Я долго смотрю в зеркало. Привыкаю.
Очень бледное лицо - мое. Почти прозрачная то кожа, красноватые, бесцветные глаза - мои.
- Но черные волосы, черные длинные ресницы, яркие губы - к этому нужно привыкнуть. Белые, гибкие пальцы-змеи нежно касаются новых волос, новых губ( осторожно, окрашено), новые ресницы чуть вздрагивают а зеркале, как крылышки нетопыря ( осторожно, окрашено)
- Сегодня я не лягу всю ночь. Это праздник. Это новый я. Такого я должны любить эти недоступные, надменные, чуть поводящие, глядящие вполоборота, кривляющиеся презрительно.
- Должны любить.
- Но я не могу выйти на улицу такой, мне страшно.
- Альбинос это клеймо. Это брезгливость в глазах даже той, которой платишь за то, чтобы она была всеядна. Есть краски. Есть косметика. Есть вот такие одинокие ночи - праздники, когда я шатен, брюнет, яркогубый, с лёгким румянцем смотрю на себя в зеркало. И не могу выйти на улицу. И не надо никуда выходить.
- Можно зажечь свечи. Сервировать маленький столик на двоих, включить тихого, ненавязчивого Вивальди. Пить хорошее вино, чокаясь со стоящим напротив фужером, налитым наполовину. Можно даже чуть мазнуть краешек фужера и окурок а пепельнице губной помадой.
- Можно брызнуть в пустое кресло напротив капельку "Сальвадора", и тогда женщина в кресле будет невысокой, чуть полноватой в алом платье с глубоким декольте и добрыми мягкими губами.
- Или "Клема" - высокая, худощавая, нервные пальцы, крашеная блондинка, гибкая, ненасытная.
- Или просто любая туалетная вода подешевле - совсем молодая девчонка, слишком накрашенная, слишком шумная, слишком смелая. У нее все впервые. Но ей наверняка не понравится Вивальди.
- Больше всего я боюсь сойти с ума. Мне не место в сумасшедшем доме. Я слишком тонко организован, черезчур хрупок. Внешняя грубая оболочка, которой я живу, мыслю, может заболеть, потерять контроль над этим телом. Но глубоко внутри останется нетронутая, хрустально звонкая душа, страдающая от грубости санитаров, для которой огромные шприцы несут не успокоение - смерть. Мне нельзя сойти с ума.
- Держа подсвечник, снова подхожу к зеркалу. А другой руке у меня фужер вина. На ходу я делаю маленький, лёгкий глоток.
- Руки отражения свободны , парящи, прозрачны а свете моей свечи. Отражение мягко проводит кончиками пальцев по своим волосам , ресницам, губам, облизывает губы, они становятся влажными, чувственными, цвет их необычайно красив, изменчив.
- Я роняю фужер. Долгий звук бьющегося хрусталя отрезвляет. Я стою в другом углу комнаты, далеко от зеркала. Неужели сумасшествие? Нет.
- Я бросаюсь в ванную смывать краску , тушь, румяна. Мокрый, чистый , обнаженный до прозрачности, до последнего каппиляра под бумажнотонкой кожей, снова подхожу к зеркалу.
- Те же черные волосы, черные ресницы, отвратительно румяные скулы.
- Я трижды ещё за ночь пытаюсь смыть чёрное и так и уснул под утро уже в ванной , с тюбиком шампуня в руке.
- Прошло полгода, наверное . Сквозь сумеречную, утреннюю, холостяцкую квартиру , пропитанную женским, полную милых пустяков, полузабытых сувениров, и просто хлама, выхожу на балкон.
- Опустив плечи, зябко вздрагиваю под теплым байковым халатом.
- Идёт снег. Чёрное, некрасивое, искуственное скрывается под пушистым, матово белым холодным.
- Может быть и ко мне вернётся зимой чистота, прозрачность, искренность, белизна.