«Дзинь – дзинь – дзинь – дзинь – дзинь! ….» разорвал тишину корабельный звон. «Аварийная тревога...!». Сергей с трудом оторвал голову от подушки, открыл глаза: «О, господи, неужели опять у ракетчиков ГА предельное…». Вскочил и, одеваясь на ходу, побежал в свой отсек. Ложные срабатывания приборов контроля в ракетных шахтах были настолько частыми, что к ним уже стали привыкать, однако, на это раз причина была иная: «…Поступление воды в девятый отсек…» - верещал «Каштан» голосом механика.
В отсеке Сергей посчитал людей, доложил в центральный пост и занял своё место в кресле на торпедной палубе. Из обрывков докладов по аварийному межотсечному телефону стало ясно, что кто-то из матросов-турбинистов, открывая какой-то забортный клапан, перестарался и выкрутил его полностью (стопорная планка, наверное, сгнила и отломалась), клапан вырвало, и струя забортной воды со всей дури 70-метровой глубины ударила в отсек.
В девятом отчаянно боролись за себя и за всех. Центральный пост надрывался, подавая команды и пытаясь получить вразумительные доклады. Но в первом отсеке была тишина, было сухо и при всём желании ни Сергей, ни кто-либо из его подчинённых не могли помочь своим сослуживцам из девятого. Оставалось только ждать и быть наготове…
Чуть в стороне, у торпедных аппаратов сидели матросы-торпедисты и вполголоса переговаривались:
- Теперь надолго…
- Да, до вахты уже не поспишь.
- Уши этому «карасю» оборвать, чтоб не крутил чего не надо.
- Попробуй, оторви. Теперь их чуть ли не в попу целуют. А они оборзели. Специальность не учат, на вахте спят. Раньше молодых хоть «годки» гоняли, а теперь гайки закрутили, вот «карасьня» и плюёт на всех.
Поломки, мелкие неисправности и прочие неприятности подобного рода в море не были чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому и не испытывал сейчас никто особой тревоги, хоть и понимали, что под килем два с лишним километра, до базы – тысячи миль. Да и года не прошло, как «К-219» из их родной дивизии затонула недалеко от этих мест. Ведь если думать об ЭТОМ постоянно – крыша отъедет напрочь, вот и «включают» подводники своего рода защиту.
- Товарищ капитан-лейтенант, - повернул голову к Сергею Янабаев, торпедист третьего года службы, - теперь что, всплывать будем?
- А ты у командира спроси, - буркнул в ответ Сергей, начавший было дремать и не довольный что его опять разбудили.
- Ну а всё-таки? – с татарским упрямством продолжал Янабаев.
- Чего пристал? На солнышко взглянуть захотелось? Так тебя все равно наверх не выпустят.
- Да нет, как бы не утонуть. На 219-ой хоть всплыть успели, а уж потом…
- Ну ты-то не утонешь, - усмехнулся Сергей.
- Это почему же?
- Да потому что… плаваешь хорошо.
- Знаю я что Вы подумали, - обиделся Янабаев, но от командира своего отстал – когда тот не в духе, лучше к нему не приставать.
Отношения с подчиненными у Сергея были не однозначными. Человек настроения, он мог и посмеяться с ними, пошутить, а мог и вставить «по самое не балуйся». Он не стремился стать для них «отцом-командиром». Какой он им отец, своих-то детей воспитывать некогда. Свою задачу он видел в том, чтобы научить их всему, что они должны знать и уметь. «Нигде нет и не может быть такого единства, как на экипаже подводной лодки, где все либо побеждают, либо погибают» — именно так сказал один из героев-подводников Великой Отечественной войны, именем которого теперь названа их родная база. Вот этому единству и пытался он их учить. А воспитание…? Сергей считал так: «18 лет – это взрослый, самостоятельный человек, и если к этим годам папа с мамой из него человека не сделали, то за три года можно только заставить его казаться человеком».
Как-то под Новый год в предыдущую автономку помощник командира придумал для матросов анонимную анкету (перестройка, гласность, игра в демократию), где среди прочих вопросов был: «С кем из офицеров вы пошли бы в аварийный отсек?». Достаточно много матросов написали – с командиром БЧ-3. Не то чтобы для Сергея это было полной неожиданностью, но всё-таки приятно. Можно много рассуждать о формах взаимоотношений с личным составом, но подобные ответы говорят сами за себя – матросы гораздо больше уважают грамотных и требовательных офицеров, нежели тех, кто готов с ними заигрывать в угоду очередным политическим веяниям.
«Прекращено поступление воды внутрь прочного корпуса! Отбой аварийной тревоги! Аварийный инструмент на штатные места, первой боевой смене заступить!»
«Наконец-то» - подумал Сергей и пошёл в каюту.
До вахты оставалось еще полтора часа, но сон уже не шёл. Ворочаясь с боку на бок, Сергей пытался вспомнить что-нибудь приятно-расслабляющее, что помогло бы уснуть – жену, сына, новую квартиру… Но вспомнился почему-то перевод из Гремихи, приход на новый экипаж, первая встреча с замполитом:
- Ну что, Сергей Юрьевич, экипаж у нас сплоченный, офицерский состав дружный. Будете знакомиться – присматривайтесь, запоминайте, а потом со мной впечатлениями поделитесь.
- Извините, не понял… Чем поделиться?
- Что ж тут, товарищ Якубасов, не понятного? Кто Вам понравился, кто нет…
- Вы знаете, я не привык делиться подобными впечатлениями.
- Жаль. Я надеялся, что мы поймём друг друга. Вы свободны.
Замполит оказался злопамятным (как, впрочем, большинство замполитов), и за все годы совместной службы Сергей это не раз на себе почувствовал. Даже с предоставлением квартиры пять лет промурыжил.
«С этой службой даже ремонт не успел сделать, - подумал Сергей, - как там Галя одна? Стены голые, мебели нет. Хорошо хоть диван успели купить до ухода в море».
Задремал. Но уснуть так и не удалось. Дверь в каюту чуть приоткрылась и показалась голова вахтенного: «Товарищ капитан-лейтенант, на вахту пора».
Сергей спрыгнул с койки.
- Боря, подъем! – толкнул он комдива-2 Бориса Евстрахина, вахтенного механика своей смены, - Служить пора.
Кроме них в четырехместной каюте жили еще двое – начхим Игорь Сухенко и комдив-1 Серёга Борзых. Хоть и были они соседями, но вчетвером в каюте бывать приходилось редко – вахту несли в разные смены.
На средней палубе третьего отсека вместо построившейся для развода смены Сергей увидел гогочущую толпу. Посредине прохода всеобщая любимица Машка играла с только что пойманным крысёнком. Подкидывала его одной лапой, перехватывала другой, а сама при этом кувыркалась как котёнок.
Машка ходила уже в четвёртую автономку, была, можно сказать, «годком» и чувствовала себя на лодке вполне комфортно. Перед ней открывались все двери и переборки, каждый старался приласкать, дать чего-нибудь вкусненького. Вот только с женихами поначалу была проблема, и кошка тяжело это переживала. Иногда казалось, что её истошные вопли слышит весь океан. Какая уж тут скрытность! Но перед этим выходом матросы-торпедисты притащили откуда-то шикарного кота. Машка влюбилась сразу, да и избранник ответил взаимностью полосатой морячке. Так что кошачья жизнь наладилась, что всех вполне устраивало. Со своими прямыми служебными обязанностями – ловлей крыс, Марья по-прежнему справлялась замечательно, да и демаскирующих воплей больше не было.
Подождав конца представления Сергей быстро провёл развод и поднялся в центральный пост.
- Привет, минёр. Обстановка тихая и мирная, - приветствовал его командир БЧ-2 Валя Чехонин, вахтенный офицер первой боевой смены, - глубина 70 м, правая 30, левая – на подкрутке. Через три часа всплываем на сеанс. Остальное у штурмана посмотришь.
- Где командир?
- В четвертом, кино смотрит. Передал, чтобы менялись.
- Добро, спокойной ночи.
- Корма слегка тяжеловата, подсуши конденсатный колодец в 10-м, - напоследок посоветовал Чехонин.
Минёр смотрел, как исчезает в маленьком отверстии межпалубного люка огромное тело Чехонина и прикидывал, сколько его 48-х размеров могло поместиться в одном только животе комбата. Валины габариты не позволяли ему даже теоретически рассчитывать на выход из затонувшей лодки через торпедный ли аппарат, или шлюзовые камеры. Впрочем, в Атлантике на это никто не мог рассчитывать. Самостоятельный выход экипажа возможен только до глубины сто метров, но лодка, почему-то, если тонет, то обязательно до дна, а вот до дна здесь не одна тысяча метров… Возможность спасения только одна – всплыть в надводное. И понимают это все – от матроса до командира, а значит – «…все либо побеждают, либо погибают».
Подождав, когда последняя частичка Чехонина исчезнет из центрального поста, минёр пошел в штурманскую рубку. Ночью на вахте стоял штурманенок Вовка Кузнецов, с которым у него были приятельские отношения. Кузнецов занимался обычным своим делом – шил из золотых ниток новый «краб» на фуражку.
- Привет, штурманюга! Кому опять шьёшь?
- Привет, мина, - сосредоточенно пробормотал в ответ Вовка, - Механик просил.
- Что у нас нового?
- А что у нас может быть нового? Кругом вода, берега на карте нет.
- Как на сеансе «определяться» будешь? На спутник или по звездам?
- Пока не знаю. По ситуации.
Сергей подошёл к автопрокладчику. На карте, вытянувшись во всю длину, спал Машкин муж – Фрол. Попав на лодку, Фрол первое время жил в первом отсеке, у торпедистов. Даже имя свое он получил в честь флагманского минера дивизии Фролова. Однако, очень быстро понял, что есть в прочном корпусе места и потеплее, и посытнее. И среди них – штурманская рубка.
- Ну что, предатель, опять дрыхнешь? Жена вкалывает за обоих, хлеб, можно сказать, отрабатывает, а ты только и делаешь, что карту давишь. Впрочем, со своими супружескими обязанностями ты справляешься, кажется, неплохо.
Недели три назад Машка родила троих котят. Чрезвычайные обстоятельства вынудили корабельного доктора взять на себя функции акушера, а в четвёртом, за восьмой шахтой пришлось устроить роддом, который сразу после увеличения численности экипажа превратился в ясли. Котята росли не по дням, а по часам. Каждому моряку хотелось потискать их, поиграть, но родители внимательно оберегали деток от излишнего внимания. Маленькие, пушистые, забавные как все малыши, они катались по отсеку, не разу еще не видев неба, солнца, и не подозревая, как огромен, на самом деле мир.
Узнав в штурманской рубке всё, что ему требовалось, Сергей вернулся в центральный пост. Чайник к этому времени уже закипел и душистый, заваренный на травах чай разлит по кружкам. В традиционном чаепитии участвовали трое: Якубасов, Евстрахин и Эдик Харитонов, командир группы КИП ОКС, который нёс вахту здесь же, в центральном посту, на пульте управления общекорабельными системами.
Зазвонил телефон. Сергей снял трубку:
- Центробалт, матрос Дыбенко у аппарата.
Звонил вахтенный десятого отсека, просил включить насос для откачки воды из конденсатного колодца.
Посмотрев на приборы пульта управления рулями «ШПАТ» Сергей убедился, что Чехонин был прав – корма действительно тяжеловата.
- Эдик, - Якубасов повернулся к Харитонову, - подсуши конденсатный.
- Много воды?
- Савельев говорит, что 90%.
- Врёт. У меня на табло индикаторы не горят.
- Суши. Корма тяжеловата.
Тут Сергей заметил, что вахтенный рулевой «клюет» носом:
- Быхун, на дорогу смотри!
- Я не сплю, - дернул головой матрос.
Опять зазвонил телефон.
- Отдел по борьбе с бандитизмом слушает!
- Якубасов, я тебе такой бандитизм сейчас устрою!
- Виноват, товарищ командир!
- Как обстановка?
- Гидроакустический горизонт чист, глубина 70 м, скорость 1,5 узла. Следуем по назначенному маршруту.
- Хорошо. Я у себя. С обнаружением целей немедленный доклад. На сеанс всплывать не будем – примем на «Фосфор».
- Есть!
- Ну что, может еще чайку, - сказал Сергей, повесив трубку.
- Сейчас заварю, - отозвался Харитонов.
Лёгкий щелчок по затылку вернул рулевого в реальность.
- Опять спишь!
- Да не сплю я. Так, задумался.
- И о чём же?
- О смысле жизни, - тяжело вздохнул Быхун.
- Философ, - хмыкнул минёр.
До смены оставалось два с половиной часа. Сергей сел в кресло рядом с рулевым. Так спокойней. Быхун был хорошим рулевым, что называется – чувствовал корабль, но иногда мог и задремать на вахте.
- Когда сеанс? – спросил Евстрахин.
- В 6-00. Всплывать не будем, на «Фосфор» примем.
Чай выпит. Разговоры стихли. Каждый занялся своим делом, а Сергею вспомнилось отбытие с семьёй на службу по окончании училища.
Чемодан, ещё чемодан, две коробки, сумка большая, сумка маленькая, коляска с ребенком и жена. Все позади. Ленинград, дом, училище. И уже не курсант, а лейтенант Якубасов жмёт руку отцу, смущённо обнимает мать. Вещи уже в купе. Галя с Ромкой на руках стоит у окна и машет рукой. Сергей уже на ходу вскочил в вагон:
- Ждите в отпуск!
Впереди новая жизнь. Отец мало рассказывал о свой службе. Считал, что никакие рассказы не помогут. Надо пройти и понять все самому. С детства Сергей помнил, что дома тот бывал редко, а каждое его возвращение с моря дома отмечался как праздник.
Рома в дороге вел себя на удивление спокойно, не капризничал. Гораздо больше беспокоилась Галина. Считала, что для полугодовалого ребенка такой переезд – серьезное испытание. А может внутренним женским чутьем предчувствовала, что Север так и не станет для нее родным, что через полгода они расстанутся, она уедет с сыном к маме и больше уже никогда не вернется.
Мурманск встретил их теплой, солнечной погодой. В три захода Сергей перетащил свое семейство на морской вокзал и скоро они уже устраивались в каюте теплохода, который должен был доставить их к конечному пункту - поселку Гремиха.
- Никогда раньше не плавала на теплоходах, - сказал Галина, устраивая коляску поближе к дивану.
- Ничего, тебе ещё со многим придется встретиться впервые, - Сергей многозначительно посмотрел на жену. Ему хотелось выглядеть в ее глазах мужественным, многоопытным отцом семейства. Тем более, что в отличие от Гали, Север для него не был чем-то чужим и непонятным – здесь прошло его детство, сюда каждый год они ездили курсантами на практику.
В дверь постучали:
- Можно?
- Да, да, конечно…
Сергей оглянулся. На пороге каюты стоял Олег Громов, старый друг и однокашник по училищу. От неожиданности встречи оба лейтенанта слегка опешили. Хотя ничего неожиданного в общем-то не было – Громов тоже получил распределение в Гремиху. Но вот чтобы так, именно сегодня, именно на этом теплоходе и именно в этой каюте…
- Привет всему семейству Якубасовых!
- Ой, Олежек, как хорошо, что ты с нами едешь! - воскликнула Галя, - все-таки вместе веселей. Да и на стажировке ты, кажется, именно в Гремихе был, так что все там знаешь.
- Ну все – не все, но кое-что знаю. Пропасть не дам.
- Хватит трепаться, - перебил его Сергей, - я слишком хорошо тебя знаю. Спаситель нашёлся.
Стали размещаться. Коляску Сергей на всякий случай привязал к столику, чтобы по каюте не каталась, чемоданы рассовали по багажным полкам, оставив под рукой только самое необходимое.
Через два часа вышли из залива. Стало покачивать. Друзья вышли покурить, а когда вернулись, увидели лежащую на диване бледно-зеленую молодую маму, которая тихо постанывала и даже не пыталась успокоить орущего мальца.
- Тоже мне, мать, - Сергей сделал серьезное лицо, - ребенка успокоить не можешь.
- Отстань, ради Бога, - еле прошептала Галина.
- А как же ужин в ресторане? – съехидничал муж.
- Издеваешься, да? Я о еде даже думать не могу. Да успокой же ты его наконец!
Пощупав рукой под одеяльцем, Сергей убедился, что аварии не произошло и сунул малышу в рот рожок с морсом. Не помогло. Ребенок соску выплюнул и продолжал надрываться.
- Покачай его, - не открывая глаз предложила Галя.
- Шутишь? Мало его качает! Может он именно от этого и плачет?
- Мне от качки обычно солененькое помогает, - заметил Громов.
- Солененькое? – папаша почесал затылок, - Есть вроде…
И полез в сумку. Достал полпалки сырокопченой колбасы (жуткий дефицит, но мать где-то достала перед их отъездом), отрезал маленький кусочек и сунул ребенку. Ромашка обхватил кружок колбасы пальчиками и довольно зачмокал.
- Ты смотри, губа не дура!
- С ума сошел! – Галя с трудом оторвала голову от подушки, - ему рано еще, животик заболит.
- Ничего, пусть привыкает к суровой заполярной жизни. Лежи, отдыхай. Мы пойдём перекусим.
Народу в ресторане было немного. Человек пять, да скучающие официанты. Это уже потом Сергей узнал, что качка действует на людей по-разному. Одни на еду смотреть не могут, у других, наоборот, просыпается зверский аппетит. Сейчас же он просто хотел есть.
- Да, не богатый выбор, - покачал головой Громов, заглядывая в меню. – Как ты смотришь, если граммов по сто?
- Положительно.
Обслужили на удивление быстро. Олег наполнил рюмки:
- Давай, чтоб всё у нас было тип-топ.
Выпили, закусили. Громов задумчиво ковырял кальмаров вилкой.
- Как у тебя с Мариной? – прервал молчание Сергей.
- По-разному, - уклончиво ответил друг.
- Женился бы…
- Боюсь.
- Чего?
- А у тебя с Галей всё гладко?
- Ну, волков бояться, в лес не ходить.
- Тогда уж скорее – волчиц, - усмехнулся Олег. – Ладно, кончай о грустном. Просто я, наверно, ещё не готов к семье.
Ночь прошла спокойно. Утром ветер стих, теплоход прибавил оборотов и к обеду ошвартовался у старого пирса.
Молодых лейтенантов было не так уж и мало. Многие с семьями. На небольшой площадке перед штабом раскинулся шумный табор. Коляски, вещи, бегающие и орущие дети разных возрастов, тихонько переговаривающиеся жены. Некоторые из них знали друг друга, некоторые виделись впервые. Успокоив детей, женщины уселись на чемоданы. Ждать. Теперь это будет их основным занятием.
В штабе Якубасову показалось, что их совсем не ждали. Угрюмые и озабоченные таким наплывом лейтенантов лица начальников не вселяли оптимизма. Свободных вакансий в соединении было значительно меньше, чем прибывшего пополнения.
- Идите пока устраивайтесь, отдыхайте с дороги, - сказал им начальник штаба, - А завтра, в 8 утра, будем решать, куда вас всех…
Не закончив фразы, капитан первого ранга тяжело вздохнул и махнул рукой лейтенантам – Свободны.
Вот только куда устраиваться и где отдыхать он так и не сказал. Забыл наверно.
Единственная гостиница оказалась переполненной, что, впрочем, никого не удивило.
Молодые офицеры разбрелись по посёлку в надежде найти хоть какое-нибудь пристанище. На площади Сергей столкнулся с Громовым.
—Ты где бродишь? Хватай скорее жену с дитем и дуй в ДОФ. Там в фойе я диванчик один поприжал. Давай быстрей.
— Отлично. Иди, держи диван. Я за семьей.
«Как хорошо, что выпуск летом, - думал Сергей, возвращаясь к штабу, - была бы зима, окоченели бы давно на морозе».
Еще издалека лейтенант увидел, что у их коляски стоит какой-то незнакомый капитан 3 ранга и о чём-то разговаривает с Галиной.
- Серёжа! Ты только послушай, как нам повезло! – радостно встретила его жена, - Товарищ офицер предложил нам пожить в его квартире!
- Лейтенант Якубасов! - представился Сергей незнакомому офицеру.
- Ну положим не в своей квартире, - протянул руку каптри, - сосед мой в отпуске. Будет только через две недели. Ключи у меня.
- Как же?.. Без разрешения, в чужую квартиру, - неуверенно начал Сергей.
- Лейтенант, ты в Гремихе, - усмехнулся благодетель, - здесь живут люди, а не население. Так что, бери семью и пошли. Здесь недалеко.
Вот уж повезло, так повезло. Целых две недели у них будет крыша над головой. А уж за две недели он обязательно получит назначение на экипаж, да и с жильём что-нибудь определится.
Так думал молодой лейтенант, неискушенный ещё в превратностях службы и чудных оборотах военно-морской организации.
Назначение он не получил ни через две недели, ни через три, а только через месяц с небольшим. За этот месяц они сменили четыре квартиры. Деньги, выданные в училище, закончились. Спасибо друзья-однокашники выручили. Так что дитю на питание пока хватало, а остальное – грибы и ягоды. Благо – август, и добра этого в сопках хватало.
Ромка, привыкший к разным бабушкиным вкусностям, очень скоро научился есть всё. Даже рыбные консервы. Поначалу Галина не могла спокойно смотреть, как Сергей скармливает полугодовалому малышу скумбрию в масле, но вскоре смирилась и следила только за тем, чтобы муж вытаскивал все косточки и тщательней разминал рыбу ложкой. Ей даже начинала нравиться такая жизнь. Чувствовать себя хозяйкой, заботиться о сыне, о муже, быть «хранительницей домашнего очага». Для молодой девчонки, только вступающей в самостоятельную жизнь без маминой опеки, это пока ещё было интересно.
Олег Громов получил назначение на подводную лодку и скоро ушёл в море. Незадолго до этого в Гремиху приехал их третий друг – Андрюша Шинкевич (или как его чаще звали в училище друзья – Дуц), который тоже пока был не у дел и большую часть времени проводил у Якубасовых.
Утром Сергей с Андреем уходили в сопки за грибами-ягодами. Галя гуляла с Ромашкой по посёлку, заводила новых подруг, знакомилась с обычаями и правилами гарнизонной жизни. Несколько раз подходила совсем близко к базе, где стояли у причалов подводные лодки. Глядя подолгу на них она испытывала то гордость за мужа, то ревность и обиду, что очень скоро эти красивые корабли лишат её тихого семейного счастья. Она очень боялась, что не будет больше первой и единственной. Она не понимала, почему мужчины говорили о НИХ, как о любимых женщинах, единственно верных и преданных. Она уже сейчас была готова ненавидеть ИХ.
К обеду ребята возвращались и все вмести разбирали добычу. К трём часам друзья уходили в штаб («на биржу труда», как они в шутку говорили), узнать, не нашлось ли наконец для них место. И так изо дня в день.
Однажды, в конце августа, Сергей вернулся из штаба слегка озабоченным.
- В чем дело? Что-то случилось? – встревожилась Галя.
- Собирайся, мать. Получил назначение.
- Так это же здорово, - обрадовалась было «мать», - но почему «собирайся»? Куда?
- Лодка стоит в ремонте, в Полярном. Надо ехать туда.
- А мы? – только и нашлась жена.
- Пока не знаю. Но оставить вас здесь одних я не могу.
Вечером пришел Андрей. Его тоже назначили на ремонтирующуюся лодку, только на соседнем заводе, во Вьюжном. Собрали расширенный семейный совет. Первым заговорил Дуц:
- Мне кажется, что тебе с Ромкой надо пока уехать домой, к маме.
- Молодец какой! – возмутилась Галина, - заведи себе жену и командуй ей.
- Андрюша прав, - Сергей встал и подошел к окну, - Ну сама посуди. Корабль стоит в ремонте. Экипаж живет там же, на заводе. На плавказарме. Условий для семей нет. Где я буду в чужом гарнизоне искать для вас жилье.
- А здесь где искал? – возразила Галя.
- Здесь мы свои, а там чужие, временные. Давай так. Я приеду, приму дела, осмотрюсь. А как найду какую-нибудь квартиру – сразу вас вызову.
Галя ещё посопротивлялась, но больше для виду. Бесконечные проблемы самостоятельной жизни стали её немного утомлять. Только стало что-то налаживаться, и вдруг опять сниматься с места, ехать неизвестно куда. И в то же время было тревожно бросать мужа, не хотелось опять под чрезмерную опеку матушки, привыкшей распоряжаться дома всем и всеми. Андрей, как человек деликатный, не хотел присутствовать при семейных разборках и ушёл в холостяцкое общежитие, а они молча стали собирать вещи.
И снова Мурманск. Только не было уже такого веселого настроения, как месяц назад. Мужчины оставили чемоданы в камере хранения автовокзала, откуда им предстояло ехать к новому месту службы.
Билеты на самолёт достали на удивление быстро, но то что произошло в аэропорту, окончательно добило Сергея. Симпатичная девушка за стойкой регистрации спокойно отметила билет и, мило улыбнувшись, добавила:
- Вам надо доплатить за багаж 8 рублей 64 копейки.
Это был полный нокаут. В кармане новенькой лейтенантской шинели лежало всего три рубля. Шинкевич порылся у себя и протянул другу еще два пятьдесят. Но и это не спасало.
Никого из знакомых в аэропорту не было. Просить у чужих людей денег было попросту стыдно. Вдруг Андрей дернул Якубасова за рукав шинели и молча показал на стеклянную дверь аэропорта. У двери, на улице стоял офицер. По новеньким погоном нетрудно было догадаться, что офицером он стал, как и друзья, недавно. Минут пять Якубасов смотрел на него в упор. И, наконец, решился:
- Слушай, друг, выручи…
- Что случилось?
- Да понимаешь, семью на большую землю отправляю. Билеты купил, а вот за багаж доплатить денег не хватает.
- Сколько?
- Да хотя бы рублей пять. Вот мои документы. Мы с другом в Полярный потом едем. Наш пароход там в ремонте стоит. С первой же получки вышлю.
- Да не вопрос, - лейтенант достал кошелек, - У меня мельче четвертного нет.
- Огромное спасибо. Ты не представляешь, как меня выручил.
Сергей записал координаты ставшего сразу таким родным и близким лейтенанта и побежал к стойке. Расплатившись за багаж, он повёл всю компанию в местный ресторан, чего-нибудь перекусить.
- Ты что, разбогател? – удивлённо спросила жена.
- Ну разве что совсем чуть-чуть, - подмигнул Сергей.
Проводив семью, Сергей облегчённо вздохнул, но отнюдь не потому, что был рад их отъезду. Просто теперь можно было целиком посвятить себя службе, не ломая голову, как и где устроить жену с сыном.
Спасибо Сергею Якубасову,возможно, будет продолжение...