Дядюшка Яо – второстепенный персонаж на обочине сюжета, в реальности оказывается гением этой картины. В этой скромной роли – режиссер Цзя Чжанкэ. Именно главные фильмы одного из лидеров не только китайского, но и мирового кино, обретают в «Черном псе» свое продолжение.
Да это же «Натюрморт» ! Ну конечно – та же эстетика , та же идея. Эстетика : безвозвратно уходящая в прошлое натура. В «Натюрморте» готовился к уходу на дно речное городок, оказавшийся в месте, которое планировалось к затоплению в результате строительства крупнейшего гидроузла «Три ущелья». В «Черном псе» забытый Богом поселок Цися на краю пустыни Гоби, сносит старые кварталы в приступе безудержной модернизации , охватившей Китай в начале века 21-го. Не только фактура – обжитые кварталы, которые готовятся к сносу. Взгляд на настоящее, которое на глазах превращается в прошлое, общий у двух фильмов двух режиссеров одной страны. Это мудрость сердечная. В прошлое у Цзя Чжанкэ стремительно уходили мошенники и плуты, обшарпанность и бедность, теснота и отсталость. А вместе с ними – традиции и сочувствие, великое мастерство и эстетика, накопленная народом за тысячелетия. У Гуань Ху – типовые пятиэтажки, первые человейники, выстроившиеся , как на военном плаце, в строгом порядке на краю пустыни – тоже приступа ностальгии с первого взгляда не вызывают. Под снос им и дорога. Но пристальный взгляд фиксирует не только выбитые стекла и сильно потрепанную временем штукатурку. Вынесенные на улицу удобные стульчики в тени деревьев. Остатки домашнего декора опустевших узких балконов. Любовно высаженный кустарник у типовых подъездов. Все это вместе рождает волшебную китайскую призму, через которую кинематографисты этой страны смотрят на свою родину. Наконец, фон, на котором происходят сугубо частные истории маленьких граждан большой страны. В «Натюрморте» им стала главная стройка КНР того времени – гидроузла «Три ущелья» В «Черном псе» - пекинская Олимпиада. Полудеревенские заборы украшены олимпийскими символами и знаками. Тончайшая смесь печали, ностальгии, надежды и злорадства. Городской натюрморт на краю пустыни оказывается одновременно и ненавистным, и до боли родным. Очень по-русски. И, наверное, очень по-китайски.
Да это же «Платформа»! В фильме молодого режиссера есть такая же странствующая по глухим провинциальным городам труппа. В «Платформе» - театральная. В «Черном псе» - цирковая. У живого классика труппа путешествовала не только по захудалым окраинам, она гастролировала еще и во времени. За четверть века менялся не столько окружающий пейзаж, сколько репертуар, моды, способы передвижения. Ехали незнаменитые артисты в «Платформе» , да и приехали в «Черного пса». Фургон современный, лампочки яркие, шапито залито огнями. Чувство бесприютности, сиротливости, неприкаянности, надежд, которые никогда не сбываются – то же самое в 21-м веке, что и в веке 20-м. Цзя Чжанкэ придумал грандиозное облако пыли, которое поднималось из пролета под мостом, когда автобус увозил артистов в очередные гастроли по дырам цивилизации. Гуань Ху обогатил этот образ шарами перекати-поле, которые ветер гонит по краям пустыни Гоби, да не пригонит никуда.
Да это же «Прикосновение греха» ! История главного героя «Черного пса» Лана, отсидевшего в тюрьме за убийство ( мы так и не будем до конца уверенными в том, что убийство было непреднамеренным, хотя все на это намекает) и вернувшегося в родной дом, который не сегодня- завтра снесут в порыве модернизации, вполне могла бы стать пятой историей в фильме Цзя Чжан Кэ. Маленький человек в жерновах большой истории. Это – красная нить «Прикосновения греха». Из него в фильм молодого режиссера перекочевал мотоцикл. А вот оружие ушло. Теперь другое оружие. Отсидевший Лан берется за работу по отлову диких собак, которых тьма расплодилась в городе и окрестностях из-за массового отъезда местных жителей. Самый злой и опасный пес, за отлов которого положены не только денежная награда, но и звание « Почетного гражданина города », станет компаньоном и партнером Лана. Именно так- не воспитанником, не другом – компаньоном. «Черный пес» абсолютно лишен розовых соплей. Истории о том, как два ожесточенных одиноких сердца – человечье и собачье – нашли друг друга в теплоте и заботе, не из этого кино. В борьбе за теплое место во время урагана «друг» и тяпнуть может. Но в практических вопросах – человек и пес могут вполне по-партнерски друг другу могут и помочь. При выборе на роль второго главного героя – пса, Гуань Ху продемонстрировал ту же мудрость, которая присуща корифею китайского кино. Пес в этой картине – существо на тончайшей грани уродливого и изысканного.
Забытые Богом города и поселки большой страны, в реальности Богом не забыты. О присутствии в глухой провинциальной жизни чего-то Вселенского, Цзя Чжанкэ напоминал внезапным космическим стартом одной из многоэтажек или неожиданным пролетом НЛО над жилыми кварталами. Гуань Ху продолжил эту линию тоньше. Жители «модернизируемого» города устремляются в пустыню все, как один. На чем угодно – самокатах, велосипедах, драндулетах. И там, в голой степи все смотрят в небо через закопченные стекла. А в это время по городу бродят тигр и верблюд, павлин стучится в полуразбитые окна обреченных китайских «хрущевок». Фантасмагория имеет абсолютно правдоподобное обоснование – за неделю до Пекинской Олимпиады случилось полное солнечное затмение, которое можно было наблюдать и из пустыни Гоби. Зоопарк в Цися больше нерентабелен и клетки открыла добрая душа. Пока цисянцы наслаждаются затмением в степи, город обживают обитатели зверинца, а их места в клетках заняли бывшие домашние собаки, которых бросили хозяева. Жизнь продолжается. Она непредсказуема. Будущее уже стало настоящим и на глазах уходит в прошлое. Дикие существа хозяйничают в городе, домашние питомцы стремятся в клетки. А люди увлечены затмением и ждут открытия Олимпиады. И, как всегда у лучших китайских режиссеров, боль мешается с иронией, надежда с безысходностью, смех со слезами. Жизнь продолжается. И в китайском кино всегда продолжение следует.