Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Продолжение истории "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома. Мистическая история"
1 том читать здесь, на Литрес или Автор.Тудей
Краткое содержание 25 главы:
- Главный герой встречается с человеком по имени Гром, который привозит его на мотоцикле в лесную избушку.
- Гром изначально намеревался убить главного героя по указанию Дианы.
- В избушке Гром проводит странный тест с коробком спичек, в котором находится живой шершень. Выясняется, что Гром - следователь из прошлого, попавший в современность через колодец.
- Гром рассказывает, как адаптировался к новому времени и встретил Диану.
- Диана помогла Грому, и он даже удочерил девочку из детдома. Гром охотится за серийным убийцей по прозвищу "Моцарт". Диана манипулировала Громом, используя его для своих целей.
- Шершень в коробке спичек каким-то образом определяет, из какого времени человек.
- Гром понимает, что главный герой не связан с Дианой, как она утверждала.
- Гром планирует саботировать испытания на заводе, отключив электричество.
- Главный герой видит фото приемной дочери Грома и думает, что это Света в детстве.
- Герой понимает, что нужно, чтобы испытания на заводе прошли по плану.
- Гром надеется вернуться в свое время после выполнения задания. Главный герой также надеется вернуться "домой", хотя не уточняется, куда именно.
Глава 26
Мне показалось, что мужик, стоящий передо мной, этот непоколебимый коренастый шкаф, на миг покачнулся, словно бы я нанес ему точный удар в подбородок. Будто бы земля дрогнула и ушла у него из-под ног. Мир перестал существовать. В мрачной избушке, кажется, стало еще темнее.
— Что?! — проговорил он хриплым голосом. — Что ты сказал?
Я не ожидал от него такой реакции. Никогда не знаешь, как отреагирует незнакомый человек на слова, которые по какой-то причине заденут его. Покажутся ему важными. Особенно, если он ни о чем другом и думать не мог все эти годы.
Впрочем, я понимал его. Сколько времени прошло с того момента, как первого сентября я устроился в удобном кресле и в предвкушении раскрыл старый школьный фотоальбом? Физически — неделя, не больше, а по ощущениям прошла вечность. Этот человек пробыл здесь гораздо дольше — годы, десятилетия… что творилось в его душе — одному Богу известно.
Гром сжал кулаки и в его глазах заплясали огоньки решимости, ярости, и ненависти. Глубоко затаенное желание вырвалось наружу. Наверняка он спал и видел, как найдет банду, что сбросила его в колодец и покарает их. Всех до одного. В том, что он это сделает, я не сомневался ни на секунду и теперь даже подумал, что, если он не вернется, не найдет этих подонков, все может пойти не так и я возможно не смогу первого сентября спокойно сесть в свое кресло, откупорить бутылочку виски и погрузиться в сладкие воспоминания. И не только я.
— Вы сможете вернуться. Я знаю, как это сделать.
Он резко схватил меня за руку, притянул к себе и горячо зашептал. Хватка у него была железная.
— Послушай! Если ты… это сделаешь… По гроб буду тебе обязан! Ты понял?
У содрогнулся. По телу побежали мурашки. От него не пахло алкоголем. Он был абсолютно серьезен.
— Я обещаю… — выдавал я, когда дышать стало совсем нечем и подумал, что, если что-то сорвется и вернуть его не получится, я об этом очень сильно пожалею.
Гром отпустил меня, глубоко вздохнул и пошевелил плечами, будто сбрасывая тяжелые оковы, все это время сковывающие его. Изба будто бы даже стала шире на мгновение. Затем он медленно опустился на скамью.
— Чертовщина… черт знает что… это же надо, как бывает… антинаучно, да, но ведь я знал… — проговорил он, разглаживая руками газету как что-то очень родное и близкое, — я знал, что так и будет… так и будет… — его диковатый взгляд наткнулся на меня, он снова вскочил и кинулся к выходу. — Едем! Что сидишь, едем скорей!
— Стойте! — твердо сказал я, перегородив ему выход. — Погодите. Она же знает, какой будет ваш следующий шаг. Что вы должны сделать после того, как… ну…
— Закончу с тобой? — не моргнув спросил Гром. Он довольно быстро овладел собой и теперь снова был прежним — непроницаемым и жестким.
— Да, — я проглотил вставший в горле ком.
— Точно. — Он обхватил голову руками, потом вернулся к столу и сел. — Так… Я должен обыскать труп, забрать деньги, часы и все остальное, что найду. Деньги могу оставить себе. Часы отдать ей. Это вроде как семейная реликвия, которую ты у нее украл.
Я машинально запустил руку в карман. Часы лежали там, впрочем, как и пачка купюр. Вынув пачку денег, я протянул их Грому. Он отстранил руку.
— За кого ты меня держишь? — в его глазах полыхнул огонь. Я поспешил спрятать купюры. Он покачал головой: — Значит… все это время она морочила мне голову. А я и верил. Ну а как тут не поверить? Внушает доверие… женщина в возрасте, чуткая, опытная, опять же… ребенка посоветовала взять, жену обещала помочь найти… я ж думал навсегда тут застрял… а оно вон как…
— До двадцать первого мая осталось десять дней. Сейчас вы должны вернуться к ней и отвезти часы. Иначе она почует неладное.
Я положил на стол маленький сверток — в нем находились части и шестеренки часов, которые я успел подобрать под подъездом. Диана наверняка знает, что я там был. Сын, ее настоящий сын ей доложил, что видел меня на месте и что я опередил Свету, когда она бросилась подбирать шестеренки. Именно эти часы Диана жаждет получить. Точнее, механизм с камнями.
Гром покосился на сверток, затем не открывая, взял и спрятал в карман.
Потом он посмотрел на меня как-то странно, отчего у меня вновь поползли мурашки.
— Это еще не все.
— Да… что еще?
— Она попросила твое ухо.
От неожиданности я отпрянул.
— Что?!
— Ухо. Палец. Что-нибудь. Ну… сам понимаешь…
У меня заныло под ложечкой.
— Ладно… — Гром положил руку мне на плечо и криво усмехнулся: — Найду по пути.
— Где это, по пути? — вырвалось у меня. Лучше бы я сдержался, но я не мог не задать этот вопрос. Если он решил поберечь меня и грохнуть по пути случайного прохожего, то я бы, скорее всего, согласился отдать собственный палец.
— Не бойся, я следователь, а не убийца. В городском морге работает знакомый санитар, заеду, выберу что-нибудь подходящее. А ты сиди здесь. Под лавкой в ящике есть консервы и сухари. Котелок на полке, можешь чаю сварганить, никто тебя здесь не найдет. Не высовывайся, жди меня. Понял?
Я кивнул.
Гром окинул избу долгим взглядом и не прощаясь, вышел. Через минуту я услышал, как завелся движок «Урала», мотоцикл, газанув, лихо развернулся и вскоре стало тихо.
Сердце билось в груди, словно испуганная птица. Я медленно поднялся со скамьи и вышел на крыльцо избушки. Вокруг недвижно стоял сосновый лес.
Я прошел чуть вперед и на склоне увидел огромную сосну, сломанную пополам. Засохшая верхушка свесилась и торчала как сломанное коромысло. Чуть левее, почти задевая сломанную сосну, волнами струились нитки проводов высоковольтной линии, уходящей куда-то вдаль.
Я проследил взглядом уходящую вдаль просеку с высокими столбами ЛЭП. Наверняка, грибное место, — подумалось мне. Над просекой кружили птицы — наверняка выбирали места для гнездовья. Однако я заметил, что после нескольких кругов почти все они улетали прочь. Что-то им не нравилось.
Мотоцикл с поляны исчез и теперь я был здесь совершенно один, чего не случалось уже очень давно. Странное ощущение ничегонеделания и какой-то пустоты постепенно сменилось умиротворением.
Не высовываться, далеко не выходить, — это было не сложно.
Сначала я решил, что огонь может выдать мое местоположение, но обследовав участок, я понял, что вблизи нет ни дорог, ни деревень, ни вообще каких-либо следов человека типа пустых бутылок, окурков, бумажек и прочего мусора.
Попытался прикинуть сколько километров до города — выходило около десяти, но мы много петляли, и я мог ошибаться. Тем не менее, привычного городского гула здесь совершенно не ощущалось.
Я нашел спички, собрал дрова и разжег небольшой костер. После вскрыл тушенку, сделал чай и неплохо перекусил. Видимо, сказался свежий воздух. Привыкнув к новому месту, я почувствовал себя смелее, хотя, казалось бы, к новым местам мне точно не привыкать.
Изучил дом, оказавшийся гораздо большим внутри, чем он казался снаружи. Нашел старый самовар, топор, нож, пару ведер, несколько таких же старых газет, как и на столе в доме, запас еды на месяц, стеганое одеяло и старый командирский планшет, внутри которого был рапорт о задержании странной одетой группы школьников, которые не могли внятно объяснить, кто они и откуда. Рапорт оказался оборван на полуслове, а край истлевшей от времени бумаги был покрыт бурыми пятнами. Сверху стояла дата — «26.12.1941 г»
«По существу вопроса задержанный Виктор Крылов объяснил, что пришел на рынок, чтобы посмотреть на животных, в частности, на шершней… которые, по его словам, здесь продавались...»
Я уставился на ветхий листок, готовый вот-вот рассыпаться в руках.
— Виктор Крылов? — пробормотал я. Имя было знакомым, но не так чтобы очень. По крайней мере, этот парень не был моим одноклассником. Возможно, этот Витя искал на рынке пресловутых шершней, чтобы понять… что вообще происходит… я представил, как бы я себя почувствовал, если бы попал в сорок первый год и на миг снова почувствовал головокружение. Если в рапорте идет речь о такой группе ребят, им явно не позавидуешь. Где-то сейчас они там… хотя, что значит, сейчас? Сейчас — это когда?
«В данный момент, — подсказал внутренний голос. — В данный момент у них декабрь сорок первого, а ты здесь…»
Я вздохнул и посмотрел на спичечный коробок, оставленный Громом на столе.
Встряхнул. Внутри что-то ударилось. Приоткрыл маленькую щелку, потом шире. Засохший шершень смотрел на меня мертвыми глазами.
Я закрыл коробок и аккуратно сжал его в ладонях.
Через пару минут послышалось шуршание. На миг я подумал, что это, возможно, какой-то трюк. Насекомое — лишь искусный механический муляж, который под действием тепла ладоней приводится в действие и начинает вибрировать.
Однако, когда я вновь открыл коробок, тут же наружу просунулись черные усы, а на меня глянули совершенно живые фасеточные глазищи.
— Что за фигня… — произнес я, совершенно сбитый с толку и положил коробок на стол. Шершень продолжал вибрировать и жужжать, требуя свободы.
— Нет уж, братец, ты мне еще, может быть, пригодишься… — сказал я ему и накрыл коробок старой тряпкой. Пару минут спустя насекомое затихло.
Время тянулось очень медленно. Без телефона (хотя я уже вроде начал отвыкать от него) минуты тянулись словно резиновые.
Я нашел в доме подвал — он находился под пустым сундуком. Точнее, прямо в нем.
— Хитро придумано, — вырвалось у меня, когда я потянул за металлическую петлю на дне сундука, и дно поднялось, явив черный лаз. Фонарика не нашлось, а спускаться в неизвестный погреб, из которого пахнуло холодной сыростью, мне не захотелось. Почему-то я был уверен, что если спущусь, то назад уже не выберусь.
Ни к вечеру, ни ночью, ни даже на утро, когда я продрогший вышел на свежий воздух, чтобы помахать руками и удостовериться, что я проснулся там же, где уснул, Гром так и не появился.
Я тщетно прождал его до обеда. Выбегал на поляну, с которой начиналась едва заметная проселочная дорожка, вслушивался в шорохи леса и отдаленные звуки, напоминающие урчание мотора. Мне показалось, что вечером и утром я слышал голоса, много голосов, похожих на солдатские, будто бы они выкрикивали речевки и приветствия, но теперь было тихо и я списал это на утомление. В лесу всякое может мерещиться.
Я попробовал вспомнить детально наш разговор с Громом. Он, вроде бы, не обещал приехать быстро и, кажется, даже не сказал, когда именно заглянет снова.
Запас еды в избушке как бы намекал, что он может появиться не скоро, однако я все же надеялся, что мое неведение, которое быстро переросло в сущую пытку, продлится недолго.
Я не знал, что и думать, а без новостей мысли в голову приходили одна другой краше. Может быть, его арестовали, когда она пытался добыть палец или ухо для Дианы в местном морге. Может, Диана раскусила простоватого мужика, он выдал меня и сейчас они соображают, что со мной делать, разумно предполагая, что с подводной лодки, то есть из дома в лесу мне деваться попросту некуда.
Осознание того, что я здесь реально как на подводной лодке пришло ко мне на закате шестого или седьмого дня. Делать засечки на дереве, чтобы отсчитывать дни я не догадался.
Тревога нарастала, погода испортилась. В очередную ночь я спал очень плохо. Мне снилось собственное отражение — чего никогда не бывало раньше, оно грозило мне из зеркала в ванной комнате, лифт в доме ездил туда-сюда, я чувствовал, что тот, кто в нем находится, пытается попасть на мой этаж, но почему-то никак не может и все время промахивается. Несколько раз я выбегал на лестничную клетку, но там было темно и лифт проезжал мимо. Я пытался в щелку разглядеть — кто же там едет, но не смог. В конце концов лифт застрял и его пронзительное гудение, точнее, гудение двигателей где-то сверху так меня измотало, что я провалился в какое-то небытие, а кабина, как мне показалось в самом конце — сорвалась и упала в шахту с оглушительным грохотом. Наверное, это был гром.
Я проснулся под утро, совершенно измотанный. Открыл глаза, собираясь с мыслями, посмотрел на дощатый потолок избушки и с трудом вспомнил, где я и кто я. Голова жутко раскалывалась. Хотелось пить, в горле совершенно пересохло.
Вдали раздавалось урчание автомобильного двигателя. Пока до меня дошло, что это именно автомобиль, а не мотоцикл, что он направляется в мою сторону и что это наверняка не Гром, драгоценные секунды почти истекли.
Времени на обдумывание Гром-не Гром не оставалось.
Я схватил пиджак, напялил его, едва попав в рукав, потом быстро свернул газету со стола и вместе со спичечным коробком сунул ее в боковой карман. Почему-то я был уверен, что гости пришли по мою душу и когда выскочил на дощатое крылечко, то увидел, как за толстыми стволами сосен промелькнуло белое пятно подрыгивающего автомобиля, похожего на милицейский «Уазик».
— Менты… — вырвалось у меня, и кто-то над ухом произнес емкое и не требующее разъяснений слово «Шухер!»
Скорее всего, старуха все-таки раскусила Грома. Или же меня заметил какой-нибудь грибник или охотник. Если менты с собакой, шансов у меня было немного. Сориентировавшись по солнцу, я обежал избушку и, двигаясь короткими перебежками, побежал на север — к городу. Через пару минут послышались голоса. «Уазик» остановился, потом через пару минут, начал объезжать избушку по окружности, видимо, намереваясь перехватить меня дальше.
Я углубился в лес. Мягкая почва, усеянная прошлогодними иголками, поглощала звук шагов. Бежать было легко и приятно и даже ветки, периодически стегавшие по лицу, не сильно мне мешали. Адреналин будоражил, подстегивал и гнал вперед.
Я знал, куда иду и что буду делать дальше.
Я пересек две проселочные и одну асфальтированную дорогу — абсолютно пустынные.
Двигаясь по лесу вдоль дороги, я заметил метрах в ста ворота воинской части и вышку и понял, чьи крики слышал каждый вечер и утро и думал, что мне мерещится. Я ухмыльнулся и покачал головой.
— Надо же… — сказал я негромко. Теперь было понятно, почему в избушке и рядом с ней совершенно не было гостей типа грибников — здесь была охраняемая зона.
Я тут же скрылся в лесу, чтобы не нарваться на патруль, отошел на почтительное расстояние и теперь шел постоянно прислушиваясь. Тем не менее, в этом я был абсолютно уверен, из части меня не заметили и никакой погони не последовало.
Через полчаса я вышел к большой ферме с мычащими коровами. Издали увидел остановку, на которой стояли трое девушек — скорее всего, доярки, ожидающие транспорт в город.
За фермой через лесок обнаружилось озеро у подножия холма, на котором возвышалась здоровенная водонапорная башня, покрытая коричневыми пятнами ржавчины. Я узнал эту башню. За ней начинался район под названием «Северная гора». Место не самое благополучное, а говоря обычным языком — трущобы на окраине города.
По другую сторону холма начиналась местная свалка, которая плавно перетекала в улицу с деревянными сараями, гаражами и лачугами, слепленными из всего, что можно было найти на этой свалке. Рядом со свалкой стояла повозка, запряженная понурой лошадью. Косматый мужик в трико что-то выковыривал из мусора и бросал на повозку.
Увидев меня, он замер. В его руках я разглядел старую автомобильную покрышку. Вид у него был недобрый, но для меня так даже было лучше. Ясно, что мужик занимался чем-то не слишком законным.
— Че уставился? — спросил он, не спуская с меня глаз и лениво сплюнул. Рядом с повозкой сидела внушительных размеров собака, похожая на кавказскую овчарку. Она подняла огромную морду и вопросительно уставилась на хозяина.
— Менты на хвосте, будь осторожен, — я оглянулся и кивнул на холм. — Думаю, минут через двадцать тут будут. Не знаешь, где Зору найти?
Он ухмыльнулся, что можно было трактовать как «щас я сказал первому встречному-поперечному», однако вдали, я даже не понял, где именно, раздалась сирена. Мужик вздрогнул. Собака навострила уши. По его лицу пробежала тень.
— На Сиреневой предпоследний дом. Спроси там. — Он ловко вскочил на повозку, щелкнул поводьями и выкрикнул: — Н…но! Пошла! Быстрее!
Собака побежала рядом.
Моя рука привычно потянулась в карман пиджака, чтобы достать телефон и посмотреть, где находится улица «Сиреневая», но тут же я вспомнил, где нахожусь и чертыхнулся. Юркнув с дороги на тротуар, я засеменил вдоль высокого забора и едва не налетел на чумазых детишек, обступивших колонку с водой. В руках у них были бутылки из-под шампуня, которыми они брызгали друг в друга, издавая при этом совершенно умопомрачительный шум и гам.
Кто-то случайно полоснул и по мне. Холодная вода попала на лицо, залила правый глаз. Они на миг стихли, потом разразились хохотом.
— Эй, пацаны, где тут Сиреневая?
— А вон там направо за гаражом, — показала рукой чумазая девчонка. — Вы что, к тете Зоре?
— Нет. То есть…
— Ага! Давайте я лучше вам погадаю, я же вижу, вы не местный, вы что-то ищите и не можете найти! — девчонка протянула ко мне руки, ее огромные черные глаза сверкнули, но я уже бежал вперед под оглушительный хохот и струи брызгалок в спину и мне было совсем не до смеха.
Свернув направо за серым гаражом, я оказался на узкой, утопающей в темноте улочке. Забор и фасады домов были увиты плющом или диким виноградом так, что самих домов практически не было видно.
Прямо посреди этого двора, который оказался тупиком, стояла черная «Волга» — машина Шелеста. Я не сразу заметил ее в полутьме, а когда разглядел, то остановился как вкопанный. Это была не «Волга», это был…
Голова рефлекторно повернулась, чтобы отыскать табличку с названием улицы, но вместо привычных синих прямоугольников с трафаретными буквами я увидел намалеванное мелом на стене «Сиреневая, 2».
А когда снова повернул голову к машине, то мой взгляд наткнулся на приоткрытую дверь в глухом заборе, из которой на меня смотрели два огромных черных глаза.
Это была Зора, цыганка с рынка. Я узнал ее сразу и даже немного обрадовался, если бы не ее выражение лица. Смертельный ужас — так бы я его описал, если пользоваться книжными клише. Но другие слова тут просто не подходили.
— Вы пришли… — не то вопросительно, не то утвердительно простонала девушка и быстро махнула мне рукой: — Быстрее, пока дядя не вышел!
— Дядя?! — пробормотал я, оглянулся на черный автомобиль, чертыхнулся про себя и пролез в узкую щель калитки.
— Тссс!!! — зашептала Зора и потащила меня куда-то сквозь колючие ветки, занавески, двери и дворики. Наконец она остановилась, и я буквально наткнулся на нее, чуть не свалив нас обоих в кучу какого-то тряпья, сваленного возле деревянного сарая. — Тссс! — снова зашипела она и прислушалась. Потом сказала: — Если он услышит, нам конец. И тебе и мне.
— Что происходит? — выдавил я из себя, пытаясь унять колотящееся в груди сердце. — Он что… твой дядя?
В это слабо верилось, но теперь я уже был готов ко всему.
— Нет!!! — Зора завертела головой. — Как ты мог подумать? Этот отвратительный жирный мужик просто заставляет платить дань, чтобы милиция не гоняла нас с рынка. Ему все платят. Но я… я должна вам признаться… — она чуть не плакала, сжимая мою руку.
Я подумал, причем тут я — ну платят и платят, эка невидаль, чего рыдать по этому поводу. Ну разве что это восьмидесятые годы, а не лихие девяностые, когда такая практика стала обыденностью, но, кажется, тут было что-то еще, потому что девушка дышала так отрывисто и при этом постоянно оглядывалась, что ее нервозность, точнее ужас, начал передаваться и мне.
— Я ведь… вы верите, что мы… что некоторые из нас, то есть людей могут видеть то, что скрыто…
— Что например? — сразу же спросил я отрывистым шепотом.
— Например, будущее.
Я думал недолго. Было непохоже, что она пытается обмануть или что-то выведать у меня.
— Раньше не верил. А теперь… я знаю, что так и есть. Вокруг нас много такого, что никакая наука не объяснит. По крайней мере, се…
— Простите меня… пожалуйста, простите! — взмолилась она.
— Да за что?! — я повысил голос, но она бросилась на колени и стала целовать мне ноги.
Тут уж я не выдержал, рывком поднял ее, встряхнул и строго посмотрел ей в глаза.
— Эй! Стоп! Зора! Стоп, я сказал! Не надо!
Мои слова слабо на нее действовали. Она шептала что-то несуразное. Потом застыла, выпрямилась, сунула руку в глубину цветастого платья и вытянула оттуда небольшой предмет.
Это были золотые часы «Чайка». Конечно, я сразу узнал их и даже не особо удивился.
— Вот! — наконец выдавила она что-то членораздельное и тут же залилась слезами. — Вот, возьмите. Это ваши. Я украла у вас их там, на рынке тогда. Помните, когда хотела вам погадать. Заберите их, я теперь проклята. Проклята! — Зора упала мне на грудь и забилась в рыданиях.
Совершенно пораженный, одной рукой я держал часы, другой аккуратно гладил ее по спине.
— Ну что ты, Зора… да подумаешь, фигня какая… часы несчастные. Можешь их забрать, они мне не нужны. Дарю. Не бери в голову. Лучше скажи мне, где твой дядя… или кто он тебе… где он держит двух человек, может ты видела… женщину и мужчину… — я говорил это мягко, убаюкивающим тоном и постепенно она перестала судорожно рыдать.
— Нет, нет… я проклята… — повторяла она более спокойно и уверенно, так, что мне даже стало смешно.
— Прекрати! Забирай эти часы и дело с концом. Я не буду писать заявление и вообще никому не скажу.
Зора отстранилась. Заплаканные глаза, измазанные тушью, блестели. Она продолжала качать головой.
— Все бесполезно. Он… он держал их там, с другой стороны, но теперь… не знаю. Я просидела в погребе весь день, боялась высовываться. Я теперь ничего не знаю…
— Он что, угрожал тебе?
Она ничего не сказала, выглянула из-за угла сарая в сторону дома и потянула меня за собой.
— Смотрите, смотрите!
Я смотрел по сторонам, но что толку — ничего особенно я здесь не видел. Везде разбросанное тряпье, тачки, какие-то колеса, грабли, игрушки, в общем — кавардак мама не горюй и в углу… мой взгляд скользнул по предмету, который на первый взгляд не вызвал никаких ассоциаций. Подумаешь, зеленая замызганная газонокосилка…
— Стой… стой… Зара… погоди…
Я замер, потом сделал шаг вперед. Опустился на корточки, прикоснулся к пластиковому корпусу, на котором было написано «Hyundai».
— Это… — сказал я.
Зора кивнула.
— Это еще не все… — дрожащим голосом сказала она. — Там… оно везде, там все такое… там люди другие! — и едва сдерживала себя, чтобы снова не разреветься.
Волна какого-то тепла накрыла меня с головой.
— Зора… — прошептал я. — Зоранька… это… то, что я думаю?
— Это геенна, я не знаю, что вы думаете, но мы в аду! — выпалила она, сверкая глазами. — Это мне за то, что я людей обманывала… прокляли меня…
— Да не, погоди… кому ты нужна… то есть, нужна, конечно, но… идем, идем! — теперь уже я взял ее за руку и смело направился к двери.
Внезапно передо мной возник тот самый мужик с повозки. Бородатый, со сверкающими глазами, он уставился на меня бешеным взглядом.
— Ты кто такой, что ты делаешь в моем доме?
Я посмотрел на Зору.
— Идем со мной.
Она покачала головой.
— Я никуда не пойду. Это мой дом.
Мужик оглянулся на нее и оторопел.
— А ты кто такая?
— Гожо, я потом тебе объясню, — сказала она. — Выпусти человека. — Ее тон стал ледяным.
Он секунду смотрел на меня, потом поднял руку, которой перегородил мне дорогу к двери.
— Чек, сидеть, не трогай! — скомандовал он огромной псине, разлегшейся перед калиткой. — Откуда ты знаешь, как меня зовут?
У калитки я снова оглянулся на Зору.
— Если вдруг…
— Иди, — сказала она. — Те люди, которых ты искал, они были в соседнем доме в подвале.
— У Рустэма? Про каких людей ты говоришь? Ночью он поймал в доме одну гаджо, она сильно ему врезала, правда, и сбежала через забор! Перемахнула трехметровый забор и ушла! А ты сама чья, откуда ты? — мужик явно ничего не понимал и вертел головой, переводя взгляд с меня на Зору и на свою собаку.
Я открыл калитку и вышел на улицу. Передо мной стоял новый черный «Мерседес», который я впотьмах принял за «Волгу».
В груди что-то поднялось, закрутилось и я, не чуя под собой ног, побежал вперед.
Что-то, наверное, выдавало во мне человека слегка не от мира сего. Прохожие оглядывались мне вслед и крутили пальцем у виска, самокатчики шарахались, велосипедисты старались съехать со своей колеи уступить мне дорогу. Автомобилисты сигналили и что-то нецензурно кричали. Но мне было все равно.
Я летел, вперед практически не дыша и не касаясь земли.
Так и влетел в свой подъезд, по лестнице вбежал на пятый этаж, ткнул дверь, и она распахнулась.
Я застыл на пороге. Сердце гулко билось в груди. Руки слегка дрожали. Нет, не слегка. Руки ходили ходуном. Меня лихорадило.
В квартире было тихо. Я сделал шаг внутрь. В зеркале прихожей увидел отражение комнаты. Пустое кресло перед журнальным столиком, на котором покоилась бутылка «Джека Дэниелса» и наполовину наполненный стакан. Перед бутылкой лежал раскрытый школьный фотоальбом.
Здесь ничего не изменилось за все это время. Или…
На кухне что-то звякнуло. Потянуло запахом кофе.
Я осторожно прикрыл дверь и сделал шаг вперед.
Навстречу мне вышла Света. На подносе она несла мой старый медный кофейник и две чашки. Она улыбалась.
— Привет! — улыбнулась она как ни в чем ни бывало. — Что такого срочного ты хотел сообщить, что мне пришлось ехать через весь город. Почему по телефону нельзя было сказать? И чего ты так дышишь? Бежал что ли?
Я проводил ее точеную фигурку долгим взглядом, потом вошел в комнату и плюхнулся в кресло.
Она села рядом и кивнула на школьный журнал.
— Как там твои одноклассники поживают?
— Все отлично… а твои?
Она пожала плечами.
— Если честно, даже не знаю. Ты для меня важнее.
Она встала со своего кресла, подошла ко мне и села на подлокотник.
— Ты же это знаешь?
Я кивнул.
— Кое-что принес для тебя.
Я вынул из кармана спичечный коробок.
— Держи.
Она взяла коробок, потрясла его, сжала в руке.
— Это то, о чем я думаю?
Я кивнул.
— Это то, о чем ты думаешь. Закрой глаза и досчитай до десяти.
Она закрыла.
Я достал золотые часы «Чайка» и аккуратно надел ей на запястье.
— Открывай!
Она увидела часы и замерла.
— Господи… какие красивые! Нет… это что, правда мне? Где ты взял такую красоту?
Я досчитал до десяти. Коробок зашевелился, зашуршал. Света медленно открыла его и оттуда показался огромный шершень. Он взлетел, сделал круг по комнате, а потом весело жужжа, вылетел в распахнутое окно.
И это меня полностью устраивало.