Недавно мне попалось произведение Мариуша Вилька «Волчий блокнот». Заметки о Соловках 90-х годов XX века глазами польского журналиста и писателя.
Мариуш Вильк оказался в Советском Союзе в переломную эпоху конца XX века, и многое успел узнать о нашей стране.
Книга прочитана в рамках марафона «Литературная география» на канале Библио Графия
Россию М.Вильк видел всякую. С одной стороной польский журналист познакомился «на пресс-конференциях и кавказских войнах, в дипломатических салонах и во время московских путчей, у «новых русских» на приемах и у старых сталинистов на дачах, на фестивалях, презентациях и секретных сходках».
А с другой — «на сельских гулянках и сибирском бездорожье, в архангельских болотах и уральских зонах, у бывших зэков за столом и у православных монахов в трапезной, на свадьбах, поминках и тайных покаянных обрядах. …Не раз беседовал «за жизнь» с попутчиками, бичами в лесу, жуликами в кабаках, мужиками на рыбацких тонях, а также внуками Пастернака, Флоренского, Шпета…»
В 1993 году жизнь привела Мариуша Вилька на Соловецкие острова и оказалось, что Русский Север его судьба. (В настоящее время он проживает с женой и дочерью в Карелии).
Человек, родившийся в католической Польше, умудрился проникнуться красотой соловецкой земли и открыл для себя не только новые земли, новых людей, но и новые смыслы жизни.
«Волчий блокнот» состоит из двух произведений: «Соловецкие записки»1996-1998 г.г. и «Канин нос» 1995 г.
Я решил остаться и посмотреть, что из всего этого выйдет. Повидал много нового, что-то было непонятно, что-то раздражало, но больше всего действовал мне на нервы Тютчев — универсальный ответ российских знакомых на мои вопросы:
Умом Россию не понять,
аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить…
Заключительному слову Тютчева — «верить» — противопоставил собственное — «пережить». Россию следовало испытать на себе.
Повествование ведется в форме дневника от первого лица.
Эпиграфом стали такие строки:
Кто изучает Россию по книгам, тот вовсе ее не понимает, в ней сокрыты особенности, которые я бы отправился в провинцию исследовать… кабы язык знал.
Жозеф де Местр
Мариуш Вильк увидел запущенную землю, с разрушенными храмами и пустыми бараками для заключенных. (В 1923 году на Соловках был организован первый в советской России лагерь особого назначения – СЛОН).
На Островах люди живут сообща с животными, всего обитателей здесь около тысячи ста, не считая проезжих: бродяг, туристов, паломников, сезонных сборщиков водорослей и артистов всех мастей, «осоловевших» на время или с концами. Главный мотив соловецкого поселка — колючая проволока, которой обносят здесь огороды. Сам поселок оплетает Кремль подобно полипу, причем нарост это явно болезненный. Среди отсыревших домов из пустотелого кирпича торчат бывшие лагерные бараки, памятники монастырской архитектуры доживают свой век, растаскиваемые на печи (старинный монаший кирпич крепче и огнеупорнее), дороги сплошь в рытвинах, от мостков почти ничего не осталось, повсюду щебень, лом, битое стекло. Вокруг сараи, хлевы и свинарники, перекошенные и прогнившие, понатыканные беспорядочно, абы как.
Но заметки не производят впечатления беспросветности и мрака, потому что для писателя Соловки - это удивительное и святое место.
«Ибо Соловки подобны драгоценному камню: сколько на него ни смотри, он все переливается… преломляет свет… играет гранями…
Окна нашего дома смотрят на залив Благополучия, стол, за которым я пишу, сливается с морем. Зимой лист бумаги не отличить от белизны льда за окном, а текст так внезапно перетекает в лыжную тропу, что порой не разберешь: то ли ты еще за столом сидишь, то ли уже по морю несешься… И, быть может, именно здесь, на границе моря и письменного стола — стихии и вещи — яснее становится мой замысел: попытаться уловить действительность, придать ей форму, запечатлеть в слове».
Мариуш Вильк приглашает с собой:
«Путей на Соловках много, всеми пройти невозможно (а уж тем более все описать), поэтому давайте выберем один и пройдем по нему вместе. Предлагаю старый монастырский тракт, пролегающий через главные скиты Большого Соловецкого, именуемый местными гидами «большим кругом».
Прежде чем начать писать о Соловках, Мариуш Вильк четыре года там прожил, «в молчании», читая святых отцов,изучая церковно-славянский язык и общаясь с монахами возрождавшегося монастыря.
Главное — это келья. Творческий принцип. Только в келье можно увидеть лишнее. Творчество есть не что иное, как самоограничение, аскеза — только самое необходимое.
А потом стали появляться заметки об увиденном и пережитом. Вильк не забывает отметить, что о Соловках писали Ломоносов и Пришвин, Горький и Казаков; рисовали Верещагин и Нестеров, Баженов и Петров-Спиридонов. Писатель с одной стороны не отрывается от традиции, но хочет писать о России, не как иностранец.
«Я говорю о переживании России, то есть подведении итогов пути, а не коллекции туристических впечатлений… Попытка объехать весь Советский Союз и увидеть, что происходит как в Томске, так и в Омске, эффектна, но поверхностна».
Прекрасно знающий журналистскую профессию, прочитавший немало книг о России западных писателей М.Вильк делает свои выводы:
«В конце XVI века — не без участия поляков — создается образ России варварской, азиатской и враждебной, а в отношении к ней Запада формируются черты изоляционизма и ксенофобии… Примечательно, что на Руси никто из них не бывал, и детали они списывали друг у друга.
В более поздние времена «писали о России дипломаты, наемники, ученые и шпионы, путешественники, писатели, узники и ссыльные…»
и добавляет, что :
«К сожалению, Запад смотрит на Россию извне, с европейской точки зрения, перекраивая увиденное на свой лад.Образ России в заграничных СМИ и собственно Россия — это две разные страны».
М.Вильк не оторван от своей родины и журналистских забот, но как же интересно он говорит о своем пребывании на Соловках. Перед читателем проходят времена года, застолье с бывшими заключенными и беседы с монахами, баня и ловля рыбы, .
«Мы шли под парусами, не заводя мотор, молча. Море белое, словно по самый горизонт залито светом. Казалось, будто я заглядываю солнцу прямо в глаза. Разным представало передо мной Белое море: нередко посеревшим, словно перепуганное лицо, или зеленоватым, как тень водорослей на дне, иной раз оно приобретало тон бледной охры — на таявшем в тумане свету, иногда свинцового сурика — если солнце заходило против ветра. У каждого времени года — свои оттенки моря, осень, к примеру, имеет оттенок кобальта и смальты. Бывает Белое море и розовым, цвета киновари, золотым, порой играет целой гаммой отблесков, но только тот, кто видал эту заполярную белизну, поймет ее магическую притягательность».
С юмором и с любовью писатель вспоминает тех, с кем рядом жил, работал, выпивал.
Нас сажают за стол, наливают самогону, ставят котел ухи из омуля, горячий хлеб. Доброжелательно расспрашивают пришельцев. То и дело кто-нибудь заглядывает — словно бы случайно, мимоходом. Выпиваем по стакану, закусываем ухой. Расслабляемся в тепле. И тут Флора требует паспорта, чтобы записать наши данные — все-таки приграничная зона. Увидав мой документ, она теряет дар речи. Прокофьевна никогда не видела живого иностранца…
— Да какой он иностранец, — бросает из угла не замеченный мною мужик, — это ж свой, соловецкий, на Островах живет.
Здесь писатель делает акцент, чтобы объяснить, почему его считали своим:
Одно дело, если ты обосновался в гостинице, имеешь «удостоверение иностранного корреспондента», иммунитет, предоставляемый аккредитацией, и кучу баксов, — и совсем другое, когда сам окучиваешь картошку, умеешь зимой подо льдом сети поставить и в тундре в одиночку не пропасть. Жизнь тут, на Севере — не шутка, условия суровые, природа лично экзаменует человека. Окружающие могут лишь подтвердить — вот как Юра, тот мужик в углу кухни, — что ты здешний.
Впечатления реальные подводят писателя к философским размышлениям не только о Соловках, России, русском характере, но и о вечном:
Потому что действительность, в сущности, не дана нам раз и навсегда, но дается постоянно, непрерывно — становится на наших глазах. Прошлое со временем отмирает, словно память, а может, еще раньше, и место, увиденное позавчера, перестает существовать точно так же, как не существует для нас пространство, где мы никогда не были….Поэтому я и решил повторить путь на Канин Нос и обратно еще раз — на бумаге.
Думаю, вы уже поняли, что книга мне очень понравилась своим содержанием, языком и любовью к России. Мне было интересно читать не просто документальные и исторические факты о Соловках, но и то, что пишет об этом человек другой культуры, другого языка и как удивительно понимать, когда иностранец начинает любить Россию.
Знакомы с творчеством М.Вилька?
