Большая грешница 3
На следующий день обретённая Тимошкой, бабушка врезала в дверь Павликовой квартиры новые замки, а ещё через день туда, на съём, въехали жильцы-арендаторы. Так что, когда Кира, бледная после капельниц, вернулась к дверям квартиры, которую она считала своей, ей открыл незнакомый мужчина, из-за спины которого выглядывала маленькая чернявая женщина и двое детей, лет семи-восьми. Видимо, погодки.
Кире показали документы, подписанные Апполинарией Максимовной. И посоветовали идти разбираться к последней.
– Да какая ты мать моему внучку? Пошла вон, дохлятина. Ни толку от тебя, ни прибытку… забудь сюда дорогу, – Аполлинария Максимовна ругательств не жалела. Она стояла в дверном проёме, руки в боки, и готова была применить силу, если Кира вздумает в дверь пройти. Кира не рискнула. Только, чуть не плача, спросила:
– А как же мой сынок? Как я буду без него, а он без меня?
– А никак! Выкормим! И вырастим. От тебя всё равно не будет никакого толку, пошла отсюда, – и дверь с лязгом захлопнулась перед самым носом Киры.
Она долго сидела на лавочке у подъезда, пока выползшие на свет божий, старушки не согнали её с их привычного места. Переночевала она в комнате у Насти, благо у той соседка по общежитию уехала в свою деревню.
На следующий день она с той же Настей пошла к коменданту, с просьбой поселить Киру, благо та её ещё помнила.
– Ладно, девки. Только по-тихому. И сразу начинайте добиваться законного места. Я из-за вас неприятностей не хочу.
– Судиться с этой мегерой, свекрухой своей, будешь? – глядя на Киру с жалостью, спросила Настя. Та только заплакала, и подруга мрачно констатировала: Всё ясно. Эх, Кирка, что ж ты такая нелепая-то?
Она пришла на работу к мужу, не особенно надеясь на какую-нибудь защиту, но всё же? Неужели ничего у Паши не дрогнет?
Не дрогнуло. Тот только отвёл глаза и не вступая в долгие пререкания, просто сбежал, поминутно оглядываясь. Кира поняла, что никто здесь ей не поможет. Да и вообще никто не поможет! Разве что Настя могла бы, с её решительным характером – но чего ради она будет подругу втравливать в это безнадёжное дело?
Её взяли на стройку, отделочницей. Дали койку в общаге. Она быстро обменялась местами с той девушкой, что уезжала к родне в деревню, и стала жить с подругой – единственным, как выяснилось, родным человеком на всём белом свете.
---
Павлик с Кирой развелся и подал на алименты. На выплату написал заявление после хитроумной схемы, благодаря которой свекровь смогла доказать органам опеки, что у матери нет подходящих жилищных условий (да вообще нет никаких условий, потому что общежитие – не место для ребёнка, да ещё у нерадивой матери-разведёнки). Объяснила на суде, что сын забрал мальчонку к себе после того, как мать нашли в подъезде, валяющуюся пьяной – да-да, это про тот случай, когда Кира, истощённая непосильными нагрузками, упала без чувств.
В маленьком городишке, где многие друг с другом повязаны дружескими, родственными и иными связями не составило труда найти тех, кто бы данный факт подтвердил. Вот и присудили Кире выплачивать алименты родному сыну. На содержание. Она и платила – безропотно и как-то обречённо. И ладно бы это. Но ведь с сыном видеться Павлик с матерью ей так и не давали. И всё время внушали мальчишке, что мать его бросила, и что он ей не нужен.
Уехать бы ей, но куда? Так Кира и тянула лямку, научившись не рыдать и не жаловаться. Загрубела у неё, в какой-то степени, душа. Покрылась коркой рубцов. И теперь не так болела.
Через несколько лет ей удалось встать, наконец, на ноги. Общагу она сменила на малосемейку. Да, комната, которая одновременно и прихожая, и спальня, и, по возможности, кухня (лет через несколько всё это будет обозвано новомодным словом «студия»). Зато своя! Никто, никакой комендант, не суёт нос, и особенно актуальным это стало в последние два года проживания Киры в той общаге. Потому что добрейшая Павлина Никоновна ушла на пенсию, а на её место поставили службистку, Нину Павловну, Мадам Инструкцию – и житья девчонкам после этого не стало. Она и на парней попыталась было также наехать, но те быстро дали рьяной законнице укорот. Не то подожгли у неё что-то в усадьбе, не то пообещали это сделать – но Мадам Инструкция в отношении их приутихла.
После заселения Киры в малосемейку, налаживания нужного для жизни уюта, цена Киры на местном «рынке невест» внезапно возросла. Её перестали домогаться местные маргиналы, те, что без царя в голове. А появились новые, более солидные.
Кира раздумывала недолго. Особенно с учётом своего богатого жизненного опыта, где были свекровь, мямля-муж и диковатый сынок Тимошка, считающий мать выдрой и гадиной, которая его бросила. А еще суд, так и не вставший на ее защиту и фактически, лишивший её родительских прав.
Всё это не сломало, а закалило Киру. Она научилась разбираться в людях. Поэтому после отвергнутого воздыхателя к Игорю, мастеру производственного участка местного завода, который курировал городское ПТУ, она была более благосклонной.
Познакомились они на дне рождения той же Насти. Подруга за эти прошедшие семь лет успела выйти замуж, родить одного за другим двух непоседливых мальчишек. И не переставала жалеть Киру. Давая, впрочем, немало полезных советов по выходу из пропасти отчаяния, в которой та пребывала долгое время.
Так вот там и появился серьёзный, даже какой-то немного мрачноватый, насупленный друг Настиного мужа. Настя, правда, сразу сказала Кире:
– Смотри, я в муже в своё время не ошиблась. И поверь, он тоже в людях мало-мальски разбирается, с паршивым человеком дружбу водить бы не стал. Они служили вместе, – и добавила совсем некстати: Своего Павлика вспомни, его ведь маменька как раз от Армии «отмазала». И что в итоге? Как сидел под мамкиной юбкой, так там и остался.
Настя тогда внимательно наблюдала за реакцией Киры, и впервые, наверное, осталась ею довольна: подруга не стала горячо защищать отца отобранного у матери, Тимошки. Значит, избавилась, наконец, от привычки защищать своего бывшего, во всем обвиняя его мать. Перестала идеализировать, признала свою ошибку в выборе мужа. Да и не мудрено было ошибиться. С её-то сиротством, когда она вышла за Павлика замуж в надежде найти в жизни опору. Во многом ли разбирается в жизни девчонка, потерявшая в семь лет мать и вообще не знавшая отца?
