Я понимаю, как все это выглядело, осознаю, что каждое мое слово будет похоже на оправдание, но знаю точно — покорно принимать его обвинения не стану. И признаваться в том, чего не делала, тоже.
— Ратмир, все было совсем не так.
— Что именно не так? — чуть склонив голову набок, делает шаг навстречу.
Хочется инстинктивно отдалиться, увеличить между нами дистанцию, но позади меня спинка кровати и прятаться некуда.
— Я не звала сюда Марата! Он сам! Я спала, а когда открыла глаза, увидела его. Он говорил мерзкие вещи.
— Какие?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Я не хочу это повторять.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Что именно он говорил? — давит взглядом.
— Он сказал, что… что хочет чтобы я и он… — произнести это вслух невероятно сложно. — Сказал, что хочет лишить меня девственности, потому что ему интересно каково это.
Юнусов меняется в лице. На испачканной кровью челюсти напрягаются желваки.
Он определенно пострадал, пострадал из-за меня. И если то, что произошло у меня дома с Ромой нельзя было назвать дракой, то стычка с Маратом могла иметь и, возможно, уже имеет неприятные последствия в виде серьезных травм.
— Я не звала его, клянусь. Он врет!
— Так же не звала, как не звала к себе в дом своего бывшего?
Он не верит мне и от этого становится очень больно.
— Я говорю чистую правду, — смотрю в его глаза прямо, не опуская взгляд. Чтобы он видел, что мне нечего скрывать.
А он молчит. И смотрит на меня, словно взвешивая, можно ли мне всё-таки верить. А потом замечает кровь на моих руках и платье.
В два шага преодолев разделяющее нас расстояние, садится на край кровати и берет мои руки в свои. Рассматривает, изучая порезы.
И это прикосновение резонирует внутри меня болью смешанным с волнением.
— Откуда кровь? Он ранил тебя?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Я сама поранилась. Осколком.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Каким еще осколком?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— От лампы, — киваю на засыпанный пол. — Когда он попытался тронуть меня, я подняла осколок и кинулась на него.
— Что ты сделала? — в его глазах читается удивление и шок. — Ты кинулась на него с осколком?
— Ну да. Он же руки начал распускать.
— Да ты чокнутая, — и уголок губ дергается в подобии улыбки. В которой скрыто уважение и даже как будто бы гордость.
Заметив его настрой я потихоньку расслабляюсь, начинает отпускать свои цепкие тиски напряжение.
— И так будет с каждым.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ты о чем?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ну, если кто-то попытается меня коснуться против воли, я буду биться до последнего.
А сама опускаю взгляд на наши до сих пор связанные прикосновением руки.
И кажется, он делает то же самое.
— Тебе нужно рану промыть, — словно очнувшись, поднимается с кровати.
— Тебе тоже.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Пошли.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Мы вместе заходим в ванную, и пока я смываю с ладоней кровь, Ратмир, скрестив на груди руки, смотрит на меня. И в очередной раз я замечаю, что это какой-то совершенно другой взгляд.
Казалось бы, после всего произошедшего он должен источать одно лишь презрение и ненависть, но этого нет.
— Значит, он ничего не успел сделать?
— Нет.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— И сильно ему досталось от тебя?
— Нормально.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Он снова усмехается, а потом подходит ко мне и смотрит на уже чистые ладони.
— Порез не глубокий, но нужно обработать антисептиком.
После умывается сам, и когда вытирает лицо полотенцем, вижу, что все не так уж и страшно. Ссадин нет, только переносица опухла.
— Он нос тебе сломал? Дай посмотрю.
И он покорно разрешает. Я подхожу так близко, что ощущаю аромат его одеколона с терпкой нотой крови, которой запачкана его футболка.
Со всей серьезностью будущего врача осторожно трогаю пальцами его переносицу, а сама буквально с ума схожу от волнения.
Ни один парень никогда не вызвал во мне настолько противоречивых чувств. И но один не смотрел на мои губы так, как смотрит он сейчас.
— И каким врачом ты станешь? — спрашивает он, не отводя глаз.
Понимаю, что он действительно может этого не знать. Мы никогда не говорили с ним ни о чем, что касается личной жизни.
— Хирургом.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Борясь с неловкостью, так и не поднимая глаз, прекращаю манипуляции.
— Нет, не сломал. Тебе повезло. Есть здесь аптечка?
— У меня в комнате есть перекись и йод.
— Зачем ты хранишь это в своей комнате? — решаюсь на него посмотреть. — Любишь драться?
— Иногда приходится. Особенно когда твоя будущая жена вечно влипает в неприятности, — и выходит из ванны.
Я обескуражена, но сказал он без какого-либо зла. Он словно… словно даже в приподнятом настроении. И я как-то само собой подхватываю его волну.
— Ты же говорил, что я никакая. Что ни один нормальный на меня не посмотрит, — знаю, что вальсирую на грани острия ножа и откровенно нарываюсь, но не припомнить обидные слова не могу.
— Марат не особо нормальный, — в знакомой манере парирует Юнусов и, открыв дверь своей комнаты, бросает на меня пристальный взгляд. — И не обязательно верить всему, что я говорю. Заходи, — кивает в глубь своей спальни, и я делаю первый шаг в святая его святых.
***
Комната Ратмира очень отображает внутренний мир ее хозяина — дорого обставлена, но в то же время не лишена интересных деталей. Которые нужно просто заметить.
Например, стеллаж с книгами, коллекция не слишком большая, но подобрана с прекрасным литературным вкусом. Кое-что я читала, а некоторое лишь в планах.
Еще я вижу на подставке у окна электрогитару красного цвета, причем видно, что стоит она там не просто для красоты. Места, где особенно часто касались его пальцы на грифе — чуть стерты, и струны лишены глянцевого "магазинного" блеска.
Мне хочется походить по его комнате, рассмотреть все более тщательно, но я все-таки "в гостях", в спальне мужчины, и нужно соблюдать правила приличия.
— И где твоя аптечка? — оборачиваюсь на хозяина комнаты.
— В ванной, сейчас принесу, — скрывается в примыкающей ванной, но дверь за собой не закрывает. Случайно или намеренно, я не знаю, и прекрасно вижу, как он, повернувшись спиной к выходу, снимает испачканную кровью футболку.
Спина у него широкая, рельефная, видно, что он часто пропадает в спортивном зале и доводит свое тело до физического совершенства. И судя по тому, что я стою и словно завороженная бесстыдно подсматриваю за ним, делает это не зря.
К своему стыду, мне нравится то, что я вижу. Ратмир действительно внешне очень привлекательный и это то, что уже встает между нами камнем преткновения. Не смотря на его зачастую несносное поведение, он может обезоружить одним только взглядом.
Я прекрасно понимаю, что нашла в нем Милана. Что находят в нем все его воздыхательницы. И просто обязана ни в коем случае не пополнить их ряды.
— Не могу найти перекись, — произносит он, и до меня доходит, что я настолько погрузилась в свои откровенно бессовестные мысли, что даже не заметила, что он там делает. — Посмотри в верхнем ящике комода.
— Мне самой посмотреть?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ну да.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Я бы ни за что не стала рыться без спроса в чужих вещах, но он сам предложил мне это.
Осторожно берусь за ручку и тяну ящик на себя. Там царит абсолютный порядок: в углу аккуратно лежит блокнот с кожаным переплетом, несколько карандашей, пара журналов на автомобильную тематику, какие-то чеки.
Взгляд цепляется за какую-то коробку фиолетового цвета. Зачем-то беру ее в руки, и когда понимаю, что это, мгновенно краснею.
Это же контрацептивы! ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ну что, нашла? — доносится за спиной.
Резко вздрагиваю. Несчастная коробка падает из рук, по полу рассыпается ее содержимое.
Немея от ужаса и одновременно позора, опускаюсь на корточки.
— Извини, я не должна была… Я сейчас все соберу. Сейчас…
Пальцы совершенно не слушаются, и от волнения и то и дело все роняю.
И как только меня угораздило, Господи! Какой позор!
— Они не кусаются, — усмехается Юнусов, и садится рядом со мной, ловко собирая квадратики из плотной фольги.
Он так и не оделся, и теперь я вижу вблизи его обнаженную грудь, чуть покрытую порослью темных волос. Я краснею еще сильнее, хотя казалось бы, куда уж больше. Да я вообще готова провалиться сквозь землю!
— Я это… случайно взяла… Сама не знаю зачем.
— А перекись-то нашла? — усмехается.
— Нет, — поднявшись, не глядя ему в глаза пихаю ему в ладонь то, что успела собрать. — Я пойду, наверное. Уже поздно…
— Да подожди ты. А рану обработать?
Да плевать мне уже на эту рану, унести бы отсюда ноги и не смотреть, как он тут щеголяет полуголый.
— Не мог бы ты… одеться? — и демонстративно отворачиваясь к окну, чтобы не смотреть на него в таком виде, и заодно чтобы он не заметил, как пылают мои щеки. — Пожалуйста. Если можно.
— Тебя это смущает?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Вообще-то, да.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Вообще-то, мы скоро поженимся, — взяв меня за запястье, заставляет повернуться и посмотреть наконец на себя. — Тебе придется на это смотреть, хочешь ты того или нет.
Откуда ни возьмись в его руках оказывается флакон с обеззараживающей жидкостью. Наклоняет бутылочку и льет немного на рану.
— У тебя ладонь дрожит. Больно?
Нет, мне не больно. И я сама не понимаю, что со мной. Его близость, да еще в таком виде, заставляет чувствовать себя странно. Мысли путаются, в голове словно вата. И сердце колотится так сильно, что кажется, что его стук слышно в каждом уголке дома. И уж точно слышно ему.
— Ты же знаешь, что наш брак не будет… настоящим, — произношу пересохшими губами.
— Ну кто знает, каким он будет. Мы взрослые люди, произойти может всякое.
Решаюсь взглянуть ему в глаза, и меня словно огнем обжигает.
Да что происходит такое этой ночью!
— Спасибо, достаточно, — выдергиваю руку. — Я пойду.
— А мне ты рану не обработаешь? Ты же как-никак будущий врач.
Звучит это дерзко. Определенно с вызовом.
Он будто хочет проверить меня на вшивость. И после того, как я едва не накинулась с осколком на Марата, я не могу взять и просто так спасовать.
— Конечно, — беру из его рук флакон с перекисью, ватный диск со стола и киваю на кровать. — Присядь. Так будет удобнее.
Он прав, я будущий врач. И не должна трястись от вида полуобнаженного мужского тела.
И тут же думаю о том, что дело ведь не просто в голой груди и спине — я видела Рому в одном трусах на речке и не было даже близко ничего подобного. Дело в том, чье это тело.
Опускаюсь на край кровати рядом с Юнусовым и, надев на лицо максимально беспристрастную маску, изо всех сил стараюсь отбросить лишние мысли. Промакиваю ватным диском небольшую ссадину на его опухшей переносице, а сама не могу отвести взгляд от его губ.
Интересно, каково это — целовать его?
Какова на ощупь кожа его плеч, такая ли она гладкая, какой кажется…
Я ощущаю головокружение, только в этот раз совсем не связанное с несчастной анемией.
Мне кажется, нет, я уверена — что он тоже смотрит на мои губы и один бог знает, что у этого парня на уме…
— Ты так волнуешься, — произносит он, смущая меня этим еще больше. — У тебя руки дрожат.
— Да, волнуюсь. Ты же получил из-за меня.
— Только в этом дело?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Конечно. Разве может быть в чем-то еще?
— Я совсем не нравлюсь тебе?
Снова смотрю ему в глаза. Он все прекрасно видит. Ему даже не нужен этот ответ.
Неужели я настолько сильно выдаю себя?
Зачем он это спрашивает? Зачем вообще делает… все это. Смущает меня.
У него есть Милана. Есть Олеся. Может быть есть кто-то еще. И наш брак фактически будет фиктивным. Так что не нужно быть дурой и думать о том, чего никогда не будет.
— Я закончила, — завинчиваю крышку. — А теперь мне точно пора.
— Подожди. Ты не ответила на мой вопрос, — берет меня за руку, и именно в этот момент открывается дверь, и на нас округлившимися от злости глазами смотрит Милана.
— Это что еще такое? — тон ее голоса противно визглив. — Ратмир?! Какого черта она делает в твоей спальне? Почему ты раздет?
— Я уже ухожу, — выдергиваю руку. — Разбирайтесь дальше сами, без меня.
— Стой, — тормозит меня Ратмир и, поднявшись, достает из кармана чуть смятую картонную упаковку. — Твои таблетки.
Все-таки он ездил за ними…
— Спасибо, — не глядя ему в глаза забираю свой препарат и выскальзываю из комнаты, оставив их наедине.
— Вечером возвращаются родители, что бы ни слова им, поняла? — шипит за завтраком Лейла, держась за наверняка больную голову. Этим утром никто не стал придерживаться привычного режима, поэтому сейчас уже одиннадцатый час. — Ни единого.
— Если мне не изменяет память, это ты грозилась им о чем-то рассказать.
— Марат мне все объяснил. Но… я не слишком ему верю. Так что он делал в твоей спальне?
— Перепутал с твоей, наверное.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Ты звала его? — смотрит на меня, нахмурив брови. — Если узнаю, что все-таки звала…
— Я бы никогда не обратила свое внимание на такого парня, как он, — выходит чуть брезгливо, но я ничего не могу поделать со своим к нему отвращением. — Так что можешь не беспокоиться.
— А что с ним не так? — кажется, Лейлу это задело. — Не слишком хорош для тебя?
— Пусть будет так, — отламывают кусок вчерашней выпечки.
Рассказывать в подробностях о том, что он делал в моей комнате, что говорил, я не хочу. Даже вспоминать противно. Эта его мерзкая ладонь на моем колене…
А вот другие воспоминания. То, что было после драки… Это наоборот, я прокручивала в голове всю ночь.
Удивительно, но то, что произошло вчера хоть и было отвратительным по своей сути, но оно словно сблизило нас с Ратмиром. То, как он осматривал рану на моей руке…
Мои чувства к нему слишком противоречивы, слишком непонятны. Я то люто его ненавижу, то хочу, чтобы он оказался рядом и смотрел на меня так, как смотрел вчера ночью…
— А мой брат? — отвлекает от размышлений Лейла. — Судя по твоей кислой мине, ты тоже считаешь его не достойным твоей королевской персоны?
Я молчу.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Милана осталась ночевать здесь, — роняет она словно между прочим, и в меня будто камнем запустили.
Я предполагала, да, что такое может быть. Я видела однажды, как она пробиралась к нему в комнату ночью, я знаю, что у них… все было, но слышать о том, что она была здесь именно сегодня. После того, как он смотрел на меня?
После того, как привез мне среди ночи таблетки и подрался тоже из-за меня?
— Мне все равно, — сухо. Но глаза понять на нее так и не смогла.
— Он не бросит ее после вашей свадьбы, — подливает масла в огонь. — Даже не рассчитывай. Все останется как прежде. Они продолжат встречаться.
— И почему же он не женится на ней, раз такая невозможная любовь? — срываюсь. — Почему?
— Папе она не нравится, — дергает плечом Лейла, кинув шипучую таблетку аспирина в высокой стакан с водой. — Он с чего-то вдруг решил, что у нее репутация так себе.
— С чего-то… Ну да, — под нос. Не могу сдержать усмешку.
— Папа дорожит частью нашей семьи, нашей фамилии, поэтому не потерпит косых взглядов в нашу сторону. И не важно, сын это, дочь. Или невестка, — выделяет специально. — Отречется от любого.
Продолжение следует...