Музыкант Андрей Макаревич (признан в РФ иностранным агентом), как выясняется, тесно связан с атомной отраслью. Да просто неразрывно. И сколько всего он нам еще расскажет. Что ж, пришло время прочитать и про это.
Первые встречи с расщепленным атомом происходили в ранней юности — я тогда жил в Советском Союзе, и тема была исключительно модной. Я, кстати, не уверен, что он был расщепленный. Что совершенно точно — он был мирный. Атомной бомбой грозили американские империалисты со страниц журнала «Крокодил» — смешные пузатые человечки в смокингах и цилиндрах со скрюченными лапками. Из перекошенных ртов у них вылетали слова «ложь», «клевета» и «реванш». При этом один непременно держал тугой мешок с надписью «10 000 000 000 долларов», а второй — небольшую бомбочку с буквой А. Атомную то есть. А наш атом был мирный. Его так и звали — мирный атом. Изображался он следующим образом: в центре — ядро в виде шарика, а вокруг него — три эллипса, орбиты электронов. Всю эту конструкцию держал на простертой длани ученый — похожий на доктора Айболита моложавый дедушка с бородкой, в очках и академической шапочке, напоминавшей ермолку. Рядом с ним (всегда ближе к центру композиции) шагал могучий сталевар в комбинезоне или фартуке и с длинной железякой в руках — чтобы пробивать леток в домне. Рядом шла дородная колхозница, она несла, как ребенка, большой сноп пшеницы. Тут же мог находиться космонавт, прямо в шлеме и скафандре. По бокам и частично во втором ряду теснились представители народов республик СССР кто с чем — кто с барашком, кто с корзиной фруктов. Иногда возникал пограничник, его выдавали бдительный взгляд и бинокль на груди. Называлась эта композиция «Все идут, все несут». Каноническая иконография соблюдалась строго, различаться могли только материалы воплощения: если это был фронтон дворца культуры, то группа являла собой барельеф. В фойе того же дворца она уже ваялась в виде настенной мозаики. В живописном варианте это мог быть огромный плакат с мудрой лаконичной надписью «Мир, труд, май!». Удивительно, сколько лет прошло, а вижу эти шедевры как вчера. Хорошо, видимо, делали.
В Чернобыль я, в общем-то, не собирался, хотя было интересно. Подтолкнул меня леденящий душу рассказ моего товарища про помидоры с человеческую голову и высотой до третьего этажа. С момента аварии не прошло и двух месяцев, и я осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовался, откуда такая информация. «От тещи, — снисходительно сказал товарищ. — Уж она-то врать не станет». Теща товарища была большим начальником. В общем, очень хотелось доказать, что и большие начальники иногда несут чушь. А тут еще пригласили спеть для ликвидаторов аварии. В общем, как-то само все сложилось. Взял гитару, полетел.
Ликвидаторы жили на дебаркадерах на Припяти, в тридцатикилометровой зоне. По возвращении со смены их очень серьезно дезактивировали — мыли и обрабатывали в специальном ангаре. Я попросил свозить меня поближе к реактору. Мы доехали до въезда в город и сфотографировались — дальше нельзя. Эта черно-белая фотография вся испещрена белыми точками и тире — следами радиации. Этот атом точно был расщеплен. Поразило большое количество диковинных научных, иногда иностранных машин. Объяснили: впервые есть возможность изучить последствия выброса не на модели, а в реальности.
Нет, ребята, помидоров с бычью голову и прочих глупостей не было. И как раз от этого становилось не по себе — всё как обычно, сказочная природа. Только без людей.
Сам концерт я не помню — концерт как концерт. Кажется, долго не отпускали. Потом меня увлек с собой комендант города, чудесный рыжий старлей, непрерывно хохотавший. Похоже было, что они не убивают тут себя каждый день, а отдыхают на заготовке грибов и ягод с колхозницами. Самолет мой улетал утром, и комендант сказал, что до отлета совершенно необходимо выгнать из организма свободные радионуклиды. Это медицинское требование. Мы расположились в его тесной комнатке и приступили к работе.
Сначала мы выгоняли свободные радионуклиды с помощью каберне. Кажется, часам к двум ночи каберне кончилось. Комендант сообщил, что, по его наблюдениям, водка тоже отлично выгоняет радионуклиды. Может быть, даже лучше, чем каберне. У меня не было оснований ему не верить.
Всю ночь он рассказывал мне интереснейшие истории про то, что там произошло и происходит. Я ничего не помню.
В аэропорт я вошел на своих ногах, увешанный счетчиками Гейгера, как елка игрушками. Помню, был вынужден все время танцевать — только так удавалось сохранять равновесие. Если я останавливался, тут же начинал заваливаться набок. Меня не хотели пускать в самолет, но, узнав, откуда я только что, довели до кресла. Домой я ввалился в прекрасном расположении духа, сообщил жене, что мы немедленно едем за грибами, упал не раздеваясь на диван и проспал восемнадцать часов.
Больше я с расщепленным атомом не встречался. Честно говоря, никакого желания.
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №122. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".