Настенька была такой, что к ней сразу душа тянулась. Высокая, крепкая, с румяными щеками и светло-русыми волосами, собранными в толстую, тугую косу. В ее голубых глазах искрилась задоринка, а на губах всегда была готова появиться улыбка, та самая, что мгновенно подкупала всех, кто с ней общался. Вот знаете, бывают люди с заразительным живым смехом. Она умела смеяться от души, так что звонкий хохот разливался по двору, поднимая настроение всем вокруг. Но если дело касалось работы или серьезных вопросов, Настена умела быть твердой, собранной и даже строгой, как настоящий врач, которым она всегда мечтала стать.
Ей рано пришлось повзрослеть. Так часто бывает в таком случае, какой случился с ней в жизни. Родителей не стало, когда ей и десяти не исполнилось. Она помнила обоих очень хорошо, но, увы, сложные периоды жизни, переходный возраст, ее становление, как девушки, первую любовь, — всего этого они не застали. Воспитывал ее дедушка — строгий, но добрый старик, которого все в селе уважали. Он был пасечником и знал все о пчелах, жизни и людях, как любила шутить сама Настя. Шутки-шутками, а дедушка и вправду очень любил внучку, старался воспитать из нее хорошего человека.
Дед учил Настю ценить труд, быть честной и доброй. Несмотря на то, что возраст уже у него был немолодой, он все равно не оставлял свою пасеку, ведь она приносила хороший доход, а он очень мечтал помочь Настеньке выучиться, встать на ноги. Время летело быстро, и когда девушка расцвела на глазах, потом только вздыхал, смотря, как его внучка взрослеет, становясь красивой и сильной женщиной.
Настя была мечтательной, но не витающей в облаках. Она твердо решила стать врачом, помочь не только своему деду, но и всему селу. Вот только стать врачом оказалось непросто, и жизнь сделала ей скидку — она выучилась на медсестру. Но даже в этом была своя польза. Фельдшеров в селе катастрофически не хватало, и Настя, пусть и не в белом халате доктора, а в скромной форме медсестры, осталась работать в местной районной больнице, где ее уже успели все полюбить и принять.
В один из тех летних дней, когда даже воздух кажется сладким от запаха цветущей липы, в деревню занесло городского паренька. Звали его Николаем. И Колька был уверен в свои 25, что он успел словить удачу за хвост и понять эту жизнь: что, где и как, так сказать мир устроен. В этом было что-то показательно легкое, как и его отношение к жизни. Росту среднего, лицом хоть и не князь, но видный, уверенный в себе и своей городской хватке.
Коля был из тех, кто считает, что любая проблема — это вопрос правильного подхода. А вот деревня для него — это что-то вроде короткого приключения. Типа пикника на выходных: приехал, шашлыков поел, воздухом свежим подышал, и обратно в свою привычную среду. Так, по крайней мере он это объяснял городским товарищам. Зачем он приехал в эту глушь на самом деле? Да уж точно не ради любви к природе. Просто так получилось, что двоюродная бабушкина сестра у него тут жила, тетка Глафира. Она уж давно тут осела, а Колю к ней почти пинками отсылала его мама. Сама она к тетке своей не всегда могла приехать, так как очень далеко жила, поэтому просила сына, чтобы он время от времени проведывал родственницу. У Коли как раз был отпуск, а так как выезд в горы с друзьями нежданно-негаданно сорвался, то и решил — раз уж все равно нечем заняться, почему бы не проведать? Вот и приехал. Подумал, махнет туда-обратно, отметится, и дело с концом. Но Глафира оказалась не промах: за стол посадила, пирогами угостила, да еще и к делу пристроила, попросила помочь сарай разгрести, сорняки повырывать, да так, по мелочи. Коле ничего не оставалось, как задержаться на несколько дней.
На следующее утро, бабуля выдумала, что хочет матери его передать меду.
— Колюня, мама твоя за мед спрашивала, она у меня была прошлым летом, пробовала-хвалила. Сможешь передать ей от меня пару баночек? — невзначай спросила она.
— Конечно, смогу! Не на горбу ж тащить, машиной приехал, а в городе так она и сама ко мне должна будет приехать в следующем месяце, как раз заберет, — не соглашался бы парень так резво, знай бы он хоть немного свою двоюродную бабку и ее хитрые комбинации.
— Ну вот и славно, вот и хорошо, — обрадовалась она, — осталось только сходить за медком, прикупить у нашего Тимофея, — как ни в чем не бывало выпалила она, хитро прищурив глаз, словно за этим медом пряталась какая-то великая мудрость, — уж больно у него медок вкусный, и дед хоть и старый, а порядочный, не обманет.
Коля, конечно, про себя усмехнулся. Мол, какие еще пасеки? Но отказать не смог — не хотелось выглядеть невежливым, да и согласился уже ранее. Вот и отправился к деду Тимофею, весь такой городской, в модных кроссовках и с телефоном, который тут, понятное дело, сигнал ловить не хотел.
Коля подошел к дому сельского пасечника, но на пороге, как назло, никого не оказалось. Думал постучаться, потом огляделся и понял, что и стучать-то некому — все тихо, как будто все ушли по делам. Присесть бы, подождать, но в деревне даже лавочки удобной не сыщешь. Все лавочки, что были, годились разве что для короткого перекура, а не для серьезного ожидания, а на ту, что стояла прямо под домом, парень побоялся садиться. Уж слишком “собственнически” она выглядела, облокотившись о стену спиной, разрисованной в яркие красные маки. Коля постоял немного, переминаясь с ноги на ногу, а потом уже начал было разворачиваться, мол, нечего тут время терять. Но тут, будто нарочно, заскрипела старая калитка, и на дорожку выскользнула она. Настенька.
В простом сарафане, будто вся деревня тут же выцвела перед ней. Толстая коса до пояса, вьющаяся русая прядь выбилась из-за уха и мягко колыхалась на ветру. Щеки румяные, как будто она не с работы вернулась, а весь день гуляла на свежем воздухе. А глаза... Глаза светились таким теплом, что даже у Николая в душе что-то екнуло, хотя обычно он был непробиваемым, как и полагается парню, который с детства привык, что все все ему если не само в руки идет, то дается малым трудом.
Коля прищурился, как будто в задумчивости. Ну так, чтобы она не подумала, что его так легко поразить. Но в душе он пытался сдержать тихое восхищение. "Надо же, — подумал он про себя, — вот такие красотки в деревнях водятся?" Как говорится, не ждал и не гадал, а тут вдруг перед тобой — картина маслом.
А Настя? Она тоже его приметила сразу. Городского не спутаешь — слишком уж выбивался он на фоне деревенской тишины своим чистеньким видом. Рубашка выглаженная, кроссовки белые, будто по сельским дорогам прошел, а следов и не оставил. И взгляд у него был другой, не тутошний, как будто все вокруг оценивает, приценивается, как в городе в торговом центре. Но чем-то он ей все же приглянулся. Вроде бы простой паренек, да не тот, кто зазнайкой окажется. И в глазах что-то интересное промелькнуло — хитринка, может, или просто улыбка городского жителя, который не привык быть на земле, зато умеет держать себя, даже когда стоит посреди пыльной дороги и пытается сделать вид, что ему все это до лампочки.
Настя улыбнулась, чуть замедлила шаг, а внутри у нее тоже шевельнулось что-то. Не часто в их краях вот такие приезжают, да еще и к деду за медом.
— Деда дома нет, — кротко ответила на немой вопрос незнакомца Настя, вытирая лоб платочком, словно и правда из последних сил после рабочего дня, — за медом, небось? — она посмотрела на него внимательно, чуть склонив голову набок, с любопытством. В глазах уже плескался огонек озорства, будто она заранее знала ответ, но решила поиграть.
— Да, за медом, — подтвердил Коля, стараясь звучать как можно непринужденнее. Но тут же, будто между прочим, добавил, — да и девушек красивых повидать, так сказать.
Сказал это как бы вскользь, но сам в голове чуть не зааплодировал себе за такую уверенность. "Вот молодец, — подумал он, — вроде и сказал просто, но намек то ясен".
Настя на это только усмехнулась, чуть приподняв уголки губ. Вот что-то в городских мужчинах всегда было — легкость в словах, а иногда и легкость в поступках, особенно когда дело касалось девушек. Она это видела, но все же оценить Колину смелость не могла. Усмешка получилась легкой, но в ее взгляде все же светилась небольшая настороженность: "И чего это ты, городской, так сразу? Не у себя, городской, комплиментами раскидываешься, ох, не у себя.
Немного поболтали, разговор шел ни о чем и обо всем сразу — про мед, про село, про то, как в городе жизнь идет. Коля старался держаться уверенно, отпускал шутки одну за другой. То про городские пробки в шутку вставит, то про свое умение на коне верхом ездить (которого, кстати, у него не было). В общем, все как по учебнику — городской парень на отдыхе, уверен в себе, готов показать, что и в деревне сможет найти подход к жизни.
Настя, конечно, улыбалась в ответ, но ее улыбка была сдержанной, без лишней легкости. Да, ей было интересно, но выдавать свои мысли на первый взгляд не хотела. Хоть и симпатизировала она ему, но вела себя спокойно, без лишних эмоций, с хитринкой в глазах. Мол, ты шути, шути, посмотрим, как дальше дело пойдет.
И вот, когда разговор, казалось, подошел к той точке, где пора расходиться, Настя вдруг сделала ход, которого Николай не ожидал:
— Раз уж ты здесь, а медом сразу не обзаведешься, — сказала она, не глядя на него напрямую, как бы ненароком, будто это и не важно вовсе, — приходи завтра. За грибами сходим, как раз дождик был, опята должны пойти.
Коля замер на мгновение, обдумывая ее слова, а потом быстро кивнул, скрывая, что внутри аж подпрыгнул от радости. Конечно, согласился. Как тут не согласиться, когда тебе так явно подыгрывают? Да и что — по грибам прогуляться, да еще и с такой девушкой, это же как подарок судьбы. Тем более, и уезжать завтра он не собирался — еще один день вполне мог задержаться, а там видно будет.
— Завтра так завтра, — с легкой ухмылкой сказал он, а внутри ликовал.
На следующее утро, однако, планы у парня слегка пошатнулись. Вставать в пять утра — это было не про него. Настя в назначенное время к дому подошла, но увидела только закрытые ставни. Ну, разбудить-то она его не стала — не привыкла уговаривать, да и зачем? Собрала корзинку и ушла одна.
Коля проснулся гораздо позже, схватился за голову — проспал. Вышел, а Насти нет. Ну, в голову лезли мысли всякие: то ли обиделась, то ли вовсе забыла. Но Настя не из тех, кто долго обижается. Вернулась она с корзиной, полупустой, и только глаза у нее весело поблескивают.
— А грибник-то ты так себе, — усмехнулась она, глядя на его смущенное лицо, — городские, что с вас взять? Вы ж привыкли к кофе с утра и до обеда в постели валяться.
— Да нет, я ж не нарочно, — начал оправдываться Коля, но Настя лишь рукой махнула.
— Ладно, не переживай. Грибы оставим на потом. Пошли лес покажу, раз утро-то такое красивое.
Так они и пошли, забыв про корзины и все эти недоразумения. Шли и язвили друг над другом: Настя над его «городскими» замашками, а Коля над ее деревенской прямотой. Но под всей этой легкостью чувствовалось, что оба они чему-то новому учатся.
Коля уехал спустя неделю. Отпуск закончился, но деревня его отпустила не до конца. Хоть и думал, что наведывался он сюда ради двоюродной бабушкиной сестры Глафиры, а на деле все чаще ловил себя на мысли, что ехать-то его тянет совсем по другому поводу. Не признавался себе в этом сразу — все отговаривался, мол, дела в городе, да просто навещать надо. Но с каждым разом, когда Глафира уже успевала по третьему кругу рассказать все местные новости, а его все не отпускало, стало ясно: тянет его сюда не за медом и не за пирогами.
Наведывался все чаще, то на выходные, то на пару дней забегал. Глафира, конечно, замечала, что родственник все больше к Насте неровно дышит, да только виду не подавала. Нахаживал Коля к Настене так, словно решил уже и корни пустить в селе. Поначалу еще осторожничал, вроде бы просто так приходил, поговорить, да по лесам прогуляться. Но со временем в глазах все чаще появлялась решимость, которая Насте стала вполне понятна.
В один прекрасный момент Коля собрался с духом и приехал уже не просто так, а с конкретным предложением. Долго готовился, думал, как лучше подойти к делу, но Настя его серьезность заметила еще до того, как он успел сказать хоть слово. Пришел в дом с тем самым выражением лица, когда за смехом и легкостью скрывается что-то важное. И вот, вместо обычных разговоров о пустяках, Коля вдруг встал, вздохнул и сказал:
— Настя, выходи за меня замуж.
Настенька сначала замерла, а потом улыбнулась — и не просто так, а так, как улыбаются, когда сердце отвечает взаимностью. Да, она не ожидала этого, но казалось, уже давно готова была к такому повороту событий. Ведь Коля ей не просто понравился, он был ей по душе — со всеми его городскими замашками и непониманием деревенской жизни.
— Ладно, — ответила она с легкой улыбкой, — выйду. Но жить-то где будем?
Тут Коля, конечно, сразу разъяснил, что жить-то надо в городе. Ведь там работа, удобства, все цивилизованно. Настя хоть и привыкла к деревенской жизни, но решила попробовать, что там в этом городе интересного. Так и собралась, оставила свою деревенскую жизнь и переехала к жениху. Дед загрустил, но желал для внучки счастья, поэтому отпустил, хоть и просил ее быть начеку и не давать себя в обиду.
Коля всегда был уверен, что выбрал себе жену на зависть всем. Настя ему показалась идеальной: красивая, хозяйственная, с душой широкой, как русское поле. Да и вдобавок — из тех, кто не станет требовать дорогих подарков и модных нарядов. Все просто, ясно и понятно, как две копейки. Он ведь думал, что эта деревенская девчонка будет его тихой, покорной женушкой, которая не потребует большего, чем крышу над головой и крепкий мужской бок рядом по ночам.
Да, Настя и правда оказалась хозяйкой отменной: в доме всегда чистота, борщи наваристые, да и с соседями она вежлива, вроде все как надо. Вот только с другими моментами не сложилось. Городские привычки на нее не ложились — не умела она прихорашиваться, как положено здесь, в городе. Там, где Николай привык видеть женщин с идеальными укладками и накрашенными губами, Настя была такая, какая есть: простая, искренняя, и всегда говорящая правду в лицо. Ее наивность не позволяла строить хитрые игры, при которых нужно льстить или скрывать недовольство. Она была настоящей — без фальши и притворства. И, как это часто бывает, ее искренность то и дело стала приводить к неловким моментам, особенно компании колиных друзей.
Сначала Коля смеялся, мол, ничего, Настенька, город научит тебя, как тут жить надо. Но время шло, а Настя меняться не собиралась. Ее правда в лоб иногда била Николая прямо в самое сердце. И вот в один из таких вечеров, когда после очередной мелкой ссоры она снова вздохнула, глядя на него прямо и без тени улыбки, спросила:
— Ну что, Коль, скажи мне честно, я тебе в жены не гожусь вот такая, как есть?
Николай, сам не понимая, что толкнуло его на это и в горячке ответил:
— Нет. Займись ты наконец то собой, чтобы не вести себя, как деревенщина неотесанная. Хоть краситься бы начала что ли.
И как только эти слова сорвались с его губ, в доме повисла тишина. Та самая тишина, в которой кажется, что весь мир вдруг перестал дышать. Настя не давала концертов, она тихо пошла спать. А утром Коля проснулся, и дома было пусто. Насти нигде не было. Ни на кухне, ни в комнате. Лишь на столе осталась записка. Простой, лаконичный почерк, без всяких завитушек:
"Уехала домой. Прощай и счастья в личной жизни!"
Коля перечитывал ее раз за разом, словно не мог поверить, что она действительно взяла и уехала. Все казалось, что вернется. Но записка говорила одно: она решила уйти, оставив его одного — без ее румяных щек, без смеха, без правды в глаза, которую он не ценил, пока было время.
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.