Прожектор скользнул по кустам, за которыми они прятались, и Чаппель испуганно вжался в вялую траву, чуть не ткнувшись лицом в маленький муравейник, рядом с которым случайно залег.
— Да не дергайся так, док, — произнес прямо ему в ухо спокойный голос Сверта. Не шепот даже, несун просто произнес свою фразу вполголоса. — Они нас не увидят.
Чаппель знал, что за его проводником давно уже закрепилась кличка «Сверчок», но называть так здоровенного бородатого громилу у него язык не поворачивался. Люди, порекомендовавшие ему Сверта, утверждали, что, несмотря на зверскую внешность, несун обладает на редкость мягким характером (в рамках своей нелегальной профессии, конечно) и еще более редкой честностью. Но Чаппель, большую часть своей жизни проведший в тихих стенах университетов и лабораторий, ничего не мог с собой поделать. Сверт казался ему жителем другого мира, сурового, жестокого и бескомпромиссного, как во времена, когда кроманьонцы начинали свое наступление на Европу, населенную угрюмыми немногочисленными неандертальцами.
В каком-то смысле примерно так дело и обстояло. Сверт действительно был родом из другого мира, имевшего очень мало общего с миром кампусов, аудиторий и конференций. Вот только на счет того, кто на кого наступает, Чаппель был далеко не уверен. Не исключено, что неандертальцы наконец решили взять реванш.
— А они не услышат? — неуверенно спросил Чаппель, осторожно подымая голову. — Наверняка же у них есть и акустические системы обнаружения.
Сверт гоготнул, опять-таки, вполголоса, но вполне различимо.
— Да ты что, Док, какие системы! Если они там и были когда-то, то местные ухари давно уже толкнули их налево. Это же только на бумаге карантинный район второго уровня безопасности. У правительства сейчас и помимо него дел по горло, и все в сто раз важнее. — Он хрустом почесал в густой бороде. — Да вот те же кусты взять, в которых мы тут клещей кормим. Их тут по идее и быть не должно! Санитарная полоса, едремьть.
— А почему же тогда…
— Потому же, почему они нас не увидят, — сказал Сверт. — Все жить хотят. Кого, по-твоему, отправляют охранять такие вот захолустья? Тех, кто больше ни на что не годен. Ну и платят им соответственно. А семью кормить всем надо. Так что мы все тут друг от друга зависим.
Чаппель изумленно уставился на Сверта.
— Но это же… Опасно! Это же чужаки, в конце концов! Мало ли что может произойти!
Сверт пожал плечами.
— Ну, опасно. Наверное. Хотя я туда уже второй десяток лет мотаюсь, и хоть бы хны. Но к каждой козе барабанщика не приставишь, так что правительство в первую очередь беспокоится о том, что может пригореть по-полной. Только представь док, что будет со страной, если, скажем, начнется мятеж в лагерях ганимедских беженцев? Или в резервациях для бывших продуктов с клон-фабрик Биосоюза какой-нибудь замут произойдет? Никому мало не покажется. А вонючки, — он кивнул в сторону высокого проволочного забора, уходившего в темноту в десяти мерах от того места, где они лежали, — сидят в своем поселке уже почти тридцать лет, и от них даже писку не слышно. Так что правительство типа накрыло их мятой бумажкой, как кучку в парке, и делает вид, что их и нет вовсе. Им наверху так спокойнее, а нам — прибыток. Все довольны.
Чаппель изумленно открыл рот. Такое у него просто в голове не укладывалось.
— То есть миграционная служба на самом деле знает, что тут происходит? И никак не борется?
— Как-то борется, — сказал Сверт. — Устраивают рейды, иногда показательно хватают десяток-другой несунов и охранников, кто тут на масле сидел. Обычно перед выборами, или когда кому-то надо карьеру сделать на громком деле. Но обычно всем пофигу. — Он вздохнул. — Док, ты где работал до того, как тебя к нам засунули?
Чаппель даже немного вздрогнул. То ли от неожиданного вопроса со стороны вечно равнодушного к окружающим Сверта, то ли от мгновенно нахлынувших воспоминаний.
— Я работал… — Он сглотнул. Слова, как куски полурасплавленного гудрона, прикипели к гортани, причиняя невыносимую боль. — Я жил на станции «Дедал».
Сверт издал странный звук, то ли выругался, то ли резко вздохнул.
— О, черт, — сказал он. — Извини, док. Я ж не знал. Мне очень жаль.
— Там осталась моя семья, — деревянным голосом произнес Чаппель. — Жена и дети.
Сверт булькнул еще несколько раз. Чаппель с некоторым даже удивлением, прорвавшимся сквозь боль, заметил, что несун несколько раз нервно сжал и разжал кулаки. До этого момента Чаппель был готов поспорить, что единственным, что могло вызвать у Сверта сильные эмоции, было холодное пиво.
— Я не всегда был несуном, док, — сказал Сверт, хотя никто его ни о чем не спрашивал. — Когда-то я служил в Космофлоте Альянса. Части особого назначения. Мой взвод участвовал в зачистке станций в системе Нептуна после разгрома второго демерианского флота. Мои соболезнования, док. Хотя я знаю, что цена им не больше клочка туалетной бумаги.
Чаппель молча кивнул.
— Так значит, нам ничто не угрожает со стороны охраны? — сказал он почти непринужденным тоном. У него почти получилось. — До тех пор, пока мы откровенно не привлекаем внимания?
— Примерно так, — кивнул Сверт. — Конечно, прямое шоссе через периметр нам никто не откроет, но охранники не будут слишком старательно вглядываться, что там такое шевелится в темноте: койоты, перекати-поле или пара несунов. — Он посмотрел на часы. — Кстати, о шевелении, док. Нам пора.
За все время, что они шли до тщательно замаскированного подкопа под оградой, и потом до зарослей кустарника уже внутри карантинной зоны, мощный прожектор с контрольной вышки так ни разу и не повернулся в их сторону.
*****
Когда полуденный зной стал невыносимым, они сделали привал, расположившись под навесом старой заправочной станции. Сидя на длинной скамье у входа, Чаппель смотрел на запыленное шоссе. Когда-то вот так же тут сидели клиенты станции, ожидая, пока персонал зальет в их машину топливо, или проверит уровень масла, или поменяет энергоячейки, а по шоссе мимо проезжали другие машины. Какие-то — урча старомодным двигателем сограния, какие-то — почти бесшумно, только шелестя полимерными шинами. Теперь это была дорога ниоткуда в никуда. Единственное движение, какое можно было на ней увидеть, создавали ящерицы и змеи.
— Полный порядок, — сказал Сверт, выходя из дверей и протягивая Чаппелю полную флягу. — Ты как, док? Силенки остались еще? Мы хорошо идем, если не сбавлять темп, то к вечеру будем на месте.
Чаппель взял флягу и с сомнением посмотрел на нее.
— А это разумно — пить здешнюю воду?
Сверт засмеялся и опустился на скамью рядом с Чаппелем.
— Не дрейфь, док, все нормуль. Мы еще далеко от Теплиц, сюда почти ничего не долетает. Сам знаешь, как это у них хитро устроено. Да и фильтры стоят на бочке что надо. Сам их сюда на горбу пер. — Он сделал несколько шумных глотков из своей фляги. — Так что нормальная картинка нам по дороге туда и обратно гарантирована. Кстати, док, ты так и не сказал, зачем тебе товар? На обычного торчка ты не похож, да и не ходят торчки сами за товаром в Теплицы. Купить проще… И безопаснее.
— А в чем опасность? — вместо ответа спросил Чаппель. — Меня с самого начала предупреждали, что здесь очень опасно, но пока все выглядит совершенно иначе. У вас даже охрана на содержании.
Сверт посерьезнел.
— Не все так просто, док, — сказал он. — Если бы это на самом деле была легкая прогулка, сюда народ бы валом валил, хоть из пулемета коси. Сам подумай — сорок лет назад тут приземлились чужаки, и с тех пор тут все жило своей жизнью, помноженной на влияние Теплиц. Так что, когда мы подойдем поближе, советую ничему не удивляться и держать ухо востро. Док, ты когда-нибудь медведя видел?
— Только на видео, — пожал плечами Чаппель. — А разве они тут водятся? Пустыня же, что тут медведям делать?
— Не здесь, конечно. Там, ближе к горам, — махнул рукой на запад Сверт. — И это очень хорошо. Уверяю тебя, док, тебе точно не захотелось бы повстречаться с местными медведями. После того, как их породу обработали Теплицы… Говорят, они уже начали выбирать вождей и хоронить своих мертвых.
Чаппель уставился на Сверта широко раскрытыми глазами.
— Не может быть! За все время экспериментов мы ни разу не видели прогресса такого уровня, даже при повторном… — Он осекся.
Сверт заговорщически улыбнулся и подмигнул.
— Ни разу, говоришь? Эксперименты? Ну-ну…
Чаппель мысленно выругал себя. Как он мог так легко проговориться! Или этот похожий на вышибалу из пивной бывший солдафон не так прост, как кажется? Впрочем, теперь это уже почти не имело значения.
— Значит, вы там у себя на «Дедале» занимались экспериментами, которые официально запрещены на всей территории Альянса, — произнес задумчиво Сверт. — Запрещены для частных лиц, конечно. Военные? Разведка? Можешь не отвечать док, это не так уж важно. А теперь ты очутился здесь, на нашей старой замученной старушке Земле, без прежнего уровня доступа и возможности продолжать свои исследования. Такой же потерянный беженец, как и половина населения шарика. Ну и решил найти способ их продолжить.
Чаппель вытер пот со лба, на удивление холодный для такого жаркого дня, и уставился вдаль, где узкая полоска шоссе терялась в знойном мареве слившегося с горизонтом небосвода.
— Допустим, — сказал он. — И что теперь?
— Ничего, — сказал Сверт и вдруг вытянулся во весь рост на скамье. Места только и осталось, чтобы Чаппелю сидеть. — Сейчас слишком жарко чтобы идти. Ты, док, как хочешь, а я вздремну пару часиков.
Одинокое белое облачко ползло по бледно-голубому небу как раз под краем навеса станции, и Чаппель следил за его медленным перемещением, пока и его глаза не закрылись.
*****
Сверт оказался прав. И в том, что они прибудут на место к вечеру, и в том, что, несмотря на безжизненность пустыни, ходить там неподготовленным людям не стоило. По дороге к Теплицам они обошли несколько заброшенных городков, настолько поглощенных ржавчиной и пылью, что они отличались от скал лишь очертаниями построек. Чаппель хотел было свернуть в первый же такой город-призрак, но Сверт остановил его, придержав рукой.
— Нет, док, — сказал он. — Туда нам не надо.
— Почему? — спросил Чаппель. — Я никогда не видел брошенных городов. Моя вторая специальность — социология.
— Профессиональное любопытство, а? — усмехнулся Сверт. — Понимаю. Но мое… хммм… профессиональное чутье и знания говорят, что у нас есть все шансы в этом городке исчезнуть. С концами.
— А что там не так? — поинтересовался Чаппель. — Отсюда он выглядит просто как куча заброшенных домов.
— И машин, — сказал Сверт, показывая на уходящую к центральной площади улицу, на которой действительно стояли несколько автомобилей. — Вообще я не очень люблю пугать клиентов, но раз такое дело… — Он достал из сумки бинокль и протянул Чаппелю. — Не знаю, как там насчет социологии, док, но посмотреть будет поучительно.
Когда спустя несколько минут Чаппель возвращал бинокль, руки у него дрожали.
— Я слышал, что были жертвы… Но я не знал… Господи. — Он поспешно снял с пояса фляжку и сделал несколько больших глотков. — Что с ними?..
Сверт аккуратно убрал бинокль и пожал плечами.
— Не знаю. И никто не знает. Когда все началось, большинство местных жителей эвакуировались, но довольно много народу осталось. Местные всегда славились своим упрямством. Да и правительству уже тогда мало кто доверял. В общем, они отказались уезжать, а федералам было не до них. Никто ж тогда толком ничего не понимал.
— И их просто… Оставили?
Сверт, ухмыляясь, посмотрел Чаппелю прямо в глаза.
— Док, они оставили тут чертовых инопланетян. Просто взяли и оставили. Что уж там говорить про каких-то упрямых людишек. Правительство тогда сидело по уши в болоте. Мятежи пуристов по всей стране, война с Гренландией и с Аляской, нелегальные фабрики клонов, не считая всяких мелочей типа контрабанды рабов с Внешних Колоний. Когда отказники стали исчезать по всей территории, правительство отправило пару отрядов для выяснения, вот и все.
— И что стало с этими отрядами?
Сверт перестал улыбаться.
— А ты как думаешь?
Чаппель понял не сразу. Сверт продолжал сверлить его взглядом светло-серых глаз, и тут до Чаппеля дошло. Он оглянулся на мертвый брошенный городок, потом снова посмотрел на Сверта.
— Вот так, док, — кивнул Сверт. — А что тебя удивляет? Никто сейчас не знает, что происходит в Азии. На целом, мать его, континенте! Европейцы отгородились линией ван Сойдена, сквозь вечную облачность никакие сигналы не пробиваются, разведчики не возвращаются... Еще раз повторю: правительству было не до нас тогда, и не до нас сегодня. А уж когда выяснилось, что чужаки могут поставлять товар, и к ним пошли первые несуны… Всем нужно как-то жить, док.
Солнце постепенно клонилось к гористому горизонту, и со стороны гор потянуло легким ветром. Движение воздуха, нагретого с двух сторон: от палящего солнца и раскаленной поверхности земли, было похоже на волну жара из открытой духовки, но Чаппелю внезапно стало очень холодно, как на эвакуационной барже, доставившей его на Землю с захваченной демерианами станции.
*****
Спустя три часа Сверт осмотрелся, отмечая какие-то знакомые только ему приметы и сказал:
— Вот и кончилось веселье. Или начинается. Это уж как посмотреть. Пора, док.
Против ожиданий, идти в респираторе оказалось не так трудно, как того опасался Чаппель. Днем, наверное, было бы хуже, но, стоило солнцу скатиться за горы, как пустыня стала стремительно остывать. Пришлось даже вытащить куртку из рюкзака.
— Смотри в оба, док, — предупредил Сверт. У респираторов были специальные мембранные устройства, так что можно было почти беспрепятственно разговаривать, не повышая голос, чтобы пробиться сквозь громоздкий намордник. — Изредка споровые выбросы доходят досюда, так что тут даже от травы можно подвоха ожидать.
— Поверить не могу, что никто никогда не занимался изучением мутагенного влияния спор, — сказал Чаппель. — Просто в голове не укладывается.
По мере того, как они углублялись в долину, по дну которой протекала узенькая речушка, природа вокруг постепенно превращалась из ставшей уже привычной пустыни с чахлыми редкими кустами в наполненный жизнью оазис. Так же постепенно она одновременно становилась все меньше и меньше похожей на земную.
Сверт хохотнул.
— Вот уж от кого не ожидал это услышать, так это от тебя, док! Ты же вроде как и есть специалист, разве не так?
— Был, — коротко ответил Чаппель. — Теперь я… Не знаю. Наверное, контрабандист. Несун. — Он замолчал на некоторое время, сосредоточенно глядя под ноги, чтобы не наступить на какую-нибудь местную живность. Сверт особенно предостерегал его от этого. — У нас было другое направление исследований. И нам было сложно… Получать материалы.
Он ждал новых вопросов, но Сверт молчал. Поведение этого человека все больше и больше озадачивало Чаппеля. Под внешней маской разухабистого и недалекого бывшего головореза и контрабандиста явно скрывался совсем другой человек.
— Знаешь, док, — неожиданно сказал Сверт. — А ведь не исключено, что «материалы», которые ты получал, были добыты и вынесены вот этими самыми руками, — он встряхнул здоровенными лапищами. — Приятно думать, что мне хоть раз в жизни, пусть даже и косвенно, довелось поспособствовать науке…
Чаппель не нашелся, что ответить, потому что в этот момент они вышли из-за темного утеса на открытое пространство и увидели первые здания Теплиц.
Поселок инопланетян не был построен ими «с нуля». Когда-то давно тут был другой поселок, покинутый людьми еще до прибытия чужаков. Часть зданий чужаки разобрали и использовали материалы, чтобы перестроить остальные. Кроме того, они приспособили свои корабли под нужды новой ситуации, в которую попали. Однако некоторые постройки остались нетронутыми и стояли памятниками забвению, густо поросшие непривычной растительностью. Несколько зданий вызвали у Чаппеля особый интерес.
— Ты не знаешь, что здесь было раньше? — спросил он Сверта, показывая на одно из таких зданий, большой круглый остов из ржавого металла и потрескавшегося пластика. Судя по всему, огромные проемы в каркасе когда-то были забраны стеклом.
— Экспериментальная оранжерея, — сказал Сверт. — Думаешь, откуда название «Теплицы» взялось?
— Я думал, это из-за… — Чаппель кивнул головой в сторону непривычных ассиметричных построек чужаков. — Ну, ты понимаешь. Из-за них.
— Сохранилось из-за них, да. — Сверт смахнул несколько сухих травинок, прилипших к лицевому стеклу респиратора. Дыхательные трубки, уходившие в ранец с системой фильтрации делали его похожим на гибрид человека и слона с двумя хоботами. Когда Сверт поворачивал голову под удачным углом, Чаппель видел в отражении лицевого стекла себя, такого же техномутанта. — Но оранжереи тут стояли еще до прибытия наших друзей. Когда-то тут была территория одной из суверенных наций. Извини, док, название уже не помню.
— Суверенных наций?
Маска Сверта мелко затряслась. Чаппель понял, что несун бесшумно смеется.
— Я и забыл, что ты внешник… У вас там не слишком много внимания уделяют государственной истории Земли, да? Ну, оно и понятно. Только посмотреть, куда мы прикатились. — Сверт вяло махнул рукой, охватывая этим жестом поселок чужаков и часть пустыни, за которой где-то вдали скрывалась жилая агломерация Юго-Западного Протектората. — Резервация тут была, док. Место, специально отведенное для проживания остатков коренных обитателей континента, когда наши предки отобрали у них все много несколько веков назад. — Он помолчал. — Видимо, у здешних краев такая судьба — оставаться резервацией.
— Это они были… В том поселке? — Чаппель не уточнил, но Сверт понял, что тот имеет в виду.
— Нет, док, — он мотнул головой, тряхнув гофрированными дыхательными трубками. — Те местные были не дураки. На них не распространялись тогдашние законы, поэтому они уже после первых контактов занялись тут кой-какими исследованиями, а после подписания Договора о Свободе Перемещения, вложили все накопленные средства в покупку корабля и привет. Думаю, сейчас они живут где-нибудь в пятидесяти световых годах от нашего измученного шарика. Те бедолаги, которых ты видел в бинокль, переселились сюда уже позже, пытаясь убраться подальше от нашего милосердного правительства.
— Резервация в резервации… — проговорил Чаппель.
— Что? — переспросил Сверт. — Хотя… А ты ведь прав, док. Так оно и есть, провалиться мне на этом самом месте. Так оно и есть. Э, а вот и наши приятели!
Чаппель повернул голову в направлении, в котором показывал Сверт.
Из крайнего здания поселка, похожего на угловатую раковину из камня, металла и пластика, вышли трое чужаков и направились к несунам. Чаппель много раз видел их на видео и фотоснимках, и всегда поражался, насколько чуждыми они выглядели по сравнению даже с другими инопланетянами. Вероятно, сказывалось то, что несмотря на почти гуманоидное строение (у них были две нижних конечности, две верхних, вертикальный способ перемещения и даже что-то похожее на голову), в реальности жители теплиц не были не только млекопитающими, но даже животными. Насколько к ним вообще была применима земная таксономия, они были чем-то вроде симбиотических сообществ растений и грибных колоний.
Чаппелю вдруг пришло в голову, что происходящее сейчас в этом забытом уголке Земли может служить доказательством невероятной мощи разума и одновременно — его полнейшей беспомощности и бессилия перед лицом собственных изъянов. Два принципиально разных разумных вида, обладающих принципиально разными способами коммуникации, сумели каким-то чудом найти общий язык, но ради чего? Для бартерной торговли? Да еще какой! Если не вдаваться в сложные подробности, то тут меняли дрова на наркотики. Или бусы на золото, если угодно. И неизвестно еще какой из вариантов унизительнее для обеих участвующих сторон.
Сверт протянул руку. Чаппель скинул со спины рюкзак, обнажив поблескивавший металлом ранец фильтрующей системы. Сверт взял рюкзак ученого и направился навстречу трем ковыляющим фигурам с кустистыми наростами вместо голов, раскрашенными в невероятно яркие цвета, словно скульптуры гипер-сюрреалистов. Встретившись на ровной площадке, в которой с трудом можно было узнать старую парковку, человек и инопланетяне принялись раскладывать на растрескавшемся бетоне свой товар.
Тритиевые энергоячейки со стороны Сверта и прозрачные баллоны со спорами с другой.
Чаппель вдруг ощутил ужасное опустошение, словно все его эмоции, все огромное напряжение последних двух лет, всю душу внезапно высосали без остатка, оставив только тело, способное выполнять основные биологические функции и мозг, равнодушно смотрящий на все как бы со стороны. Он знал, что должен сделать, знал, что обязательно это сделает, но не испытывал ни облегчения, ни страха — вообще ничего. Глядя, как в двадцати шагах Сверт, присев на корточки, торгуется с инопланетянами, как это делали, наверное, первые европейцы с аборигенами на островах Тихого Океана, Чаппель достал из нагрудного кармана маленький пульт с одной-единственной кнопкой, откинул предохранительный прозрачный колпачок и нажал на красный кругляш.
Сверт вернулся через десять минут.
— Ну что, Док, поздравляю! — весело произнес он. — Уж не знаю, что ты собирался со своей долей делать, продать, запихнуть в какой-нибудь суперприбор или употребить сам, но здесь, — он протянул Чаппелю его рюкзак, в котором глухо звякнули контейнеры со спорами, — хватит на все. Очень удачно сегодня расторговались. За красный и оранжевый товар торчки с кошельками готовы любые бабки отвалить, а мы таких сегодня отхватили по пять штук на брата, не считая синего и радужного продукта. - Он закинул рюкзак на спину. - Я сам, конечно, никогда к этой пакости не прикасался, но, говорят, прет от красного и оранжевого сутками и так, что дай Бог!
— Это стихи, — сказал Чаппель, глядя, как чужаки скрываются в своем здании.
— Что? — Сверт непонимающе уставился на него. — Ты о чем, док?
— То, что ты называешь «красный товар». — Чаппель посмотрел на рюкзак, который держал в руке. — Это стихи. Не буквально, конечно, но поэзия максимально близкое понятие. Ты только что купил несколько сборников поэзии, десяток романов и, наверное, несколько новых музыкальных композиций.
Сверт смотрел на него, как будто Чаппель сам вдруг превратился в чужака.
— Док, у тебя фильтры в порядке? — спросил он. — Что-то ты странное несешь.
— Забавно, да? Искусство одного разумного вида оказывает прямое биологическое воздействие на мозг другого. Не опосредованно, как наше собственное — через органы чувств и осмысление, а напрямую, влияя на биохимию. Их раса общается, выделяя различные споры. Не берусь даже отдаленно представить, какой эволюционный путь надо было пройти, чтобы выработать такие методы коммуникации. Так получилось, что эти споры влияют и на земную жизнь. Например, споры страха, отчаяния, ярости, могут угнетать психику, вызывать мутации. Утечка обучающих спор может… Теперь я это понимаю. Дома на «Дедале» было очень сложно определить, к нам попадали такие крохи… Твой рассказ о медведях все расставил по местам. А то, что вы тащите отсюда, чтобы продать богатым идиотам, - Чаппель поставил рюкзак на землю и достал оттуда один из контейнеров. Свозь полупрозрачное стекло алела густая дымка — концентрат галлюциногенных спор. - Это их искусство.
Он снял респиратор.
Сверт дернулся, словно его ударило током.
— Док, ты что?! Что бы это ни было, тут его в воздухе полным-полно! Тебя накроет через пару минут так, что мама не горюй!
Чаппель поднес к лицу руку, в которой все еще был зажат пульт с красной кнопкой.
— Это уже не важно, — сказал он.
— Что не важно, док?!
— Теперь ничего больше не важно, — сказал Чаппель переводя взгляд с контейнера на пульт и обратно. — Ни-че-го.
— Док,ты о чем?! — Сверт вдруг обратил внимание на пульт и отшатнулся. — Док!!! Ты что наделал?!
Ну да, сообразил Чаппель. Сверт же служил в Космофлоте, был штурмовиком. Он отлично знает, для чего предназначены такие пульты. Вероятно, сам такими пользовался.
— У меня не было выбора, — сказал Чаппель. — Они обещали отпустить мою семью.
Рука Сверта дернулась было к кобуре, но несун все же не достал пистолет.
— Ты понимаешь, что ты натворил? У нас даже нет связи, чтобы предупредить ПВО!
Чаппель сел на землю рядом с рюкзаком, скрестив ноги.
— Я понимаю это, наверное лучше, чем кто-либо на земле. Демерианский гиперскоростной снаряд ударит по переданному мной пеленгу примерно через четверть часа. Пусковая платформа давно уже болтается в стелс-режиме в пространстве где-то рядом с Землей. Библиотека будет разрушена, а ее содержимое — выброшено в атмосферу, откуда рассеется по всей планете.
— Библиотека?!
Чаппель отшвырнул пульт в сторону. Маленькая коробочка с шелестом упала в высокую траву странного фиолетового оттенка.
— Это была библиотека, Сверт. Хранилище знаний и искусства, накопленных исчезающей цивилизацией. Мы не смогли понять, от чего они бежали, что им угрожало. Мы не смогли толком расшифровать ничего из их наследия. А теперь это наследие станет частью нас. По-настоящему, а не в качестве продаваемой втридорога дури. Жаль, только, что самим библиотекарям придется заплатить за это максимальную цену.
В несколько движений он отвинтил крышку контейнера и поднес к лицу, вдыхая густой красный дым. Запаха у спор, к его удивлению, не оказалось.
Сверт еще несколько секунд стоял, глядя сверху вниз на Чаппеля, потом повернулся и побежал прочь от Теплиц. Буквально через несколько мгновений его мельтешащая фигура превратилась в сознании Чаппеля в фантастическую смесь птицы, цветка и электронной микросхемы, выбрасывающую при каждом движении радужные сполохи на пол-неба.
Чаппель лег на бетон, заложив руки за голову и стал смотреть в небо, которое уже колыхалось из стороны в сторону, словно огромное зеленое полотно. С каждой проходящей волной с него сыпались вниз все новые и новые невероятные образы, не знакомые человеческому сознанию, только для того, чтобы рассыпаться огненным дождем, не долетев до земли.
Со всей этой великолепной феерией, Чаппель даже не заметил, когда в небе появилась огненная точка гиперскоростного заряда, который через несколько секунд ударил в поселок.
