Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Продолжение истории "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома. Мистическая история"
1 том читать здесь, на Литрес или Автор.Тудей
Краткое содержание 24 главы:
- Антон едет в машине с пожилой женщиной, которая оказывается его матерью Дианой из альтернативной реальности.
- Диана рассказывает, что она находится в этом мире уже 25 лет.
- Они приезжают на дачу, где Диана живет.
- Антон переодевается в новую одежду и сжигает старый костюм.
- За чаем Диана рассказывает, что все эти годы она записывала "голос Антона", предсказывающий будущие события.
- Она объясняет, что записывала множество вариантов событий, которые в итоге сходились к одному.
- Диана говорит, что неделю назад "голос" прекратился.
- Она подозревает Свету в намерении захватить власть и манипуляции другими.
- Диана просит Антона убить Свету, чтобы предотвратить катастрофу.
- Она сообщает, что Света находится в особняке Шелеста на Северной горе.
- Диана дает Антону адрес и отправляет его к некоему "дяде Грому" за помощью.
- Антон идет в гаражное общество искать дядю Грома.
- Он вспоминает детали из "другой жизни", которую не помнит.
- Антон встречает дядю Грома - крепкого мужчину с грозной аурой.
- Они обмениваются паролем "Чайка", подтверждая, что Антон прислан Дианой.
Глава 25
— Значит, ты — тот парень, из-за которого я здесь? — спросил Гром, буравя меня тяжелым пронизывающим до самого нутра взглядом.
В другой ситуации я не задумываясь сказал бы, что он мент или как теперь принято говорить — силовик. Но я понятия не имел, кто он на самом деле. Судя по грязным рукам — слесарь-механик и почему он здесь из-за меня должно было быть известному только ему самому.
Не дождавшись моего ответа, он повернулся и зашагал вглубь гаремного общества — откуда я и пришел. Не доходя до разлома в кирпичной стене, он свернул налево. Походка у него была уверенной, мощной и от него прямо-таки веяло какой-то внутренней силой.
Мы дошли до крайнего гаража. Не оборачиваясь, он открыл его и внутри я увидел здоровенный зеленый мотоцикл с коляской — приземистый и хищный, такой же, как и его владелец.
Гром взялся за руль и легко выкатил аппарат из гаража. Сзади на коляске плашмя крепилось запасное колесо. Я с опаской приблизился к мотоциклу, потом взглянул в открытые ворота гаража и справа, в железном шкафу за стеклянными дверцами увидел человеческий череп с черными пустыми глазницами. Этот череп не раз мне снился, и я не мог понять, где я видел его так отчетливо. Теперь понял. Это было именно здесь.
Из гаража, заваленного инструментом, пахло смазкой и бензином. На стеллаже у стены стоял старинный патефон. Он явно выбивался из общей картины.
Не успел я рассмотреть помещение более внимательно, как Гром захлопнул двери и закрыл замок.
— Что стоишь? Прыгай в коляску.
— Мы что… прямо сейчас средь бела дня…
— Прыгай в коляску, — медленно процедил Гром, и я решил ему не перечить. Взгромоздившись в железный ящик, я решил, что поездка на «Запорожце» была цветочками, а ягодки судьба оставила мне на потом. В качестве закуски.
Я оказался прав.
— Надень шлем.
В его руках я увидел совершенно чудовищный красный мотоциклетный шлем и чуть было не послал его куда подальше — уж больно страшно тот выглядел, но поймав тяжелый взгляд мужика, решил ему не перечить.
— Тебя в нем никто не узнает, — услышал я, когда с трудом водрузил шлем на голову.
Я-то думал, что Гром беспокоится о моем здоровье и жизни, а он…
— Вы в милиции работаете? — спросил я, как можно более непринужденно.
— Работал, — сказал он, резко нажав на педаль запуска двигателя. Мотоцикл здорово тряхнуло, двигатель заработал с первого раза. Мощный, ровный звук четырехтактного двухцилиндрового оппозитного движка.
Корпус мотоцикла завибрировал. Гром легко забрался на седло, газанул, повернулся ко мне и произнес:
— Держись крепче. Улетишь, пеняй на себя.
Мотоцикл взревел, дернулся, у меня захватило дух, втиснуло в жесткое сидение. Инстинктивно я взмахнул руками, потом что не отреагировал на слова Грома, и поначалу думал, что вылечу вон и разобьюсь. Я ухватился за какую-то выступающую поверхность, мотоцикл подбросило, потом занесло — в глазах зарябило, я буквально потерялся и не мог сфокусироваться ни на чем, разве что на правой рукоятке газа, которую Гром выкрутил до отказа.
Минуты две спустя тряска слегка успокоилась, я открыл глаза, которые закрыл, до того было страшно.
— Ты писатель?!
— Что?!
Я повернул лицо к Грому. Сквозь шум ветра и прилегающий плотно шлем я не расслышал его слов, но понял их по движению губ.
— Я говорю, ты — писатель?! — Гром не смотрел на дорогу. Он смотрел на меня и в его глазах я не видел ничего хорошего. Того, что обычно люди думают, когда произносят это слово.
— Нет, с чего вы взяли?
— Она сказала!
— Кто, Диана?!
Он посмотрел на меня как на врага народа, и я понял, что даже если мы несемся в полной глуши на скорости сто километров в час — имен лучше не называть. Камер нет, но есть уши, есть глаза и есть кто-то незримый, который всегда смотрит на тебя из тьмы.
Мотоцикл несся по какой-то грунтовке. Городом и не пахло. Стало заметно прохладнее, на небе повисла мрачная туча и мне стало не по себе. Куда он меня везет? Когда Диана успела ему все это сказать, ведь на даче не было телефона, не было ничего, при помощи чего она могла бы с ним связаться.
Словно вырубленное из камня лицо мотоциклиста не выражало ни единой эмоции, а я слишком хорошо знал, что это значит. Он мог быть просто психопатом. Или спецслужбистом с посттравматическим синдромом.
Для Дианы убрать лишнего человека, насколько я успел ее узнать, не представляло никакой проблемы — ни нравственной, ни технической. Изменилась ли она за двадцать пять лет, проведенных в Советском Союзе?
Вряд ли! Это было почти нереально. Скорее, наоборот. Она сгорала от ненависти к человеку, из-за которого она оказалась здесь и потратила пусть может быть и не лучшие свои годы, но годы последние. Состарилась в одиночестве, нищете, работая уборщицей на ненавистном заводе.
С мизерной зарплатой, без своих салонов красоты, массажа, дорогих кремов и любовников — вообще без всего. Возможно ли, что сердце ее смягчилось — после всего, что она сделала?
Дождавшись здесь своего сына — настоящего сына, а не меня… возможно ли, чтобы она предала его и променяла на того, кто был лучше, гуманнее, добрее?
Сказала бы — «Прости, сын, я ошиблась… судьба дала мне право выбора снова, и я им воспользуюсь. И на этот раз не ошибусь!»
Возможно ли это?!
Все эти мысли пронеслись в моей голове с такой скоростью, что, кажется, даже опередили стремительно мчащийся по лесной дороге «Урал».
Холод сковал руки и ноги, горло сжалось в немом крике. Меня словно парализовало и от этих мыслей волосы под шлемом встали дыбом.
Слава Богу, что из-за шлема, который я не хотел надевать, этот странный парень не видит моей реакции.
Проселочная дорога вильнула влево, я успел увидеть огромный гранитный камень невесть как оказавшийся в этом месте. «Урал» вклинился в лес и вот тут мне стало по-настоящему страшно.
Он вез меня не к Северной Горе. Это я уже понял по его мрачному виду и плотно сжатым губам. Он вез меня не к Свете и ее спутнику. Он вез меня убивать.
Почему я сразу до этого не дошел? Уж что-что, а инстинкт в таких случаях всегда выручал меня, нашептывая или крича (в зависимости от тяжести ситуации) — стой, бей или беги! Сейчас, вероятно, возникла такая ситуация, когда применять нужно было сразу три этих умения — поэтому и возник затык.
Я покосился на Грома. Меня никогда не подводит первое впечатление о человеке и даже теперь, будучи практически уверенным в его намерениях, я видел перед собой неплохого мужика, служаку, военного или спеца, который просто и честно исполняет свой долг. Таких людей легко обмануть, обвести вокруг пальца разговорами ни о чем и обо всем сразу. Сыграть на чувствах и все такое. Я знал такой тип людей. Хуже было то, что если уж они взялись за что-то, то обычно доводили это до конца.
Мотоцикл медленно вкатился на закрытую со всех сторон мощными соснами поляну и остановился.
— Вылезай! — скомандовал Гром. — Приехали.
Я завертел головой, пытаясь понять, где должно все случиться. Прямо здесь? Вряд ли. Слишком приметное место, к которому приведут следы мощных колес «Урала».
Я с трудом выбрался из коляски, стащил шлем, встряхнул вспотевшей головой. Вдохнув свежий сосновый аромат, я повернулся, стараясь запомнить каждую мелочь. И правда — среди засохшего кустарника я заметил тропку. К ней и направился Гром, махнув мне рукой.
— Идем! Поторапливайся!
Ноги одеревенели. Скорее всего, он вооружен, очень опытен и точно так же опасен. Да, возможно, в лесу у меня будет небольшая фора — если я решу вдруг бежать, но этот мизерный шанс даже не стоило принимать в расчет.
— Иду… — откликнулся я, шагнув вслед за ним.
Метров через пятьдесят я увидел темный охотничий домик из позеленевших бревен. Домик сливался с фоном и был практически незаметен. Мне показалось, что он очень старый — возможно даже, времен войны. От него исходила какая-то неведомая грозная энергетика. Создавалось ощущение, что этот домик многое повидал на своем веку.
— Зачем мы сюда приехали? — задал я вопрос, пытаясь унять дрожь в коленях и решить, что же мне предпринять в оставшиеся секунды. Я был похож на муху, угодившую в самый центр искусно сплетенной паутины. Меня заманила сюда Диана. И я клюнул на ее уловку не потому, что она меня подкупила котлетой денег и не потому, что хотел расправиться со Светой. Как раз наоборот. Мне было неловко себе признаться — да-да, но я хотел с ней встретиться.
Так отбойное течение засасывает в голубую бездну умелого пловца, привлеченного стихией. Сопротивляться бесполезно. И лучшее что можно было сделать — расслабиться и покориться судьбе.
Под кирзовым сапогом Грома хрустнула сухая ветка. Я вздрогнул, будто бы раздался тот самый выстрел. Он быстро обернулся и мне показалось, что на его губах проскользнула едва заметная улыбка.
Но мне было не до смеха.
Гром подошел к двери избушки. Дернул ржавый амбарный замок, дужка отошла, он снял его из петель и положил на низкий подоконник, усыпанный засохшими сосновыми иголками. Легко толкнул дверь, та едва скрипнула и отворилась.
— Заходи, — раздался приглушенный голос из темноты.
«Ну вот и все, — подумал я. — Ты, конечно, полный идиот, что идешь за ним словно овца на заклание…»
Я вздохнул и шагнул вслед за ним.
Воздух в домике был спертым, тяжелым, старым. Странно, потому что вокруг шумел сосновый лес, наполняя грудь свежайшим ароматом.
Внутри на первый взгляд было абсолютно пусто — не считая небольшого деревянного стола и двух скамеек возле него. На полках я разглядел пару глиняных кувшинов, покрытых пылью, в углу металлической совок с длинной ручкой (я сразу подумал, что его можно использовать как оружие).
На деревянном столе лежала пожелтевшая газета, на ней зеленоватый будильник и спичечный коробок.
И все.
Вероятно, если он сейчас повернется и выстрелит мне в грудь, милиция не скоро найдет меня.
Гром повернулся.
Я спокойно посмотрел ему в глаза, готовый к любому развитию событий. Он слегка опустил подбородок.
— А ты не из трусливых… — с ноткой уважения сказал он.
Я понял, что, возможно, еще несколько минут в запасе у меня есть. И я не собирался их терять.
— Ты ведь привез меня сюда, чтобы…
Гром кивнул без тени смущения и сомнения. Он был тверд как скала и чем-то походил на моего учителя старейшину пираха Ообукоо, который любил повторять: «Если что-то задумал, действуй решительно без сомнений».
Однако Гром не выглядел киллером — и это было странно. В ту пору знать не знали о такой профессии.
— Зачем?
— Она сказала, это твоих рук дело. Ты все это затеял. Ты во всем виноват. Ты вражеский диверсант. И если бы не ты… — я увидел, что его огромные кулаки сжались, а на челюстях заиграли желваки, — …если бы не твоя сволочная душонка, твое мерзкое любопытство… я был бы там, откуда ты меня выдернул. Я был нужен Родине. А оказался неизвестно где и когда. И чтобы все вернуть… есть только один путь. Но… — его взгляд опустился к столу, накрытому старой пожелтевшей газетой, — есть один способ проверить, кто ты такой. И именно для этого я привез тебя сюда.
Он взял коробок спичек — аккуратно, двумя пальцами встряхнул. Внутри что-то зашуршало. Он качнул головой. Прислушался. Стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь отдаленным пением птиц.
— Теперь ты, — сказал он и протянул мне коробок. — Если она не лжет, значит ты тоже не отсюда.
В полном недоумении я взял коробок из его рук. Он был старый, такой же старый, как и газета. Я ни разу не видел таких спичек. На коробке крупными буквами было написано:
«НАРКОМЛЕС РСФСР
ГЛАВСПИЧПРОМ
НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ!
ВРАГ БУДЕТ РАЗБИТ!
ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!
В кор. 50 штук. Цена 5 к.»
Мой взгляд плавно переместился на газету. Это была «Красная Звезда» от 22 июля 1942 года №170, цена 15 коп. Сверху курсивом темнел лозунг:
«Смерть немецким оккупантам!», а передовица называлась «Награждение 28 павших героев».
Я с трудом оторвал взгляд от газеты. По спине бежали мурашки, и я не сразу понял, что это не совсем мурашки. Коробок в моей руке — до сих пор мертвый и безжизненный, вибрировал так сильно, что эта дрожь передавалась мне по руке.
Гром зачарованно смотрел на коробок. Казалось, он не мог отвести от него взгляд.
— Этого не может быть… не может быть… — повторял он.
Осознав, что в коробке кто-то или что-то есть, я выронил его на стол, словно ужаленный.
Гром протянул руку, взял его и осторожно приоткрыл щелочку.
Совершенно сбитый с толку, я наблюдал за его действиями.
— Она мне солгала. Ты отсюда… Ты не такой как она… значит… ты не с ней…
— Конечно я не с ней… с чего вы взяли… — тихо произнес я.
— Она показывала мне фото, вы там вместе…
— Это был не я.
— Она сказала, что эксперимент, который проводил ее сын… вы решили завладеть его результатами, все пошло наперекосяк и я… в результате попал сюда, прямо из…
Я снова посмотрел на газету.
— Вы… оттуда? Из прошлого? Великая Отечественная?!
Он медленно и как-то обреченно кивнул.
— А… это что? — я показал подбородком на коробок, в котором что-то жужжало, шевелилось и пыталось вырваться на волю с таким неистовством и упорством, будто готово было разорвать хилую картонку в клочья.
Гром долго не отвечал. Он сделал щелочку чуть пошире, и я увидел полосатое, как у шмеля тельце, снующее туда-сюда и требующее свободы.
— Это… шершень… — после долгой паузы сказал он. — Каким-то образом они могут определить, в своем времени находится человек или нет…
— Шершень Шредингера…
— Что?
— Да нет, это я так…
Гром кивнул.
— Как вы сюда попали? Ведь… — я вспомнил про часы. — Это не так уж и просто…
— Это совсем не просто… — вздохнул Гром. — Я был следователем, мы сели на хвост банде, настигли их на рынке и в суматохе задержания кто-то пырнул меня ножом. Чтобы скрыть преступление, меня оттащили и бросили в колодец, прикрыли крышкой. Не знаю, сколько я пролежал. Когда очнулся… с трудом вылез и…
— …все было по-другому.
— Не то слово. — Гром покачал головой, вытащил газету из-под будильника, бережно стряхнул пыль и положил назад, на стол. — Все изменилось. Абсолютно все. Сначала я подумал, что меня все-таки убили… и я попал в рай. Потом, когда немного осмотрелся, понял, что никакой это не рай, а наша страна… тогда я решил, что у меня шизофрения. Несколько дней или даже недель я прятался по дачам и проселкам, потом понял — нет, шизофренией здесь и не пахнет.
— А рана?
— Рана?
— Да, вас пырнули ножом…
— Ах, да… рана… что удивительно, ее не было. Шрам был, а раны нет. — Он пожал плечами. — Будто бы я пролежал в этом колодце двадцать лет, но для меня это время прошло как несколько дней. Все затянулось. На лице густая борода. В общем — не узнать. Устроился сторожем в гаражное общество. Благо документов никто не спрашивал. Нашел преступников, которых когда-то ловил, они помогли сделать паспорт, но никуда с ним особо не совался. Понимал, что вопросов возникнет много.
— И себя не искали?
— Нет, — отрезал он. — Моя задача была вернуться назад. Я перерыл весь колодец, а потом появился он…
— Кто?
— Моцарт.
Чем дальше я его слушал, тем невероятнее становилась история. У меня ум за разум заходил, какие переплетения замыслила и осуществила судьба — чтобы в конце концов свести меня с этим человеком. Просто невероятно.
— Это же…
— Маньяк, которого никто не может поймать.
— Я слышал трех или четырех взяли… но не тех…
— Больше… гораздо больше… — снова вздохнул Гром. — Я сел ему на хвост, но… что-то не сходилось. Он всегда был на шаг впереди меня. А потом пришла Диана. Она была уже в возрасте. Волевая. Спокойная. Рассудительная. Она мне очень помогла. Вытащила, можно сказать, из ямы. По ее совету я взял ребенка из детдома… девочку… в общем, зажил обычный жизнью. Иногда мы встречались, постепенно она рассказывала все больше, объясняла, как так получилось, кто в этом виноват, что делать… — Гром говорил потухшим голосом, из него будто выпустили весь воздух. — Я узнал, что она тоже из органов, тоже борется с преступниками, на этом мы и сошлись, можно сказать. Ее фантастические истории я пропускал мимо ушей, считал их своего рода легендой. Ведь у меня тоже есть свои истории, но я не настаивал, чтобы она в них верила. Хотя чувствовал, что она верит. И не просто верит, она знает. Согласись, найти человека, который поверит в моей ситуации…
— Невозможно.
— Точно. Невозможно.
Я хотел его спросить, неужели такого опытного волка могла провести какая-то старуха, неужели не было никаких звоночков, но он опередил меня.
— Иногда я замечал в ней странности. Не была она… как бы это сказать… нашим, что ли, человеком… не знаю, понимаешь ли ты меня… нашим, в смысле, советским. Конечно, и у нас хватает лжецов, паразитов, врагов и прочей швали, но порой я чувствовал, что передо мной опытный, хитрый, коварный противник, который манипулирует мною и моим положением, играет на моих чувствах. Но она тут же развеивала мои подозрения. Дарила маленькие подарки Ленке. То шапочку свяжет, то шарфик, то в зоопарк с ней сходит. Поддерживала партию и правительство, хотя немного и ругала. Слушала вместе со мной Высоцкого. Интересовалась ходом моего расследования. И вот тут… было больше всего странностей. Как только я делился с ней чем-то, этот паразит от меня ускользал. И до сих пор… как песок сквозь пальцы. Хотя иногда мне кажется, что он вот-вот, буквально у меня в руках… но нет!
Гром, сидевший неподвижно, как глыба, ударил по столу руками. Доски подпрыгнули и между нами взвилось облачко пыли.
— Она говорила, что ведет свое расследование и вот-вот выйдет на диверсанта, который под видом ее сына внедрится на секретный завод. Я спросил, зачем такие сложности и она ответила, что у ее сына есть доступ к секретным разработкам, поэтому, мол, этому человеку на Западе сделали пластическую операцию. И знаешь что? Несмотря на всю фантастичность, история звучала правдоподобно. Под видом уборщицы, чтобы не привлекать внимание, она устроилась на завод. Разумеется, в связке с КГБ. Я проверил ее… то есть, шершень проверил… и она оказалась не здешней. Она не отсюда. Как и я. — Он аккуратно задвинул крышку коробка и обхватил его огромной лапищей.
Прошло пару минут, и я вдруг понял, что не слышу больше этого беспокойного жужжания. Совсем не слышу.
Гром распахнул клешню, сдвинул крышку коробка.
— Смотри.
На дне лежал огромный полосатый шершень. Он или спал или был мертв. Он не двигался и выглядел так, будто засох давным-давно.
Я не мог поверить этому.
— Как это…
— Мне дал этот коробок один парень. Он сказал, что это поможет мне понять, где мой дом и найти дорогу назад.
Я вдруг подумал, что эта штуковина… это насекомое мне бы точно пригодилось. Я теперь совершенно не понимал, в каком из миров нахожусь, однако рассказ Грома немного меня успокоил.
Я дома, как бы это ни звучало.
Некоторое время мы сидели в тишине. Я думал, как добраться до Светы, а Гром, вероятно, размышлял о том, как попасть назад к себе.
— Так или иначе… — сказал он, — мы должны найти твоих знакомых и узнать все, что они знают, пока не поздно.
Я кивнул. И тут же подумал, что это «пока не поздно» звучит больно уж зловеще.
— Что значит… не поздно?
Гром пожал плечами, потом достал из внутреннего кармана потрепанного пиджачка портмоне, вгляделся в чью-то фотографию. Лицо его смягчилось.
— Я буду по ней скучать… — сказал он тихо.
— Что значит, не поздно? — повторил я, подумав, что он не расслышал мой вопрос.
Гром поднял тяжелый взгляд.
— Двадцать первого числа я отключу электричество на подстанции завода, чтобы сорвать испытания. Потом, скорее всего, меня арестуют. И я больше никогда не увижу свою девочку.
Я медленно поднялся с лавки. Ноги дрожали. Обошел Грома, который сидел неподвижно, как скала.
Бросил через его плечо взгляд в бумажник и увидел фотографию девочки.
Меня прошибло током. Это была Света. Я понятия не имел, как это возможно, но это была она. Мог ли я ошибаться? Конечно, мог. Я не помнил в точности, как она выглядела в детстве, фотография была черно-белой, потускневшей… и зовут ее по-другому…
Я дернул головой. Нет, это не она. Просто показалось.
— Этого хочет Диана. Значит нужно, чтобы испытания прошли по плану. И тогда…
Он захлопнул бумажник и посмотрел на меня.
— Что тогда?
Я покачал головой.
— Тогда… вы сможете вернуться домой. И я тоже.