Большая грешница 8
Конечно же, Верочка поступила. Да и как не поступить обладательнице золотой медали? Пошла на финансово-экономический, сказав, что эта специальность в ближайшие годы будет особенно востребованной. Мать не возражала, считая дочь во многом умнее самой себя.
Барьер самого трудного для студента первого года обучения, Вера преодолела с лёгкостью, в начале июля приехала домой в новенькой стройотрядовской курточке, чтобы тут же огорчить маму – вся её группа выезжает на Дальний Восток. По своим стройотрядовским делам.
– На Итуруп, мамочка!
– Ой! – Кира рефлекторно схватилась за сердце. – Это ещё куда, доча?
– Это один из Курильских островов, мама, – засмеялась Вера.– На путину, на рыбообработку. До середины августа, потом приеду домой, не переживай. Постараюсь даров моря вам привезти.
– Себя привези, - смахнула выступившую слезу Кира.
Дочь действительно появилась дома точно в середине августа, пятнадцатого числа. Похудевшая и загоревшая («Так мама, Тихий океан же, а сам остров на широте Ташкента! И у нас там был залив Пляжный»).
Чмокнула маму, обняла отца, навестила подружек – да и укатила к себе в университет, пообещав в Новому году прибыть точно! А в первых числах сентября в городе материализовался спящий кошмар Киры – её сын.
Возник, правда, тихо, вопреки ожиданиям местной милиции. Ни тебе загулов в ресторане, ни девочек – как это было принято у публики такого рода. Выглядел Тимофей, по мнению Киры, именно так, как и должен выглядеть сиделец со стажем: худой, какой-то высушенный, с землистым цветом лица и прыгающим вверх-вниз кадыком. Для Киры заметным его в городе присутствие стало только по совершенно забитому виду её бывшего мужа. Она встретила его случайно, возвращаясь вечером с работы и поразилась, насколько скверно может выглядеть ещё недавно цветущий человек, с этими его бегающими глазами, с какой-то скукоженной фигурой – впечатление было, что человек ждёт грубого окрика за спиной, а то и удара по затылку.
– Кир… - он воровато оглянулся и придвинулся поближе, понизив голос – будто на улице их кто-то мог услышать и кому-то было до них дело. – У вас ведь в садах домик есть. Можно я там немного поживу? Боюсь я его, Кир.
– Ты, надеюсь, не ляпнул сыну про этот наш садовый домик!? – возмутилась Кира. – Что ж ты за человек такой, Паша! Ни стержня в тебе, ни достоинства мужского.
– Не, не, не сказал! Что ж я, совсем…
– Нет, Паша! – отрезала Кира. – Я теперь сама туда перееду с мужем. Потому что нашу здешнюю квартиру он знает.
Говоря это, она знала, что делает. Игорь в последнее время сильно сдал. Все эти годы семейных испытаний он был для неё и Веры несокрушимой стеной. Но вот как-то в одночасье разболелся. Приобрёл болезнь, которая, практически, не лечится. Можно только приостановить её развитие – и то хорошо, хотя для этого нужны недешёвые препараты и достаточно длительные процедуры.
К тому времени у них появился купленный с рук «Жигулёнок-копейка», бегающий вполне исправно, на работу можно было ездить, даже не вставая особенно рано, поэтому Кира с мужем долго не собирались. Покидали в сумку самое необходимое да обосновались на даче, вдыхая чистый воздух теплой осени. К тому же, и остальной фруктово-овощной урожай нужно было собирать и заготавливать, не отвлекаясь на дорогу до города и обратно. В конце месяца Игорь на неделю лёг в больницу – прокапаться, походить на процедуры.
Кира впервые осталась одна.
В последний день сентября ей не спалось. Стрелки на часах уже перевалили за 12, а она всё вздрагивала от малейшего шороха, снова проваливалась в вязкую дремоту и снова просыпалась, старясь унять что-то не на шутку разошедшееся сердце. Наконец, встала, при свете ночника выпила лекарство, и только после этого заснула. Будто провалилась. Чтобы через какое-то время внезапно, толчком, проснуться – и едва не закричать. Потому что по слабо освещённой светом дальнего фонаря, стене крался чёрный изломанный силуэт.
Она протянула руку, судорожно нащупала свисающий провод с выключателем настенного бра, щёлкнула – и вскрикнула. На неё, ощерившись двумя золотыми фиксами на клыках, смотрел её сын.
– Привет, маманька! Что, выдра. Не ждала? А эт я! Нарисовался вот, не сотрёшь! Чего уставилась? – его ухмылка как-то разом погасла, лицо приняло сосредоточенно-жестокой выражение. – Я к те по делу. Бабки давай. А то у меня дуrь кончилась. Купить надо, чуешь?
Кира приподнялась на локтях, уже хотела спустить ноги на холодный пол, но сын как-то мгновенно переместился к её постели и сильно толкнул обратно.
– Ты не дёргайся. Скажи только, где бабки, и я уйду. Если пикнешь – придушу, – и он жестом фокусника извлёк откуда-то из-за спины обычную бельевую верёвку.
У Киры толчками стала нарастать в груди боль. Она вспомнила слова участкового. О кличке этого человека – Удав. А он только довольно ощерился.
– Вижу, что тя всерьёз проняло. И эт пральна! Найдут тебя здесь по утрецу, самоубившуюся.
В глазах его разгорался безумный огонь. Кира видела, что у него подрагивают руки, а язык, как жало змеи, часто и мелко облизывает губы. И она поняла – даст она деньги ему, не даст – конец её будет один. Ему явно не терпится применить на деле полученные в лагере умения.
Продолжение.