Ане всегда казалось, что без Виталика она не выживет. Ну, или будет жить очень плохо – ведь она, по его словам, к жизни ну совсем никак не приспособлена. Иногда мелькала смутная, расплывчатая мысль: а как же тогда, если не приспособлена, она вообще до встречи с суженым дожила? Но Аня никогда в эту мысль глубоко не погружалась, а то и вовсе отбрасывала, как ненужный хлам. Сейчас она и правда не сможет без него – факт.
Работу Аня потеряла уже давно, больше года назад. Точнее, уволилась по настоянию мужа, который утверждал, что в нормальной семье жена работать не должна.
- Думаешь, я без твоих копеек не смогу нас обеспечить? – хмурился Виталик. – А люди что скажут? Что я тебя гоню на работу? Что я скряга?
Последнее слово он обычно почти выкрикивал – с возмущением, негодованием, будто кто-то и впрямь мог обвинить его в жадности. Сперва Аня с его доводами не соглашалась, заявляя, что хочет построить карьеру, но позже все-таки сдалась. А может, Виталик прав? Все-таки зарплата у него хорошая – на двоих с лихвой хватает, зачем ей целыми днями просиживать в офисе?
- У тебя после работы ни сил, ни желания нет на поддержание быта, - говорил Виталик. – А кто должен очаг хранить? Женщина! Вот и храни.
Ему категорически не нравилось, что Аня порой позволяла себе купить готовый ужин или вовсе пойти в ресторан – мол, так нормальные люди не делают. Что ты за хозяйка, если у тебя свежей еды в доме нет, приходится прибегать к услугам посторонних людей?
- Да еще и неизвестно, из чего они там готовили. Вдруг подпорченное мясо на фарш перекрутили и налепили этих котлет?
В итоге Аня и не заметила, как прочно осела дома, с головой погрузилась в ведение хозяйства и хранение того самого пресловутого очага. Своих денег у нее отныне не было, на все бытовые расходы, мелкие и крупные, она теперь просила у мужа, обязательно подробно объясняя, что именно хочет купить и почему. Аня смущалась и злилась. Она никогда прежде не была в роли просительницы; и ладно, если бы она просто просила, а Виталик просто переводил на карту нужную сумму. Нет, он каким-то образом делал так, что Аня чувствовала себя униженной, как будто провинившейся.
- Мне нужны новые сапоги, - сказала она как-то раз мужу. – Скоро зима, а мои старые уже совсем негодные.
- Как понять – негодные? – удивился Виталик и, подойдя к шкафу, распахнул дверцу – там, на самой нижней полке, хранились коробки с обувью.
Вытащил ее сапожки, которые она купила больше двух лет назад – дорогие, качественные, от известного модного бренда – и придирчиво, со всех сторон оглядел их.
- И что тут? Молния сломалась? Так иди в мастерскую да почини! Это ж явно дешевле будет, чем новые покупать.
Аня вспыхнула, к щекам бросилась горячая кровь.
- Почему я должна латать и в старье ходить? – возмущенно воскликнула она. – У нас что, такое бедственное положение, что не потянем средние сапоги? Я же не дорогие какие прошу, а самые обычные!
Виталик сурово взглянул на нее. Губы его сжались в ниточку, глаза гневно сверкали.
- Во-первых, не ори на меня. Я в семье главный, и не тебе на меня голос повышать. Поняла? Во-вторых, мы и так много тратим на твои нужды, даже слишком. Я бы на твоем месте постеснялся столько просить!
Аня сникла. А ведь действительно, она каждый вечер говорит с мужем о деньгах! То одно нужно, то другое, он и покупать уже не успевает. А она тут еще и обновки хочет, как будто у нее ничего нет.
На следующий день Аня перебрала свой гардероб. Вполне еще приличные вещи. Да и сапоги отличные, только молнию новую вставить – верно Виталик говорит, еще года два точно прослужат. Зачем семейным бюджетом так раскидываться? Экономить нужно, а не транжирить.
Она уложила сапоги обратно в коробку и, подхватив ее подмышку, пошла в мастерскую по ремонту обуви. Денег у нее было в обрез: муж давал ей сразу на всю неделю, но она, как правило, спускала все в первые два-три дня, а потом приходилось выкручиваться.
***
Так случилось и в этот раз. Цену за ремонт огласили немаленькую – больше половины той, что у нее оставалась, а ведь еще нужно было купить продукты. Выйдя из мастерской, Аня задумалась. Наверное, нужно съездить в дискаунтер – на обычный магазин бюджета у нее не хватало. Правда вот, Виталик на продукты из дешевых магазинов фукал, а значит, придется скрывать, где она их приобрела. К глазам внезапно подступили слезы. Он ведь будет требовать чек для проверки – и что она скажет?
- Чек я потеряла, - с опаской проговорила Аня, когда Виталик вечером попросил отчитаться за траты. – Кинула в пакет, а он куда-то делся.
- Вечно ты все теряешь! Ну что ты за недотепа такая! Не могла в кошелек положить?
- Я не знаю, как так получилось, - прошептала она, внутренне сжимаясь в комочек.
Виталик нахмурился, но диалог продолжать не стал. Молча съел свой ужин и ушел в гостиную, к телевизору, строго предупредив ее, чтоб не беспокоила.
- Я на работе устал. В отличие от тебя. Это ты весь день дома просидела.
Аня, расстроенная, сидела на кухне, глядя в окно на горящие внизу уличные фонари. небо хмурилось дождем, где-то вдали сверкала молния, рокотали глухие раскаты грома.
Мелькнула шальная мысль: а может, вернуться на работу? Тогда у нее будут свои деньги, и не придется отчитываться на каждую потраченную копейку. Но вот только… сможет ли она? И правильным ли будет такой поступок? Ведь она уже не одна, у нее муж, мнение которого требуется уважать.
Но мысль не оставляла ее. Несколько раз Аня порывалась поговорить с Виталиком на эту тему. Ну да, зарплата там не ахти какая, но все же – разве помешает лишняя денежка? Она и просить тогда перестанет, и жить им станет финансово проще и свободнее.
Но Виталик такие разговоры пресекал на корню.
- Зачем тебе это? – вопрошал он. – Миллион раз уже говорили! Опять будет переливать из пустого в порожнее? Обсудили раз – и хватит.
- Я поняла, - понуро пробормотала Аня.
Ее самооценка с каждым днем опускалась все ниже и ниже. Умом она понимала, что, сидя дома, теряет квалификацию, становится клушей с ограниченными интересами; да что там говорить, она даже следить за собой толком перестала! На салоны красоты Виталик денег не выделял, на маникюр и педикюр – тем более, а одежду она теперь покупала в самых бюджетных магазинах, как и косметику.
Каждое утро Аня видела в зеркале не себя, а какую-то незнакомую женщину с потухшим взглядом и грустным, каким-то словно бы обвисшим лицом. И куда только девалась та смешливая, веселая девчонка с безупречным макияжем и укладкой? Неужели она и правда когда-то такой была?..
Но пойти против воли мужа она боялась. Опять будут ссоры, недопонимания, конфликты – а зачем они в семье? Да и какая она тогда женщина, если не может сохранить хорошую, уютную атмосферу? Идет поперек супруга?
***
Как-то незаметно Аня забросила и хобби – акварельную живопись. Пенал с «Невской палитрой» одиноко пылился в углу, кисточки и вовсе куда-то задевались, а дорогую, хлопковую бумагу Аня продала, когда ей в очередной раз не хватило денег на ведение хозяйства.
О былом увлечении теперь напоминали только письма-рассылки в электронной почте с приглашением на какой-нибудь бесплатный пробный урок или напоминанием, что у нее еще остался доступ к большому курсу по иллюстрации.
Виталик живопись не одобрял – впрочем, как и все, что было в Аниной жизни.
- Краски эти очень уж дорогие, - ворчал он. – С каких пор акварель три тысячи стоит?
- Есть и дороже, это даже экономный вариант. Есть «Ван Гог», те вообще тысяч семь…
- Семь? – округлил Виталик глаза. – Ну и цены, конечно! И вот скажи, оно того стоит? Ты когда-нибудь сможешь продать картину за семь тысяч?
Аня пожала плечами.
- Но ведь и все краски на одну картину не израсходуешь.
Виталик раздраженно поморщился. Не ответил. Видимо, не счел нужным продолжать этот «пустой разговор» - почти все, о чем говорила Аня, он считал бессмысленным и неинтересным.
И потихоньку Аня с ним соглашалась. У нее просто не было ни сил, ни желания держать оборону, что-то доказывать, спорить, тем более, что убеждать Виталик умел великолепно. И она сама не заметила, как стала той самой теткой, которой так любят пугать модные журналы – усталой, с отсутствующим взглядом, без интересов, хобби, с ссутуленными плечами и вечной авоськой в руке, чем Виталик без конца ее попрекал.
- Ты видела, на кого похожа стала? – с оттенком брезгливости говорил он. – Вот кому ты такая, кроме меня, нужна?
«Никому», - думала Аня. А после горько плакала, но обязательно так, чтобы муж не увидел, не заметил, не понял. С утра оперативно приводила в порядок опухшее от слез лицо, надевала улыбку и вновь окуналась в бытовые хлопоты. Но Виталик все равно каждый раз замечал. И злился.
- Опять рыдала? Как будто есть, над чем! Живешь на всем готовом, еще и недовольна! Как думаешь, много существует мужчин, готовых тебя обеспечивать?
Аня отвернулась, промолчала. Слишком уж подавленной, обессиленной она себя чувствовала, и понимала, что не в состоянии даже просто поддержать разговор. И зачем только так себя доводить? Все ведь у них хорошо… Вот и муж говорит, что она нервная какая-то, истеричная, реагирует неадекватно на простейшие вещи – и Аня верила. Верила в свою неадекватность и истеричность, с каждым днем все глубже и глубже погружаясь на дно.
Теперь прошлая жизнь казалась каким-то нереалистичным сном, выдумкой.
- У меня зуб ночью заболел, - кое-как выдавила Аня. – Жутко болел. Нужно к врачу.
- Выпей обезболивающее, - посоветовал Виталик.
- Пила. Много раз. Не помогает. Нужен врач.
- Стоматолог – это дорого, у нас сейчас не хватит. Потерпи до следующего месяца.
Аня уныло глядела на свои сцепленные на коленях руки. До следующего месяца?.. Она не была уверена, что выдержит. Да и лечение всегда нужно начинать как можно раньше, иначе есть риск просто потерять зуб.
Словно прочитав ее мысли, Виталик вдруг сказал:
- Можешь пойти в бесплатную стоматологию, за удаление денег не берут.
- Хорошо, - прошептала Аня.
Был ли смысл объяснять мужу, что лучше вылечить, чем удалить? Но… лучше уж вырвать, чем терпеть целый месяц. И то не факт, что в следующей месяце из бюджета получится выкроить на пломбу.
Виталик ушел на работу, но через пару часов вернулся – чернее тучи. Повалился на кровать, зарылся с головой в одеяло и потребовал жаропонижающее. Температура у него поднялась очень высокая – под сорок. Аня бегала вокруг него, как вокруг больного ребенка, подносила водичку, жаропонижающие, помогала дойти до туалета. Виталика одолела страшная одышка – даже пару шагов пройти ему было сложно, но вызывать скорую он запрещал.
Лишь через три часа он, видимо, измучавшись окончательно, велел Ане вызывать бригаду.
- Воспаление легких, - поставил диагноз молоденький врач в круглых очках. – Требуется госпитализация.
Аня с опаской смотрела на мужа: а вдруг откажется? Но тот кивнул и перевел на нее взгляд.
- Собери мне вещи.
Из больницы он перезвонил через час и сообщил, что у него тяжелая форма болезни. Аня заволновалась, запричитала, закусив губу.
- Да не стони ты, - резко оборвал ее Виталик. – Все хорошо будет. Я тебе не хлюпик какой-то. Недельку полежу и приеду.
***
Но лечиться пришлось не неделю, а три. И за это время Аня вдруг будто очнулась, вернулась к самой себе прежней, осознала, в какой яме оказалась. И как только у Виталика получилось убедить ее, что она – никчемная, некрасивая, бесталанная, никому не нужная? Зачем она вообще увольнялась с работы, добровольно согласившись стать финансово зависимой?
Она долго собиралась с духом, прежде чем позвонить начальнице. Репетировала разговор, снова и снова проговаривая фразы, приводила самой себе аргументы, почему ее стоит взять обратно на работу. Придумывала доводы для убеждения.
Но убеждать никого не пришлось. Начальница очень обрадовалась ее звонку.
- Анечка! А я уж думала, ты окончательно пропала.
- Я хочу обратно на работу, - робко сказала Аня. – Возьмете?
- Возьму. Приезжай в отдел кадров, оформляйся. Спрашиваешь еще.
Аня долго не могла поверить в ее слова. Вот так все просто? Пришла и оформилась? После такого долгого отсутствия?.. В голове будто что-то щелкнуло, вспыхнуло: она поняла, как же ей несказанно повезло, что она все-таки сумела осознать, в каких деструктивных отношениях находится, и нашла в себе силы хотя бы попытаться от них избавиться.
Позвонил Виталик, потребовал приехать в больницу, привезти что-нибудь из фруктов, воду, салфетки. Аня засуетилась, чуть было не бросилась собирать сумку, но вовремя себя остановила. Помолчала в трубку, медля с ответом, потом четко произнесла:
- Не приеду. Не могу. Еду на работу устраиваться.
- Что? – обомлел Виталик. – Ты там сбрендила, какая работа? Мы же говорили с тобой уже об этом!
- Я еду устраиваться на работу, - чеканя каждое слово, повторила Аня. – Как раньше больше не будет.
Она положила трубку, не дав ему ответить, и спокойно пошла собирать свои вещи.
---
Автор: Александра З.
---
Два сапога - пара
— Не будет порядка в шкафу — не будет и в жизни, — говорила ей бабушка.
Галка уныло мыла посуду и вспоминала свою молодость. Тогда ещё была жива её славная баба Нюра, которая вечно поучала свою внучку. Любила, баловала, но и придиралась страшно. Хлебом не корми — дай слово за жизнь молвить. Критиковала всех и за всё: мужа — за внешний вид, сына — за то, что вещи разбрасывает, сноху, мать Галки, — за всё подряд. Перестала только после того, как сноха сильно заболела и слегла. Болела долго, месяцами лежала в больнице, и потом умерла после неудачной операции. Галке тогда было двенадцать. Баба Нюра сказала внучке, что та теперь — за старшую, и щедро поделилась с ней всеми обязанностями по хозяйству (а по факту, переложила их большую часть на внучкины плечи).
Справедливости ради стоит сказать, что всему, чему Галка научилась в этой жизни, она была обязана своей бабушке. Ещё подростком она мастерски научилась стряпать, рукодельничать, вести хозяйство и даже чинить сантехнику. Единственное, чему баба Нюра не смогла её научить — это женственности (потому как сама была грубовата, все годы проработала на стройке бригадиром; не до женственности было). И Галка росла никак не принцессой. И даже не Золушкой. А скорее, пацанкой. И все мальчишки со двора считали её "своим парнем", называли Галчонком, и даже не заметили, как из гаденького галчонка она со временем превратилась во вполне себе симпатичную голубку.
Хотя замужем она всё же побывала. Просто Володьке из институтского общежития уж очень нравились Галкины борщи. И, окончив институт, он сделал ей предложение. В браке Галина поняла, что борщ Володя любит гораздо больше, чем её саму, но не придавала этому значения. Ведь к женской красоте время беспощадно, а вот кулинарные навыки с годами только совершенствуются. Всё бы ничего, да только верно в народе говорят: "Седина в бороду, бес в ребро" — в какой-то момент муж просто взял и ушёл к молоденькой вертихвостке. На все призывы одуматься, он лишь кричал как обезумевший:
— Надоели твои борщи, экзотики хочется! Ты посмотри на себя, клуша, вечно у плиты: то обеды у тебя, то консервация, то ещё что! Да от тебя луком несёт за полверсты, хоть не подходи совсем! И на порядке ты своём зациклилась, сил больше нет моих: носочки к носочкам, тарелочка к тарелочке, даже обувь по стойке смирно должна стоять, тьфу, прощай!
Так и ушёл. Можно сказать, сбежал. Его слова ещё долго эхом звучали у неё в ушах, больно резали сердце без ножа, но она всё продолжала машинально собирать разбросанные по комнате вещи и складывать их аккуратными стопочками в шкаф...
— Эх, бабуля, вот в этом ты ошибалась, — вздохнула Галка, обращаясь сама к себе, — порядок в шкафу — есть, отчего же в жизни тогда полный бардак?
Мысли вслух и разговоры, с давно покинувшей этот свет, бабушкой были для неё обычным явлением. Что поделать — издержки одиночества. Хотя есть ещё и Мичман. Галина делила со своим спаниелем квадратные метры и всё своё свободное время, которого на пенсии оказалось полно. Собаку она завела сразу после ухода мужа, дабы "не впасть в депрессию", как она объясняла подругам. Но где-то в глубине души знала, что ей нужен хоть кто-то, кто бы наводил беспорядок, а она убирала. Да, она зациклена на чистоте и порядке, но наверно её всё-таки больше увлекал сам процесс: прибирать, выдраивать и ворчать потихоньку "да когда же всё это прекратиться".
Домыв посуду и разложив всё по полочкам, Галина придирчиво оглядывала кухню, выискивая чего бы ещё такого перемыть и почистить. Мичман, словно почуяв, что хозяйка совсем не устала и нуждается в труде, решил ей помочь: запрыгнул на свой любимый стул, раскидав при этом стопки газет и журналов. Для пущей верности смахнул лапой стакан с молоком.
— Ну вот опять, какой же ты неуклюжий! — пожурила она спаниеля, принимаясь за уборку, — как моя Женька прям... Сейчас снова придёт в гости и с порога начнёт всё крушить, неповоротливая... А неряха какая! Никогда чашку за собой не помоет, рубашку не погладит. Дружим же, уже лет десять поди как, а всё не приучу...