Возвращаясь со стажировки на военно-морских базах Краснознамённого Северного флота, собрались честной компанией – мы с Илюхой из Гремихи, Петруха с Бондарем и Давиденко из Гаджиево, Валин сын из Полярного и зависли на неделю в столице Заполярья. Компания «пятаков» весело проводила время. Как, додумайте сами. И вот, когда денег у каждого оставалось примерно по рублю, а до отъезда ещё три дня, двинули в Мурманский кинотеатр «Родина». За 40 копеек давали нашумевший боевик 1986 года «Бармен из «Золотого якоря» с утончённой голубоглазой блондинкой Натальей Вавиловой и красавчиком Евгением Герасимовым.
И надо же так случиться, в фойе стоит миловидная девушка, очень похожая на Мальвину, ни дать ни взять – ангельская девочка с голубыми волосами и ресницами-опахалами.
Отделившись от компании и довольный тем, что опередил общепризнанного ловеласа Валиного сына, подхожу, выдыхаю ухом, склоняю голову, щёлкаю каблуками:
– Сударыня, разрешите представиться, матрос мятежного крейсера «Очаков», Ян.
Она улыбнулась неземной улыбкой:
– Хорошо сохранились, Ангелина.
– Очень приятно.
Аристократка и не глупая, пронеслось в голове. Возможности её наречения какой-нибудь Машей или Дашей были абсолютно исключены. От такого ангела в ответ на мой щелчок каблуками можно было бы ожидать даже книксен. А может и не только. Посмотрим!
– Судя по имени Вы поляк?
– Нет, отнюдь. Во мне течёт татарская, монгольская, даже еврейская и ещё много кровей. Мои родители были аптекарями. Моё полное имя Максимильян, как у французского революционера Робеспьера и как у поэта Серебряного века Волошина, а в училище меня зовут Лошадью.
– Почему? – сначала удивилась моему широкому кругозору, а потом очаровательно засмеялась новая знакомая.
– Я единственный, кто обожает овсянку. А моё имя по святцам обозначает «посланник божий», – тут Остапа понесло.
— Ну хорошо, а почему Вы представляетесь Яном, а не Максом, например?
— Это было бы слишком обыденно, а я не таков.
На этом мы отправились в зрительный зал.
Фильм нам очень понравился. Ангелина училась в пединституте на третьем курсе. Проводил её до дома, продолжая неустанно удивлять настолько же интеллектуальными, насколько юморными экзерсисами. Проживала она на проспекте Кирова с родителями. В парадной решил познакомиться ближе (чего время терять, подводники не знают отказов, пусть даже будущие) и решительно притянул её к себе.
– Нет, нет. Рано, – она испуганно отстранилась. – Мы мало знакомы…
Будем ждать, но недолго, пронеслось в голове. Телефончик то она дала.
На следующий день позвонил.
– Родители желают с тобой познакомиться. Приходи к 19 часам, я открою.
В огромной прихожей меня встретила крупная женщина в длинном шёлковом халате с вышитыми драконами. Ого! Теперь оставалось не ударить в грязь лицом своего рабоче-крестьянского, коммунально-коридорного безотцовского воспитания.
Я протянул три гвоздички, на которые скинулась вся компания «пятаков», потому что по общепризнанному мнению главный приз достался мне.
– Спасибо, – она сунула их подмышку. – Изольда Карловна, – протянула мне руку для поцелуя.
– Очень приятно, – нежно пожал холёную кисть и приложился к ручке, как учил нахимовский эстет Дижé. – Меня зовут Максимильян, с мягким концом.
Кто знал, что в этой аристократической семье полностью отсутствует чувство юмора…
– В каком смысле? – опешила маман.
Пришлось в который раз объяснять, что существуют два имени: Максимилиан и Максимильян, припомнив и революционера, и поэта, и даже святых великомучеников.
– Так я второй в этом списке, – закончил я представляться.
У потенциальной тёщи отлегло от сердца.
В столовой от белизны заболели глаза. Вся комната была в белоснежных накрахмаленных чехлах. Сразу вспомнилась картина Израиля Ильича Бродского с последних страниц Букваря «В.И. Ленин в Смольном». За добротным круглым столом под огромным абажуром восседал в бархатном халате с атласными лацканами лысеющий, с животиком папаша, судя по всему номенклатурный работник при должности. Перед ним лежала газета «Правда».
– Я поинтересуюсь твоей биографией, – произнёс он, гладя поверх очков и избегая рукопожатия. – Если всё в порядке, можете встречаться. И, пожалуйста, без глупостей. Ты меня понял?
Во мне что-то начало закипать:
– Да, понял. Будьте уверены, бабушка с Троцким не танцевала, – парировал я.
– В каком смысле? – подняла бровь Изольда.
– В прямом – ни вальс, ни мазурку, – продолжил хамить я.
– Она что, была балериной? – снял очки отец семейства.
– Нет, она была дочерью купца первой гильдии.
Зависла неловкая, почти мхатовская пауза. У меня вспотела спина. Я почувствовал себя инфузорией туфелькой, которую рассматривают под микроскопом. Теперь меня было лучше не трогать.
– Давайте пить чай, – наконец по-хозяйски разрядила обстановку мать святого семейства. — Прошу к столу.
– Ты любишь читать? – разливая чай, поинтересовалась она. – Какая у тебя была первая книга?
– Моя старшая сестра училась в мединституте. Поэтому в третьем классе я проштудировал учебник «Акушерство» и мог принимать роды. А в четвёртом настольной книгой был «Декамерон».
– Куда смотрели родители? – всплеснула руками Изольда.
– Они были алкашами, – меня было уже не остановить.
– Да врёт он всё, – раскрасневшаяся Ангелина не в силах была терпеть этот позор. – Что пристали к человеку? Посмотрите на его интеллигентные руки! Пойдём лучше гулять.
Мы вышли, спешно распрощавшись.
– Мне не разрешают встречаться с незнакомыми парнями. Папа говорит, что это может отразиться на его карьере, — извинялась утончённая леди.
– А ты расскажи им политический анекдот, возможно ко мне отношение изменится, – не в добрый час пошутил я.
– Какой?
– В час пик в автобус протиснулся Брежнев и наступил на ногу мужику. «Ты куда прёшь, дурак, разуй глаза» – набросился он на генсека. Автобус остановили, мужика арестовали. Был суд. Ему дали двадцать пять лет. Два года за оскорбление личности, двадцать три года за разглашение государственной тайны, – не меняя выражения лица оттарабанил я, как истинный остряк, коим себя считал.
– А где смеяться? – удивлённо спросило милое создание.
Я понял, что вся семья с патологией.
На следующий день позвонил попрощаться, мы уезжали в Ленинград.
–Ты мне очень нравишься, но папа сказал, что ты договоришься! Прощай.
Прошло много лет, а мне интересно, как сложилась жизнь у девушки ангельской внешности Ангелины.
И да, до сих пор не понимаю, почему я назвался Максимильяном.