Из бумаг курского губернатора Алексея Степановича Кожухова (1824)
По доходившим несколько раз до меня сведениям о жестокостях г. Денисьевой, о побегах людей её во множестве и об изнурительном и бедственном положении её крестьян, я говорил неоднократно бывшему губернскому предводителю Заикину (Фёдор Михайлович) "внушить" Денисьевым, который увещевал их, но ciе ни к чему не послужило более, как к дальнейшим ожесточениям. Почему поручил я курскому губернскому уголовных дел стряпчему Тимченке съездить на место, удостовериться в истине и мне в подробности донести.
Тимченко представил крепостных её людей, найденных им в тяжких оковах (кучера Емельяна Теплова в кирпичном сарае, а лакея Афанасия Киселева запертого во флигеле большим висячим замком), которые подтвердили мне лично, что они вынуждены были бежать от таковых истязаний господ их, которые их бьют и мучают немилосердно.
Лакей Афанасий: будто в наказание, его привязывали за пальцы, а брата, его, привязав за пальцы, на весу били нещадно; а кучера Емельяна, связав бичевой пальцы, вешали через кольцо, пробитое в проходе, и секли две недели каждый день, и что господин или госпожа сами всегда присутствуют, а иногда и сами бьют, что девок горничных также вешают и секут, и что они большей частью острижены.
Сверх того, в то же самое время курский полицмейстер представил мне, что содержавшиеся в тюремном замке за побег дворовая женка помещицы Денисьевой Надежда Дубинина и крепостной муж ее человек Егор Кузнецов принесли жалобу, что причиною учиняемых ими и прочими Денисьевой людьми побегов есть "несносное и жестокое госпожи их с ними обхождение, нещадные побои и мучения".
Показывала Дубинина на себе знаки боевых ран на руке от битья её самою г. Денисьевой железной кочергой и когда раны сии у нее болели, то она нарочито для мучения заставляла её мыть полы и, коль скоро она жаловалась, что не может сего исполнить по болезни рук, то она её вновь била (причем приложила и медицинское свидетельство); что прочих людей бьет нещадно, связывает веревками пальцы, вешает к потолку или стене и потом сечёт жестоко, что и по сейчас один человек без пищи содержится в погребе в железах и что она сама, г. Денисьева, связав мальчику руки и ноги, секла своими руками; что людей и женщин держит в железных рогатках и проч.
По долгу звания моего и по человечеству, желая более удостовериться в истине сих показаний, от 20-го августа 1824-го года предписывал я г. Тимченке произвести строгое исследование при члене Земского Суда; но как Денисьев сам меня просил, дабы при следствии находился предводитель дворянства, то по выбору его я предлагал находиться курскому уездному предводителю дворянства Шагарову; вместе с тем был и депутат со стороны военной, по поводу состояния тогда на службе Денисьева (Н. А.) обер-кригс-комиссаром 3-го резервного кавалерийского корпуса.
После того губернский стряпчий Тимченко от 25 августа донёс мне, что, при произведении им исследовании Курского уезда в селе Денисьевых Толмачеве, кучер Емельян Теплов объявил ему, что Денисьев, проезжая Курского уезда в деревню его Петровку и оттоль на другой день обратно через хутор Ворожбенский, находившегося там для господских работ из села Дурновки Тимского уезда крестьянина Ивана Козьмина бесчеловечно наказывал два раза сам, а в третий раз управляющий имением крестьянин его Егор Буркунов, за то, что телята и лошади выскочили на загон овса, и что Козьмин, не стерпев таковых жестоких побоев, ушел из хутора домой в село Дурновку, там, испросив священника, умер и погребен 22-го числа того же августа. К раскрытию сего обстоятельства во всей подробности командирован был мною курский уездный стряпчий Байцуров.
Из произведенных сими чиновниками следствий обнаружилось, как видно из допросов дворовых людей и крестьян Денисьевых, а именно:
1. Кучер Теплов. В бытность его кучером Денисьев без всякой вины наказывал его три раза палками и один раз верёвкой и потом в течение одного года, в первый раз за то, что, при подвозе крестьянами от дождя коляски под сарай, медная на откидных дверцах ручка, толкнувшись нечаянно об соху, отломилась.
Камердинером Глебом был бит по нагому телу до тех пор, пока без чувств упал на землю. В другой раз при провожании рядного вина за то, что не взял из господского дома дегтя, тогда как там оного не было, по приказанию Денисьева управитель его Буркунов там же на дороге бил его кнутом и палкой до тех пор, пока также упал на землю.
В третий раз вскоре после того одним днем два раза бежавший камердинер наказал толстою плетью при священнике, бывшем в горнице, за то, что в одной обвенчанной крестьянской паре жених был моложе невесты, тогда как сам Денисьев просил священника о перевенчании оной.
Потом, когда при провожании в дом жениха невесты, шедшие за нею родственницы, женщины и девки, плакали, коих всех он Денисьев приказал ему Теплову забрать на господский двор, но он, выбежав, захватил только двух, а прочие разбежались, то за то, для чего не всех женщин и девок привел. В четвертый раз за то только, что он весною, копая землю, без всякого умысла сказал, что земля мерзлая, в две палки до тех пор приказывал бить, пока без чувств упал на землю.
В пятый раз в деревне Камышевке Денисьеву показалось, что тамошние крестьяне мало вывезли навоза в поле. Денисьев бил его за то, что ему показались удары при наказании десятского якобы слабыми, почему Денисьев вырвал у него из рук палку и сказал, что не так, а вот как бьют, сам наказывал его той палкой.
Других же мелких побоев, которые каждый почти день по щекам и за волосы от самого Денисьева наносимы были, не мог подробно рассказать потому, что оные были не так чувствительны. Напоследок, видя, что все дворовые и крестьяне несут такую же участь от Денисьева и жены его, так что во время их жительства в Лебяжьем редкий день проходил, чтобы не был кто наказан, и не стерпев жестоких побоев, прежде его бежали четыре ямщика, четыре кучера, камердинер, два лакея и женщина, а в бытность его того года в Коренной ярмарке и он бежал вместе с камердинером Семеном и лакеями Мартыном, Прокофием и Афанасием.
При побеге его из Коренной товарищи его не знает куда отделились, а он с Афанасием прямо пришли Малоархангельскаго уезда в деревню Костино и ожидали там товарищей, но не доведав их и, не зная куда идти, возвратились назад, чтобы явиться к господину и просить помилования.
На девятый после побега день по приходе в Курск товарищ его взят в полицию, а он сам взят в Лебяжье на господский двор, где кучер Михайло доложил о приходе его Денисьеву, который тогда же велел сковать его в железо и отдан был на руки брату Родиону под караул. На другой день дворником Семёном и дворовым Архипом, который по жестокому исполнению приказания господ именуется заплечным мастером, приведен к Денисьеву.
Начально в верхней, потом в нижней комнате самим Денисьевым был спрашиван о камердинере Семене и по незнанию его местопребывания Денисьев, не приняв в резон и клятвы, велел наказывать его палками; кучер Михайло держал, а Архип бил палками стоячего, а после положа на пол по пятам. В продолжение сего наказания Денисьев, не знает зачем, ходил в верхние комнаты; возвратясь оттоль, несмотря на продолжительный по пятам бой и что он прежде кричал, а в приход его от мучительного наказания и немощи в силах не мог кричать, сказал Архипу, что бьет не по телу, а по дереву, велел бить больней; после сего бой кончился пятью ударами, и теми Архипом и Михайлою отведен на кирпичный завод, где был закован сперва в железо, а потом в тяжкие кандалы и на шею надета железная рогатка.
В таком положении под присмотром кирпичного мастера пробыл он три дня; на четвертый утром по приказанию Денисьева приведён был к нему, который повторил тот же о камердинере вопрос и, получив от него ответ, что не знает, приказал кучеру Михайле отвести его в кузницу и надеть на руки кандалы.
Потом, когда было исполнено, с приказания Денисьева, заперли его в погребе, в котором и пробыл он без пищи до ночи, а ночью лакей Семен отдал его на кирпичный завод, где пробыл день и другую ночь. Утром, за отъездом Денисьева в Медвенку, по приказанию жены его лакеем Филиппом был приведен к ней, которая, также расспрашивала о камердинере Семене, по незнании его, ожесточилась, била его своими руками по щекам и, усмотрев, что гвоздь при заклепании рогатки надломился, разорвала рогатку.
Колола шипами ему шею, призвала туда кузнеца, который, что рогатка показалась ей тонкою, был бит поваром Исаем до тех пор, пока сломалась палка, и тогда же по приказанию Денисьевой заклепана на его шее другая, новая, с шестью шипами рогатка, и отведён был в нижнюю мастерскую под флигелем комнату, где привязан был к станку и в сем положении также без пищи простоял с утра до вечера, а вечером лакей Семен отвязал его и при приводе в кирпичный сарай сжалился, что ничего не ел, завел к матери, которая накормила его.
На другой день утром Денисьев по приезде сам был на кирпичном заводе, где мастер завода Журавлев докладывал Денисьеву, что за наручнями не можно ему Емельяну работать кирпич, но он, сказав: в Сибири все так работают, пошел с завода.
После его вскоре пришел мальчик Федька и сказал ему, что, по словам господина, уехавшего в Курск, чтобы госпожа нашла ему работу, и он Федька, по ее приказанию, отвел его с кирпичного сарая в сажелку, что в саду, где он в воде чистил оную целый день, а ночью, не видя за собою караульного, пошел к матери и ночевал; а на другой день утром лакей Семен сказал ему, что приказала госпожа копать грядки для малины, а чтоб лучше копал приказала дать ему 25 ударов в спину палкой, после чего он во весь тот день копал и носил на грядки землю.
Ночевал у матери. На другой день устилал в саду дерном дорожку. Утром Денисьева, вышедши на балкон, приказала лакею Филиппу в глазах ее дать ему в спину еще 25 ударов палкой. Пред обедом и в ее же глазах при вновь определённом управителе штабс-ротмистре Макшееве, стоявшем на балконе подле госпожи, лакей Филипп повторил ему те же 25 ударов.
При наступлении ночи, с приказами Денисьевой, управитель приказал каменщику Дибесову, чтобы он, накормив его, отдал ночевать на кирпичный завод, а поутру вывел бы опять на ту же работу, что и исполнено. Денисьева тем же утром, вышедши на балкон, вместо завтрака приказала каменщику Зараю вновь дать ему 25 ударов палкой, что в глазах ее исполнено, причем Денисьева кричала на Зарая: бей крепче!
А на ночь посажен был в погреб, где приставлен был караульный, дабы он от жестокого мученья не лишил себя жизни. А утром, чуть свет, ключница Степанида, отомкнув дверь, караульщика выпустила, а через час вновь отперлась дверь и вошел деревни Дурновки крестьянин Григорий и принеся с собою две толстые палки, сказал, что Денисьевна приказала привязать его за персты вверх к кольцу, что в сводах, и бить до тех пор, пока обе палки сломаются и сломанные палки показал бы ей Григорий.
Надев на персты рук его мотики и притянув их к кольцу так высоко, что он едва мог стоять на земле одними перстами ног, и, укрепивши его, таким образом, Григорий, и сам, страшась подобного наказания, бил его до тех пор палками, пока обе поломались, и те изломанные палки носил на показ к Денисьевой. Возвратясь оттоль, отвязал обе его руки от кольца, отвел в сад на работу, куда во время обедов хотя приходил и сам Денисьев, приехавший с Медвенки, но ничего не сказал ему, кроме, что Степан Ивчаров объявил, дабы он по приказанию его взял лопатку и копал бы в зверинце канаву, которую он и копал до вечера вместе с крестьянином Афанасием Буденковым.
Работой сей занимался еще два дня. На третий, под самые именины меньшой дочери Денисьева, Ольги, отведен он на кирпичный завод, так как слышал он, что в день именин в зверинце будут прогуливаться господа, то что сну там в кандалах не можно быть. На другой день, в самые именины, называемый заплечным мастером Архип, с приказания Денисьева, сбил с него ручные кандалы, надел на другого Тимского уезда, деревни Черновца, крестьянина Ивана.
На другой или на третий день (истинно за мучением его не припомнит) тот же Архип с кирпичного завода привел его в зверинец. Пришел туда лакей Семен, принес с собою и бечеву, сказал, что Денисьев приказал его вновь допрашивать до тех пор, пока скажет где камердинер Семен. Сняли с него рубашку, связали просто спереди обе руки, Архип избил об него обе палки. Пришел туда и сам Денисьев.
Услышав, что он по незнанию не говорит, где укрывается камердинер, велел было Архипу, чтобы он, надев на тайный его уд бечёвку, притянул вверх к перекладине той, которую Тимченко лично осматривал и которая от земли аршина на три с половиною; но Архип отвечал ему, Денисьеву, что сего сделать не можно, потому что не будет жив.
Тут Денисьев переменил свое намерение. Архип, с приказания его, заворотил ему назад обе руки, по три перста каждой руки бечёвкой связав в одно место. Подставя его против самой перекладины, Архип поднял его вверх к перекладине, а лакей Семен концы бечёвки переложил через перекладину, руки его, сзади за персты завязанные подтянул вверх к перекладине; завязав бечёвку около перекладины, Архип бросил его держать.
Он, привязанный, согнулся почти вдвое и, не доставая ногами земли на аршин, повис; лакей Семен, чтобы не качался, держал за ноги, Архип бил по подошвам ног палкой, Денисьев бил по щекам, рвал за волосы, на Архипа кричал: бей больше! Начально, когда таким образом был повешен, начали его бить по подошвам ног. Он раза три только крикнул, после захватило ему дыхание, так что никак не мог кричать, пробыл в таком положении с четверть или полчаса, чего как видно они испугались.
Архип с приказания Денисьева приподнял его кверху, Семён развязал бечёвку, опустили на землю, от какового мучения и тяжкой боли в руках, что оные совсем почти были выворочены с суставов, не мог стоять и на ногах от битья по подошвам, в совершенном беспамятстве упал на землю.
Денисьев, усмотрев, что он жив, за волосы поднял его и говорил: стой, не шатайся; но как он никаким образом не мог стоять на ногах, то Денисьев приказал Архипу бить вновь его по подошвам, после сего он уже не был наказываем до самого начатия следствия, но каждый день находился на работе в кирпичном сарае, а на ночь приводим был в погреб.