Аленка подплыла к мосткам, уцепилась рукой за скользкую ступеньку, озорно обернулась. Прокл плыл позади, отстав прилично, дышал шумно, как кит. Вроде и сдавать особо не начал, а чувствовалась та, особая тяжесть, которая сильного и молодого мужика вдруг лишает крыльев. И все вроде так же, и взгляд, и усмешка, и озорное подергивание чуть поседевшего уса, а тяжесть…. Тяжесть и усталость в тяжелых кистях рук, положенных на стол, в неловкой спине, которая не сразу разгибается, в веках, потемневших до свинцового цвета . Шло время…. Аленка и в себе чувствовала эту тяжесть, и стеснялась ее. Вот сейчас она начнет выходить из воды, залезет на ступеньки, а муж увидит, что и ноги ут нее уже не так стройны и изящны, и бедра, и талия…. Вся сжавшись, как будто пыталась подтянуться, Аленка сделала первый шаг, поднявшись на мостки, распрямилась и попала в сильные руки мужа, который, затаив дыхание, подплыл, встал рядом с мостками, у самого края воды и подхватил ее на руки, крепко прижав к себе. А потом они сидели под ветлой, обнявшись так крепко, как будто время повернуло вспять, смотрели, как кружит на воде заблудившаяся водомерка и молчали.
- Прош… Машенька -то… Совсем поправилась. Игорь, доктор-то вообще с ума сходит. Ничего не понимаю, говорит…А?
Прокл чуть повернулся, пристраиваясь поудобнее, коснулся губами ее виска, шепнул
- Красивая ты у меня, лягушенька. Век бы так сидел. Жизнь ты моя….
Аленка высвободилась, чуть отсела подальше, чтобы видеть лицо мужа, упрямо сказала
- Нет. Прош, ты послушай. Ты вообще-то почему не спрашиваешь меня ни о чем? Ты разве не видишь, что здесь неладно?
Прокл чуть свел брови, посмотрел хмуро
- Что неладно? Ты о чем? Девка выздоровела, Бог милостлив, а ты о чем? Знаешь чего?
Аленка вдруг и вывалила ему все, что накопилось за эти полгода - и свой страх, и чувство вины, и предчувствия. Прокл слушал молча, потом спросил
- Ну, ведьма… И что? Доброе же дело сделала, ребенка вылечила, что вы переполошились то?
- Прош! Цена! Мы ведь так про цену и не знаем ничего, она не сказала. Вон сколько времени прошло, лето уж, девочка почти здорова, а плата впереди. Какая она, плата эта?
Прокл встал, накинул на свое еще красивое смуглое тело широкую рубаху в полоску, на голову соломенную шляпу, сразу став похожим на старого пасечника, помог подняться жене, вздохнул
- Забудь. Простила она вам плату. Не зверь же.
Аленка встала прямо перед ним, в тысячный раз застеснявшись своего маленького роста. уткнулась лбом в его грудь, прошептала
- Она про семя какое-то сказала. Что оно в Ксюхе…
Прокл чмокнул ее в макушку, засмеялся
- Ну, семя это не самое страшное. Еще родит, значит. Но пока, вроде, не собирается. Пошли, Ленушка. На ужин ждут, небось.
Когда они подошли к дому огромная луна встала над лесом. Желто-оранжевый, но при этом странно холодный свет облил золотом верхушки деревьев над Караем, запалил все мелкие камушки и даже песчинки на тропке, поджег крышу и окна. Навстречу выскочила Ксюшка - веселая, заполошная, юная, как будто вместе с болезнью дочери старуха забрала у нее и возраст и печаль.
- Лен! Ну долго же! Где вы бродите-то? Я ужин праздничный приготовила, пирог испекла. Стеша наливочки принесла, а Игорь шампанское купил. Давайте же! Проходите.
Аленка вошла, погладила по головке кубарем прокатившуюся мимо Машку, потеребила ребят. Стол стоял посередине комнаты, был накрыт по всем правилам, сиял рюмками и фужерами, Танюшка резала пирог, Анна выкладывала на поднос малину. А прямо посреди комнаты на стуле, выпучив от смущения глаза сидел Игорь. Он в одной руке держал шампанское, в другой коробку конфет, казалось, что он сейчас заплачет.
- Ну вот… А что за праздник -то? Они тут наготовили, секретничают, а мы с отцом не знаем ничего. Признавайтесь.
Ксюшка подскочила к вконец обалдевшему Игорю, чмокнула его в нос, сообщила
- Помолвка, Лен. Мы решили пожениться…
Она отпрыгнула от будущего мужа, вертнулась на одной ножке и понеслась на кухню. А Игорь, пыхтя от напряжения, встал, подошел поближе, сунул Аленке коробку конфет.
- Вы не против, Елена Алексеевна?