Солнечным и теплым сентябрьским деньком на подъезде к одному мелкому райцентру, километра за четыре, я подобрал мужика примерно своего возраста, между сорока и пятьюдесятью. Он поспешно, полубегом шел по обочине, а когда остановился и повернулся, чтобы проголосовать, я увидел, что выражение его лица озабоченно-жалобное, поэтому и решил подвезти (обычно попутчиков не беру).
Мужик направлялся в районную больницу, где лежал в неврологии и откуда самовольно, не отпросившись, отлучился домой помыться в бане.
— Медсестры тревогу подняли, звонят, и не мне, а матери моей, мол, где ваш сын, пускай срочно возвращается, — объяснял он брутально-прокуренным басом, но виновато-испуганной интонацией, словно попавшийся на шкоде и предчувствующий неизбежную взбучку школьник. — Ну, так я скорее, бегом. Хорошо, что хотя бы помыться успел. А тут как назло не едет никто, дорога пустая, повезло, что ты появился, — мужик был из простых и меня счел своим (видно, под впечатлением от моей заезженной и обшарпанной машины) — разговор сразу повел на «ты». — Сейчас как заявлюсь, будет скандал, влетит мне.
От мужика исходил аромат дровяного дыма и банного веника. Была суббота, в деревнях это действительно обычно банный день.
— А что, в больнице нет какого душа? — спросил я, поскольку сам живу в другом городе и какая здесь у них районка, не знаю.
— Есть, но к черту его, там же все больные, заразу еще подцеплю. Моют, правда, санитарки, но тогда химией этой дезинфицирующей воняет, так что лучше домой отвернуться, надежнее так.
В стационар он попал из-за долго не успокаивавшегося плеча, которое повредил, чрезмерно сильно и резко рванув ремень запуска мотоблока.
— А лечение совсем никакое, не помогает ни черта, — жаловался беглый пациент, тем самым пытаясь и оправдаться за самоволку. — Капельницы какие-то назначили, у меня от них ноги подкашиваются и руки дрожат, так я от них отказался. И если бы еще хотя бы люди нормальные в палате лежали, а то деды девяностолетние — я с ними с ума сойду: один сам с собой разговаривает черт знает о чем, другой с головой проломанной — кричит день и ночь, третий в подгузнике — вонища, окна открытые не спасают.
Мы уже ехали по райцентру, и я спросил, где у них больница.
— Ты не отсюда? — уточнил он, и я подумал, что мой попутчик, похоже, не автомобилист, иначе обратил бы внимание на номер машины и отметил бы, что я из другой области (впрочем, он волновался, так что ему могло быть не до чужих номеров). — Возле вон того поворота останови, я задворками добегу.
Видно, трудяга и хозяйственный человек, если мотоблоком пользуется. И мягкий, добродушный: переживает, что медсестры недовольны. А вот семейная жизнь не ладится, ведь в рассказе фигурировала мать, а не жена. И жаль, что сквернослов: процентов тридцать его речи составляли маты.
© Сергей Абрамович, 2024