Все части повести здесь
– Катя! Катя, подождите!
Она обернулась – это был тот самый «Котик» с рынка. А она уже почти забыла его и ни разу не вспомнила с тех пор, как он перестал ее преследовать. Стало досадно – ну, что ему надо, да еще в поздний час?!
Подошла ближе, посмотрела строго в глаза парня.
– Здравствуйте, Катя!
Вместо того, чтобы поздороваться, она довольно невежливо спросила его:
– Зачем вы здесь? Что вам нужно? Почему преследуете меня?
Часть 43
Катя посмотрела на него недоверчиво, находя странным то, что этот человек в хорошей, дорогой одежде заинтересовался ее пирожками, и чуть не рассмеялась.
– Вы так шутите, что ли? – спросила она, отворачиваясь от него.
– Нет. Просто ваши пирожки так соблазнительно выглядят и так пахнут, что у меня проснулся аппетит.
Девица, что называла парня «Котиком» смотрела на него с открытым ртом, и наконец, сказала:
– Котик, это что за причуды? Мы же вроде бы с тобой такого не едим?
Но он лишь бросил раздраженный взгляд на свою спутницу и продолжил, обращаясь к Кате:
– Я бы купил у вас все оставшиеся.
– Извините – ответила Катя – на эти пирожки уже есть покупатели. Я не могу оставить людей голодными. Вам придется поесть в другом месте.
– Очень жаль – парень посмотрел на нее с сожалением.
– Котик! – барышня рядом с ним топнула ножкой – мы идем? Или ты так и останешься с этой ходячей пирожковой?
– Люся – мужчина повернулся к своей спутнице и подал ей ключи – иди к машине. И подожди меня там.
Надув губки, барышня взяла у мужчины ключи и направилась прочь с рынка.
Катя тоже пошла в свою сторону. Когда пирожки были распроданы, и она собиралась идти к выходу, он вдруг остановил ее.
– Постойте! – схватил за локоть неожиданно, так, что Катя даже вздрогнула.
– Руки! – спокойно сказала она – я понимаю, что возможно, вы привыкли хватать незнакомых девушек, но я привыкла в таких случаях отвечать так, как вы того и заслуживаете.
– Простите! Я не хотел вас обидеть. Как вас звать?
– Это неважно. Прошу вас, оставьте меня, мне некогда точить с вами лясы – меня дома ждет сын.
– Сын? – в глазах его промелькнула досада – простите, я... Не смею вас больше задерживать. До свидания.
– Прощайте.
Катя, не оглядываясь, отправилась прочь с рынка, шла и думала, усмехаясь про себя: «Котик! Что за новые веяния? Если бы я так хоть раз назвала Андрея, он бы, наверное, рассердился на меня! И зачем этому пижону потребовались мои пирожки?»
Она была зла на себя за то, что вообще стала разговаривать с этим парнем – нужно было сразу отправить его к его гламурной девушке,которая так жаждала увести, но она, Катя, для чего-то принялась объяснять этому незнакомцу, куда она спешит.
Катя по пути домой зашла в магазин, ей нужно было кое-что купить, так как завтра опять предстояло идти на рынок с пирожками, а потом вернулась в общежитие. Вечером, когда Андрюшка заснет, она снова напечет пирожков, завтра продаст их, и купит что-нибудь сыну. Завтра воскресенье, можно будет сходить в гости к Евгении Дмитриевне, она будет рада, а потом хорошенько выспаться, так как с утра в понедельник на работу.
На следующее утро она стояла в окружении привычных уже людей на рынке, раздавая пирожки и чай, когда вдруг Аллка, которая терлась рядом, пихнула ее в бок.
– Кать! Смотри, вон пижон вчерашний идет. В твою сторону. И без своей вчерашней драной кошки.
– Слушай, Алла, мне до него никакого дела нет, честное слово. И потом, может быть, его кошка надумала купить здесь что-то, вот он и вернулся.
– А мне кажется, он по твою душу – хихикнула Аллка.
Когда незнакомец подошел, продавцы расступились перед ним, освобождая дорогу к Кате.
– Здравствуйте! – вежливо поздоровался парень – скажите, а сегодня я могу купить ваши замечательные пирожки? Они вчера весь день не выходили у меня из головы.
– Издеваетесь? – спросила Катя – у меня, вообще-то, все пирожки наперечет, для людей стряпаю, строго определенное количество, кто что закажет.
– Прошу вас, не отказывайте мне! – улыбнулся он, и Катя отметила про себя, что улыбка у него искренняя, открытая и доброжелательная – я клянусь, у меня вчера в носу весь день стоял запах ваших пирожков.
Катя вздохнула, с досадой подумав о том, вот чего он прицепился к ней. Проще, пожалуй, продать ему пирожки, чтобы отвязался.
– Есть у меня оставшиеся – сказала она чуть раздраженно – продавец сегодня не вышла, заболела, вот, возьмите.
И Катя назвала цену. Мужчина подал ей купюру и сказал:
– Сдачи не надо. Я просто уверен, что пирожки ваши стоят дороже, чем вы их продаете.
Но Катя отсчитала ему-таки сдачу и ответила:
– Мне чужого не надо. Возьмите.
Забирая деньги, он коснулся пальцами ее руки, но Катя тут же поспешила убрать свою руку, спрятала деньги в кошелек и, попрощавшись со всеми, отправилась к себе. Когда парень опомнился, он только и успел увидеть ее цветастый, яркий платок где-то там, на выходе у рынка. Глядя ей вслед, достал из пакета пирожок, откусил его, и рот его растянулся в блаженной улыбке.
– Как у моей бабушки! – произнес он.
Катя выкинула из головы незнакомца, но когда в субботу пришла утром на рынок, Аллка, взяв ее за локоть, отвела в сторону и сказала:
– Кать, этот твой... пижон приходил в понедельник...
– Он не мой, Алл – поправила ее Катя – а что ему было нужно?
– Тебя искал, спрашивал у нас, когда ты бываешь на рынке. Все, как один, сказали, что ты приходишь, как бог на душу положит, видели же, что он тебе неприятен. Он стал расспрашивать, мол, где она живет, замужем или нет, правда, что ребенок у нее... Ну, никто ничего не рассказал – еще не хватало, мало ли, какие у него намерения.
Катя даже побледнела.
– Спасибо, Алла. Все правильно. Слишком уж он какой-то... сладкий, этот парень. Не люблю таких, да и вообще не нужны мне подобные знакомства. Еще не хватало, чтобы эта его дамочка потом пришла со мной отношения выяснять.
– Он, кажется, слышал, когда кто-то тут тебя по имени назвал, потому что когда сам про тебя спрашивал, тоже назвал твое имя.
– Ну, с именем ладно, ничего страшного, самое главное, чтобы ничего другого не узнал – не люблю прилипчивых людей. Слушай, Алла, можно тебя попросить, если он еще явится, скажите ему, что я больше не хожу на рынок.
– Хорошо, поговорю с остальными.
– Ладно, я пошла быстренько все распродам, и домой, а то опять этот появится – прицепится, как пиявка.
Ей действительно стало неприятно от того, что этот парень искал ее – она старалась быть осторожной с незнакомыми людьми, тем более, тогда, когда не знала их намерений. А тут она не понимала, чего от нее потребовалось этому незнакомцу – ну, не пирожки же ее понравились, в самом деле. Она решила, что временно не будет ходить на рынок, хотя бы следующие выходные пропустит – а там этот незнакомец, отчаявшись, перестанет искать ее.
Конечно, она не боялась этого незнакомца – глупо было бы бояться кого бы то ни было после того, как она ходила прямиком в «логово» того, кто смотрел за всем районом. Но этот человек, по ее мнению, был куда более опасен и не потому, что был силен физически, а потому, что был умен и проницателен. Тем более, Катя действительно не могла предполагать, что у него на уме, а потому подобные знакомства старалась обходить стороной.
Она не могла не признать, что этот молодой мужчина достаточно симпатичен, что у него открытое лицо, прямой взгляд без тени хитрости или враждебности, да, у него хорошие манеры и располагающая к себе внешность. Но он... действительно был пижоном, а таких Катя старалась избегать.
Андрей... Тот человек, которого она любила и которого любит до сих пор, тоже имел семью не простую, но сам был достаточно прост, потому Катя и полюбила его, а этот парень совсем не казался ей простым, потому она и хотела избежать всяческих контактов с ним.
Следующие выходные она провела дома с сыном – они ходили гулять в сквер, потом к Евгении Дмитриевне в гости, куда пришел Сергей Карлович проведать внука. Он провел с ним все то время, что они гостили, не спуская ребенка с рук. Катя видела, что рядом с Андрюшкой Сергей Карлович словно оттаивает – уже не такой строгий взгляд, что при его должности было неудивительным, черты лица разглаживаются, а морщинки словно тоже смеются и светятся от контакта с малышом.
– Как на Андрея похож – сказал он Кате, подбрасывая внука невысоко вверх – Кать... Я все никак не мог решиться поговорить с тобой об этом. Ты... прости меня. Я вел себя, как сволочь, и был не прав, тогда, с Андреем.
– Я все забыла – Катя отвернулась – я имею ввиду те отношения, что были тогда с вами. Сейчас все началось с чистого листа, и очень жаль, что этому способствовала смерть человека, которого и вы, и я любили.
– И все же чувство вины до сих пор меня гложет – и перед тобой, и перед Женей, а самое главное – перед Андреем. Он ушел туда с чувством вины перед матерью от которой скрывал правду, и это было тяжелым грузом для его чистой, не испоганенной ложью, души. Поэтому прости хоть ты меня, Женя пока простить меня не в силах, а Андрей... не сможет этого сделать уже никогда.
– Я простила. Давно уже. И вы должны себя простить. Ваш сын любил вас. И внук будет любить.
Они улыбнулись друг другу.
– Если бы я мог все вернуть назад... Знаешь, Катя, власть развращает... Это ощущение собственного величия, превосходства перед людьми. Женя... Я поступил по отношению к ней очень подло. Она никогда не простит меня.
– Простит. Вот увидите. Она любит вас, потому простит.
Эти выходные были у Кати особенно насыщенными, потому что в гости наведались девчонки, которые принесли с собой торт – Любка сама испекла его и украсила кремом. Они наперебой рассказывали Кате о работе, о том, что им удается «выклянчить» у клиентов чаевые, о том, что они приспособились «делать деньги» на пластиковых стаканчиках, повторно используя их для продажи, а также на растворимом кофе, деля пакетик на две порции. У Кати глаза округлились, когда она их слушала.
– И к чему это? – пожала плечами – ну, я понимаю, Танька... А ты-то, Любка? Не ожидала от тебя! Зачем обманывать людей? Вы же так попадетесь когда-нибудь!
– Ой, Кать, ну, не будь занудой! – махнула рукой Любка – «обманывать»! Да сейчас времена такие – не нае***ь – не проживешь! – грязно выругалась она, и Катя поморщилась.
– Катюш – мягко начала Татьяна – ну, Любка права. Сейчас все друг друга обманывают, без обмана ничего не делается. А будешь в стороне стоять – так и останешься со своей честностью на задворках жизни. Мы вон с Любкой каждый день такой капиталец поднимаем! А ты на одну зарплату живешь, и если бы не дядя Федя с Евгенией Дмитриевной – ты бы с ребенком ноги протянула.
От обидных слов в глазах у Кати потемнело.
– Да как ты можешь? Да, они помогают, но основное я сама зарабатываю и экономить научилась, откладывать. Летом огород, сейчас вот подработка еще с пирожками.
– Ой, Кать, ну, вот так и будешь всю жизнь экономить и откладывать! – завела Татьяна – а жить когда? Ну, согласись, мы с Любкой в более выгодном положении, чем ты.
– Может, это и так – спокойно ответила Катя – но зато у меня совесть не болит, и я могу спокойно людям в глаза смотреть, в отличие от вас.
Работу свою она старалась выполнять так, чтобы ни у кого не было претензий, чтобы никто не сказал, что она пользуется положением молодой матери и «филонит». Дядя Федор, который иногда приходил к Евгении Дмитриевне в гости, говорил ей, качая головой то ли в осуждение, то ли в оправдание:
– Женя, слишком уж она самостоятельная, Катерина-то! Вот кто ей внушил, что просить помощи или принимать ее – это неудобство другим людям. Мол, нельзя себя навязывать... А она ведь порой от помощи отказывает, когда сам ей предлагаешь – неудобно, видите ли, все кажется ей, что она нас стесняет... Уж не знаю я, как из нее это вытравить.
– Федь, да никак. Такой человек сама по себе... Добрая она, светлая, но больно любит все сама...
Теперь Катя ходила на рынок спокойно – привязчивый незнакомец, любитель ее пирожков, больше не появлялся, и она спокойно в субботу и воскресенье носила с утра пирожки в толстой сумке, а также термос с чаем. А позже стала печь еще и булочки – пышные, мягкие, румяные. Покупали их к чаю, а потом нахваливали, так что почти весь рынок знал вкус этих тающих во рту булок. А Катя мысленно и в который раз благодарила Полину Егоровну за то, что та научила ее этому искусству – хорошо печь. Она даже помнила ее выражение – тесто руки любит, и, судя по восторгам покупателей, понимала, что ей повезло – ее руки тесто точно любило.
На работе она сильно ни с кем дружбы не водила – на кухне в основном работали повара намного старше Кати по возрасту. Они с удовольствием уносили остатки еды домой – кто свиньям, кто из хороших остатков – казенных кастрюль, семье для еды. Катя ничего не брала – это было чужое, за это были заплачены деньги техникума, она и так бесплатно питалась в столовой, как персонал, но и тех, кто уносил, не осуждала – время было тяжелое, каждый выживал, как мог.
И хотя из телевизоров тут и там чиновники вещали о том, что все вот-вот наладится – безнадеги этой не было видно конца и края. Домой уносили, конечно, в основном городские – те, кто жил в частных домах и держал живность и те, кто питался в столовой платно, и эту сумму вычитали из зарплаты.
На кухне Катю считали нелюдимой, внимания сильно на нее не обращали – ну, работает девочка, да работает, моет хорошо, при необходимости помогает, чем может, вся посуда блестит чистотой, а что еще поварам надо. Вечером Катя уходила в техникум примерно часов в девять – в это время маленький Андрюшка обычно засыпал, но она все же оставляла с ним кого-то из девчонок, отмыкала запасную дверь столовой своим ключом, спокойно перемывала посуду и уходила к себе. Девочкам, которые помогали ей с Андрюшкой, она иногда, когда у нее было время, помогала с предметами, хотя особо заниматься с ними времени-то как раз и не было. Но старалась никому не отказывать – все-таки их помощь с ребенком была неоценима. Смеясь, девчонки называли Андрюшу «сыном полка», и частенько говорили Кате, поддерживая ее:
– Не боись, Катюха, вырастим! Толпой-то!
Андрюшка же, уже начавший кое-что понимать, каждой из девушек улыбался своей лучистой улыбкой, «строил глазки», да так умело, что девчат до смеха доводил.
Приближался год со дня рождения сына. Катя и Евгения Дмитриевна уже раздумывали над тем, как они отметят этот праздник. Евгения Дмитриевна предложила для празднования свой большой дом – накрыть на стол, развесить везде воздушные шарики, пригласить из поселка Полину Егоровну и родителей Любки, а также самих девчонок и Петра в том числе. Ну, и конечно, самым почетным гостем был дядя Федор. Не хватало только Андрюшиного папы рядом, от этого было немного грустно, но Катя снова вспоминала те счастливые минуты, которые она пережила рядом с Андреем, и старалась не впадать в отчаяние. Тратиться на продукты для празднования только Евгении Дмитриевне Катя не дала – согласилась на праздник в ее доме на условиях того, что отметят они его «вскладчину».
Декабрьский морозец пощипывал щеки и нос, днем еще было более-менее терпимо, а вечером он свирепел и приходилось кутать в шарф почти все лицо, кроме глаз. Катя подумала о том, как же хорошо, что в общежитии отопление в норме и нет проблем с теплом. В классах техникума, студенты жаловались, такая проблема существовала, а здесь им повезло. Она закрыла на замок запасной выход из столовой, и направилась к общежитию.
Путь ей осветил ехавший сзади автомобиль, но Катя даже не обернулась, торопясь к заветным ступенькам в тепло спасительной своей, маленькой комнатки.
Она уже собиралась открыть дверь, когда услышала, как хлопнула дверца машины, и мужской голос крикнул:
– Катя! Катя, подождите!
Она обернулась – это был тот самый «Котик» с рынка. А она уже почти забыла его и ни разу не вспомнила с тех пор, как он перестал ее преследовать. Стало досадно – ну, что ему надо, да еще в поздний час?!
Подошла ближе, посмотрела строго в глаза парня.
– Здравствуйте, Катя!
Вместо того, чтобы поздороваться, она довольно невежливо спросила его:
– Зачем вы здесь? Что вам нужно? Почему преследуете меня?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.