -"Впрочем, пусть. Почему бы и нет? Есть в жизни вещи, которые остаются неизменными, и пусть они не меняются никогда".