Мы расстались с Борисом Годуновым в момент, казалось бы, наивысшего его торжества, услышали о его намерении «править во славе свой народ», а дальше, судя по пушкинским ремаркам, пройдёт пять лет.
Что известно о правлении Годунова?
Современные историки подчёркивают, что начало царствования – продолжение той политики, которую он вёл, будучи фактически главой государства при царе Фёдоре. И политика эта была направлена на укрепление русской государственности. Были возвращены многие земли, потерянные по итогам Ливонской войны; в России было установлено патриаршество (а это давало независимый статус Московской церкви), строились города и крепостные сооружения… Именно в правление Бориса Годунова начались попытки сближения с Европой (вспомним и о том, как подыскивал он супругов своим детям среди европейских правителей). Однако Карамзин задаст вопрос: «Наслаждался ли Годунов в полной мере своим величием, коего алкала душа его – величием, купленным столь дорогой ценою? Наслаждался ли и чистейшим удовольствием души, благотворя подданным и тем заслуживая любовь отечества?» Он сам ответит: «По крайней мере недолго». И Пушкин это подтвердит.
Очень любопытно, что Карамзин показывает в своей «Истории» гонения Бориса на боярские роды и, в частности, много говорит о судьбе бояр Романовых (конечно, не приходится удивляться, зная, что был он официальным историографом русского императорского двора). У Пушкина этой теме не уделено особого внимания, а Романовы вообще не выведены среди действующих лиц (в отличие от написанного через полвека «Царя Бориса» А.К.Толстого), хотя и скажет Годунов, предвосхищая Петра Великого: «Не род, а ум поставлю в воеводы». Но недовольство властелином…
Перед первым появлением заглавного героя трагедии (он автором уже будет именован «Царём») мы услышим уже и новое напоминание о былом злодействе у Пимена:
О страшное, невиданное горе!
Прогневали мы Бога, согрешили:
Владыкою себе цареубийцу
Мы нарекли.
Услышим и обещание-угрозу будущего Самозванца (образа его я пока что не касаюсь – разговор впереди, напомню лишь дважды помянутые его слова «буду царём на Москве!»):
И не уйдёшь ты от суда мирского,
Как не уйдёшь от Божьего суда.
А вот уже после будет наша встреча с самим Годуновым, вроде бы ещё спокойным, ещё находящимся в счастливом неведении о произошедшем (ведь Патриарх запретил «тревожить отца-государя»).
Но что же мы видим?
Ещё до появления царя на сцене мы узнаем от стольника, что «в своей опочивальне он заперся с каким-то колдуном». И задан вопрос – «О чём гадает он?»
Кстати, об интересе Годунова к алхимии и всякого рода предсказаниям хорошо известно. Кроме того, мы знаем и о пушкинских суевериях (так что здесь, вероятнее всего, взгляды автора и героя совпадают).
Однако мы узнаём от самого царя, что власть не принесла ему счастья:
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти безмятежной —
Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе.
Поразительный монолог Годунова как будто раскрывает перед нами сделанное Карамзиным описание, что он «ещё до ударов Судьбы, до измен счастия и подданных, ещё спокойный на престоле, искренно славимый, искренно любимый, уже не знал мира душевного; уже чувствовал, что если путем беззакония можно достигнуть величия, то величие и блаженство, самое земное, не одно знаменуют». У Пушкина, правда, он удары судьбы уже почувствовал. Это коснулось и государственных дел. Автор заставляет его вспомнить о так называемом «Великом голоде 1601 – 1603 гг.», начавшемся со страшного неурожая (историки сообщат нам, что бедствовала, хоть и в меньшей степени, чем Россия, вся Европа, а вызвано всё это, скорее всего, извержением вулкана Уайнапутина в Испанском Перу), когда попытки царя помочь народу не имели результата и не были оценены:
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Слышим мы и о семейных бедах – в частности, о неожиданной смерти жениха царевны Ксении и о страшных обвинениях:
Как буря, смерть уносит жениха...
И тут молва лукаво нарекает
Виновником дочернего вдовства
Меня, меня, несчастного отца!..
С великой болью он будет повторять:
Кто ни умрёт, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную... всё я!
Почему так происходит? С одной стороны, как сказал он сам,
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мёртвых.
Но с другой… Рассуждая, что успокоить «среди мирских печалей» может «едина разве совесть», царь сам признается в том, что его мучит:
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над тёмной клеветою. —
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальётся сердце ядом…
Карамзин много пишет о Годунове, но только у Пушкина мы видим человека, страдающего под тяжестью совершённого греха. В отличие от историка, поэт указывает на единственное прегрешение своего героя (не случайно же дважды употреблено это «единое»!) И начинаешь ловить себя на неожиданных аналогиях: мне вспоминаются слова Ивана Карамазова, что «высшая гармония» «не стоит слезинки хотя бы одного только замученного ребёнка»…
И мы видим, что Борис, который вроде бы «шестой уж год царствует спокойно», раздираем внутренними мучениями и страшными видениями:
Как молотком стучит в ушах упрёк,
И всё тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Трагедия давно уже идёт, и очень скоро закончится гибелью царя…
«Да, жалок тот, в ком совесть нечиста».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
