Его первая жена Татьяна ЛаппА стала единственной венчанной женой, прожила с ним страшно тяжелые годы, выхаживала его во время болезней, была им сильно обижена и оставила нам свои воспоминания. Без ее рассказов мы не узнали бы о Булгакове очень многого…
Какие факты в своей биографии хотел скрыть Михаил Булгаков, когда взял у бывшей жены обещание, что она не будет о нем ничего рассказывать? Чем так сильно обидел писатель свою первую жену? Как она спасла его трижды? Зачем он звал её перед смертью?
Они познакомились в самом подходящем для первой любви возрасте. Ей едва исполнилось шестнадцать, Михаилу - 17. Татьяна ЛаппА приехала в Киев на лето к тетке. Миша, гимназист, сын теткиной подруги, забежал случайно. Тетка предложила ему показать Тане город, он тут же согласился и почему-то сразу назвал ее – Тасей: «Пойдем, Тася». Так она, юная «шатенка с синими глазами», станет не Таней, а Тасей. Выросли они в приблизительно одинаковых по рангу семьях, где у каждого отец был в чине статского советника, хотя Тася происходила из столбовых дворян. И достаток в семьях был разный. В доме у Таси были и нянька, и кухарка, и бонна. Её семья была гораздо обеспеченнее. А в семье у Михаила каждый кусок, который клали в рот, был наперечет. Это было замечательное лето. Они катались на лодках, хотя гимназистам запрещалось это, ходили по музеям, а вечерами бежали в театр. После чего преступно целовались в кустах. Тася уехала в свой Саратов, а для Михаила весь мир стал не мил. Они пытались встретиться вновь. Но безрезультатно. Тасины родители всячески сопротивлялись этому, испуганные пламенем её первой любви.
Ей даже предлагали потом ехать учиться в Париж, лишь бы не сбежала к Михаилу в Киев. Она это предложение отвергла! Встретятся они только через три года. Он будет уже студентом, а она после окончания гимназии с медалью- классной дамой в женском ремесленном училище. Сестра Михаила Надя записала в дневнике: «27 июля 1911 г. Миша доволен: приехала Тася. Я ей рада. Она славная... Как они оба подходят по безалаберности натур! Любят друг друга очень, вернее – не знаю про Тасю, но Миша ее очень любит…» а четыре года спустя сделала комментарий: «Теперь бы я написала наоборот». Писательством Булгаков начал заниматься еще в студенчестве, когда для домашнего спектакля сочинил пьеску «С миру по нитке – голому шиш». Все присутствовавшие со смеху покатывались. В этой пьеске прозвучало пророчество, когда некая бабушка спрашивала про Мишу и Тасю, тогда уже намеревающихся скрепить свои отношения браком: «Но где же они будут жить?..» На что ей ответили: «Жить они свободно могут в ванной комнате. Миша будет спать в ванне, а Тася – на умывальнике...» Как напророчил. Так они и проживут все своих одиннадцать лет семейной жизни, укладываясь спать и на полу, и на столе, и на голой земле... Наперекор всем дело шло к свадьбе, которая и состоялась в 1913.
Между временем их знакомства и свадьбой прошло 5 лет. Времени достаточно, чтобы проверить чувства. «Фаты у меня, конечно, не было, – вспоминала Тася. – Подвенечного платья тоже, я куда-то дела все деньги, что отец прислал... Была полотняная юбка в складку. Мама купила блузку... Почему-то под венцом хохотали ужасно…» Но в старости она расскажет, что накануне свадьбы сделала аборт. Вот на аборт и пошли те сто рублей, что прислал ей отец. Дальнейшая их семейная жизнь была беззаботной. Зимой каток и санки на киевских горках, летом велосипед или футбол. Днем Михаил учился, вечером – кафе, рестораны. Тася не училась и не работала. Она жила в свое удовольствие и для мужа. Теперь уже Тася больше любила Мишу, чем он её. Они старались уложиться в те пятьдесят рублей, что регулярно присылал Тасе отец, и – если рубль последний, а лихач рядом – садились и ехали! Позже Булгаков напишет: «…был год 1913-й. Блестящий, пышный год».
Но грянула война. После сдачи экзаменов с отличием и получения диплома врача Булгаков работал в прифронтовых госпиталях: сначала в Каменец-Подольском, потом в ходе наступления наших войск его перевели в Черновцы. Тасю он вызвал из дома телеграммой. Она, столбовая дворянка, оказалась в помощницах у мужа и даже сначала упала в обморок, помогая тому ампутировать ногу. «Держи крепче!» – покрикивал он на нее. «Он пилил ноги, а я их держала, – вспомнит Тася. – Нашатырь понюхаю и держу…Потом привыкла. Очень много работы было. С утра, потом маленький перерыв и до вечера. Он так эти ноги резать научился, что я не успевала».
Это был особый случай, когда она служила не Родине, не победе, не престолу, а мужу. Она боготворила обычного юного врача, который еще не был знаменитым писателем. Алексей Варламов написал в своей книге: «Булгакову невероятно повезло с первой женой, ей с ним – нисколько. Все, что она делала в последующие годы, вызывает только восхищение. Если бы не было рядом с Михаилом Афанасьевичем этой женщины, явление писателя Булгакова в русской литературе не состоялось бы.»
Она спасет его трижды. Сначала вырвет из двухлетней наркотической зависимости от морфия. В тот день в больницу, куда его назначили главврачом, привезли ребенка, умиравшего от дифтерита. Он разрезал детское горло, вставил трубку и стал отсасывать дифтеритные пленки, а потом прошептал Тасе: «Пленка в рот попала. Надо делать прививку». Тася предупредила его: распухнут губы и лицо, начнется нестерпимый зуд. И когда боль после прививки и впрямь возникла, он приказал медсестре: «Шприц и морфий!» Через полгода, уже был законченный наркоман, мог шприцем запустить в жену – неси морфий! Потом, в Вязьме, когда она соврет ему, что в аптеках морфия уже нет, швырнет горящий примус. Чудом не случился пожар. А в Киеве, уже дважды в день коловшийся и гонявшийся по ночам за призраками, озверев, выхватит браунинг – ищи морфий! "Он такой страшный был… Такой он жалкий был, такой несчастный". Тася«хотела все бросить и уехать. Но как посмотрю на него, какой он – „Как же я его оставлю? Кому он нужен?“» А он только просил её - не отдавай меня в больницу. Мало того, в это время она оказалась беременна. Муж не принуждал ее к аборту, он просто объяснил ей положение дел, и решение принимала она сама. «„Если хочешь – рожай, тогда останешься в земстве“. – „Ни за что!“ – и я поехала в Москву, к дядьке… Конечно, мне было ясно, что с ребенком никуда не денешься в такое время. Но он не заставлял меня, нет. Я сама не хотела… Папа мой очень хотел внуков… Если б Михаил хотел детей – конечно, я бы родила! Но он не запрещал – но и не хотел, это было ясно как Божий день… Потом он еще боялся, что ребенок будет больной». Спасет Булгакова та же Тася, которой один врач посоветует: «Нужно вводить дистиллированную воду взамен морфия, обмануть рефлекс». Так пришло избавление от зависимости – редкий в медицине случай. Второй раз Тася спасет его от возвратного тифа во Владикавказе, где он окажется на стороне белых. Шла эвакуация, белая армия бежала, а тут – жизнь на волоске. Рискуя жизнью, они остались в городе. Она вынесла трое суток без сна, полотенца на лоб, мокрые рубашки, прощания, когда он закатывал уже глаза. В третий раз она спасет его от голода, когда длинную и толстую золотую цепь- подарок отца, отнесет ювелиру. Рубить эту цепь по звеньям будут долго. Но чем больше уменьшалась цепь, тем слабее становилась цепь семейная. В 1921 оборванные и голодные Булгаковы поселились в Москве. Из воспоминаний Таси: «Хуже, чем где бы то ни было, было в первый год в Москве. Бывало, что по три дня ничего не ели, совсем ничего. Не было ни хлеба, ни картошки». А Михаил напишет: «… всё же в этом месяце мы с Таськой уже кое-как едим... начинаем покупать дрова. Работать приходится не просто, а с остервенением... Таська ищет место продавщицы, что очень трудно, потому что вся Москва еще голая, разутая и торгует эфемерно... Словом, бьемся оба как рыбы об лед... Таськина помощь для меня не поддается учету... Носимся по Москве в своих пальтишках. Я поэтому хожу как-то одним боком вперед (продувает почему-то левую сторону). Мечтаю добыть Татьяне теплую обувь. У нее ни черта нет, кроме туфель. Но авось!.. По ночам пишу «Записки земского врача»... Мне приходится осуществлять свою idee-fixe. А заключается она в том, чтоб в 3 года восстановить норму – квартиру, одежду, пищу и книги…» Булгаков искренне удивлялся жене: «Ты живешь в тяжелейших условиях и даже не жалуешься на нечеловеческую жизнь!» Она отвечала: «Я живу, как ты». И – бежала греть воду на кухню. Он, когда писал по ночам, любил, чтобы она сидела рядом с шитьем и носила тазы с водой: «Скорей, скорей горячей воды!» – кричал, когда у него холодели руки и ноги. Тася вызывала жалость у близких, ведь муж относился к ней высокомерно, с постоянной иронией и как к обслуживающему персоналу…Жили в комнате коммунальной квартиры.
Условий, разумеется, никаких, квартира – страшней атомной войны! За стенкой милиционер с крикливой женой, какой-то хлебопек, Дуся-проститутка. Когда к ним стучали – «Дуся, открой!», Тася, стыдясь, пищала из-под одеяла: «Рядом!». И Аннушка Горячева по прозвищу Чума, та, которая и прольет подсолнечное масло в его будущем романе. «Я положительно не знаю, – писал Булгаков в дневнике, – что делать со сволочью, что населяет эту квартиру». Булгаков считал: «Пока у меня нет квартиры – я не человек, а лишь полчеловека». В 1924 его настигнет слава. Напечатают журнал с «Белой гвардией», про которую Макс Волошин, поэт, тогда же напишет: эту вещь «как дебют начинающего писателя... можно сравнить только с дебютами Достоевского и Льва Толстого» Тогда же в 1924 через 11 лет после их венчания он разойдется с Тасей. Будучи уже глубокой старушкой она расскажет: "…Ближе меня никого у него не было. И в разрыве с ним я сама виновата, по молодости я не могла простить ему увлечения (кстати, кратковременного) другой женщиной. Как сейчас помню его просящие глаза, ласковый голос: „Тасенька, прости, я все равно должен быть с тобой. Пойми, ты для меня самый близкий человек!“ Но… уязвленное самолюбие, гордость и… я его, можно сказать, сама отдала другой женщине». Хотя воспоминания её все время разнятся. Вот что она рассказала про роман Булгакова с Любой Белозерской, ставшей его второй женой: «Она была замужем за Василевским и разошлась. И вот Михаил: „У нас большая комната, нельзя ли ей у нас переночевать?“ – „Нет, – говорю, – нельзя“. Он все жалел ее: „У нее сейчас такое положение, хоть травись“. Вот и пожалел». Татьяна считала, что Булгаков разошелся с нею и женился на Любе Белозерской потому, что с той было удобнее делать писательскую карьеру. «В смысле литературы она, конечно, была компетентна. Я-то только продавала вещи на рынке, делала все по хозяйству и так уставала, что мне было ни до чего…».
Именно Белозерской Булгаков посвятил свою «Белую гвардию». Когда принес журнал с напечатанным романом покинутой уже Тасе, она, увидев посвящение, спросила: "как же так, ты ведь говорил – это мне?" «Люба попросила». Вот тогда она и швырнет журнал за порог. «Представьте, каково было мне, когда я, не досыпая ночей, сидела возле Михаила, помогая ему как могла во время его работы над романом, который получил название „Белая гвардия“, а книга вышла с посвящением другой. Это справедливо? Столько ночей я с ним сидела, кормила, ухаживала… он сестрам говорил, что мне посвятит… Он же когда писал, то даже знаком с ней не был» А в старости признается: он даже билета на «Турбиных» не предложил ей. Домработницам давал, а о ней – забыл... «Ты вечно будешь виноват перед Тасей», – узнав о разводе, крикнет ему сестра Надя. Он и сам скажет потом: «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает». После развода Тася поступила на курсы машинисток, но не позволило здоровье, потом стала шить, ее выселили в полуподвал, и большинство прежних знакомых о ней забыли. «К сестрам Булгакова я не заходила, и они у меня не бывали. Чтобы получить профсоюзный билет, пошла работать на стройку. Сначала кирпичи носила, потом инструмент выдавала…» Потом, когда получила билет и заработала трудовой стаж, устроилась в регистратуру Марьино-Рощинской амбулатории, оттуда некоторое время спустя перешла в поликлинику при Белорусско-Балтийской железной дороге.
Тася надеялась, что Михаил к ней вернется. Но надежд на возвращение мужа не осталось. Ни разу не дала ему знать о себе, отгородилась от всех, решила никогда и ничего не рассказывать про их совместную жизнь. Уехала под Иркутск, к врачу-педиатру Саше Крешкову из их давней с Мишей компании и стала работать скромной медсестрой. А У Булгакова жизнь била ключом: премьеры, рестораны, курорты на юге, приемы в американском посольстве. В 1940-м, когда Татьяна узнала, что Михаил Булгаков умер, срочно поехала в Москву, но на кладбище опоздала. Навестила в Москве лишь сестер Булгакова. Те и сказали ей, что умер он в Прощеное воскресенье, что перед смертью он просил найти её и привести к нему проститься. Тася тогда признается сестрам:«А мне не о ком заботиться. Мужу помогаю. Делаю всё, что требуется от жены. Но ради Миши готова была отдать жизнь...» После войны останется одна. Крешков к ней не вернется после фронта, где сойдется с другой женщиной. Через несколько лет, уже совсем немолодая, выйдет замуж за Давида Кисельгофа, адвоката, тоже из общей их с Мишей компании. Обоим будет за 50.
Они уедут в Туапсе, где у моря она и похоронит Давида. А в 1982 соседи Таси заметят дым, выползавший из-под ее двери. Когда однокомнатную квартиру взломают, увидят прогоревшую на плите кастрюлю. И рядом, в лужице крови – Тасю... Она не дожила немного до 90 лет.