Сентябрь в этом году выдался прекрасный, удивительно теплый, радует погожими солнечными денечками, хотя и чувствуется уже, что осень постепенно, очень вежливо и деликатно, вступает в свои права.
Вот прошла она мимо берёзки, и лишь слегка, рукавом, задела тонкие веточки. Будто кистью мазнули по зелени листьев, и часть их, именно с одного края, окрасилась в ярко-желтый цвет.
А здесь, словно шутя, поиграла проказница - осень с диким виноградом, сменила изумрудный его наряд на яркий багрянец.
Словно начинающий художник, робко пробует она свою кисть то тут, то там, экспериментирует, осторожничает. Но пройдет всего пара недель, и почувствует осень свою власть, раскрасит все вокруг в свои любимые пурпурно-золотые оттенки.
Я иду неспеша по просёлочной дороге, любуясь сочными красками природы, наслаждаясь ласковым теплом солнечных лучей. Мой путь лежит на старое сельское к л а д б и ще, что расположилось чуть в стороне от деревни. Я иду проведать Лизу.
Двадцать лет назад, точно в такой же погожий сентябрьский день мы всем селом провожали эту хрупкую светлую девочку в ее последний путь. Народу тогда собралось столько, что на широком пустыре перед клад би щем совсем не осталось свободного места - Лизу любили все. Да и как можно было ее не любить? Всегда веселая, приветливая, добрая и отзывчивая, она будто светилась изнутри ярким сияющим светом, согревала всех вокруг теплом своей чистой невинной души.
Родителей своих Лиза не помнила - мать отказалась от нее сразу после родов, а кто отец, и вовсе оставалось для всех загадкой. Девочку взяла к себе тетя Шура, жительница нашего села, одинокая бездетная женщина, рано схоронившая мужа. Всего два года длилось ее семейное счастье, а потом, зимой, супруг ушел на рыбалку и больше не вернулся - ушел под лёд вместе с приятелем своим. Деток они нажить не успели, замуж тетя Шура так больше и не вышла, хоть и звали ее. Очень уж любила она своего Василия и оставалась ему верна до конца своих дней.
Что сподвигло замкнутую и молчаливую тетю Шуру приютить отказницу - одному Богу известно. Может быть, устала она от вечного своего одиночества, а может, захотела подарить этой крошечной девочке нерастраченную любовь и нежность. Да, впрочем, какая теперь разница? Любила свою приемную дочку женщина всем сердцем, души в ней не чаяла, не каждая родная мать так носится с детьми, как она возилась со своей Лизонькой.
Лиза рано узнала о том, что не родная тете Шуре. Много у нас в деревне "добрых" людей, не поленились, просветили девчонку. Чего хотели этим добиться, непонятно, ясное дело, что ничего хорошего.
Да вот только просчитались они. Лиза, хоть и была на тот момент совсем ещё ребенком, училась в первом классе, но информацию о своем рождении приняла спокойно, а к тете Шуре с тех пор стала относиться ещё более трепетно и нежно: к безграничной безусловной любви добавилось чувство искренней благодарности.
Шли годы, Лиза росла, не причиняя матери никаких особых хлопот. Была она девочкой спокойной, доброй и скромной, училась хорошо, а вечерами с удовольствием помогала тете Шуре по хозяйству, готовила или рисовала. Рисовать, кстати, Лиза любила с детства, и приемная мать ее часто сокрушалась, что не имеет возможности отдать девочку в художественную школу - слишком далеко нужно возить, в райцентр. А где взять транспорт? Жили они довольно скромно, нанимать каждый раз машину было для их маленькой семьи очень дорого, поэтому так и осталась Лиза самоучкой, развивала свой талант самостоятельно, как умела.
Класс, в котором училась Лизавета, был самым большим в сельской школе - восемнадцать человек. Ребята собрались там, в большинстве своем, шумные, шебутные, многие - из неблагополучных семей. Ох, как не хотела тетя Шура отдавать в этот класс свою дочку, да только куда было деваться - других вариантов не было.
Женщина переживала напрасно: за все школьные годы никто ни разу не обидел Лизу. В старших классах, конечно, мальчишки начали уделять ей знаки внимания, приглашать на свидания - не без этого. Уж больно хороша была девушка: невысокая, стройная, с милым кукольным личиком, огромными голубыми глазами и тонкими, словно пушок, светлыми кудряшками. Да и характер был под стать ангельской внешности, так что поклонников у нее хватало. Да вот только Лиза всем отказывала: не интересно ей было с ними, не лежала душа. Она только улыбалась, слушая подружек, которые наперебой рассказывали о своих парнях, считала все это несерьёзным. Гораздо больше волновала ее учеба - после школы Лиза хотела ехать поступать в медицинский, мечтала стать педиатром, а для этого ей необходим был хороший аттестат.
Оттаяла она только в конце одиннадцатого класса - Серёга Яковлев, закончивший школу годом ранее, смог покорить сердце неприступной красавицы.
Они были очень красивой парой: высокий, статный, широкоплечий Сергей и маленькая хрупкая Лиза. Когда они шли по улице, держась за руки, все взгляды невольно обращались в их сторону.
Как сейчас, стоит у меня перед глазами картина: вот он наклоняется к ней, что-то тихо говорит, а она смеётся, и смех этот, словно нежные переливы серебряного колокольчика, звучит так чисто и искренне, что я на миг заслушиваюсь, провожая ребят улыбкой.
После выпускных экзаменов одноклассники Лизы выбрали каждый свой путь. Некоторые, как она сама, подали документы в ВУЗы, другие предпочли учебе работу. Четверых одноклассников, которым на тот момент уже исполнилось восемнадцать, призвали в армию.
Проводы решено было устраивать совместные, и на шумное гулянье приглашена была вся местная молодежь, и Лиза с Сергеем, конечно, тоже. Вот только молодой человек накануне уехал в город по делам и вернуться не успел, поэтому девушка пошла проводить одноклассников без него, в компании подруг.
Тетя Шура, будто предчувствуя что-то, отговаривала дочь, просила остаться дома, но Лиза только улыбнулась:
- Не переживай за меня, мама! Там же все наши, деревенские ребята, ну что со мной может случиться?
Она ошиблась. Слишком наивна была, слишком дрверчива. Не заметила, как Ромка Толкунов что-то плеснул в бокал с вином, пока она отвлеклась на разговор с подругой. Не обратила внимания, что он, а с ним и ещё четверо его дружков, весь вечер не сводят с нее глаз, как будто чего-то ожидая.
Плохо ей стало не сразу. Сначала слегка закружилась голова, начали гореть щеки. Потом по телу волнами стал расходиться жар, к горлу подступила тошнота.
Чтобы немного прийти в себя, Лиза вышла во двор, кое-как добрела до скамейки, присела. Ноги не держали ее, не слушались, в голове был туман... Не понимая, что с ней, Лиза попыталась было встать, добраться до дома, благо идти было недалеко. С трудом поднявшись, она покачнулась и точно упала бы, но чьи-то сильные руки вовремя поддержали ее.
- Что с тобой, тебе плохо? - будто сквозь толщу воды услышала девушка голос Ромки.
- Не знаю... Голова кружится и ноги не держат, - ответила Лиза, - Проводи меня, пожалуйста, до дома.
- Зачем домой? Мать увидит тебя такую, решит, что ты пьяная, будет ругать, - Ромка медленно и аккуратно подталкивал ее куда-то вглубь двора, - Пойдем со мной, тут за углом баня, полежишь на лавке, умоешься, придёшь в себя.
Лиза, не подозревая ничего плохого, покорно направилась следом за ним. Он, и впрямь, привел ее в баню. Только зачем-то запер дверь изнутри. А в предбанке их поджидали его приятели...
Нашла Лизу утром хозяйка дома, в котором проходили проводы - мать одного из призывников. Увидев полностью раздетую девушку, лежащую на полу всю в синяках и кровоподтеках, она охнула и пулей помчалась за тетей Шурой.
В больницу ее не повезли - мать испугалась позора и пересудов. По той же причине не стали вызывать и полицию. Тетя Шура была вне себя от гнева, думала, что Лиза сама напилась и позволила сотворить с собой такое. Как ни плакала бедная девушка, как ни пыталась оправдаться - все было без толку.
К вечеру вернулся из города Сергей. Ещё не дойдя до родной деревни узнал, что произошло - встретил товарища, в красках поведавшего ему историю падения его возлюбленной.
Сергей тоже не поверил Лизе, даже слушать ее не стал. Так же, как и мать, обвинил во всем произошедшем ее саму: нечего, мол, было вообще ходить туда.
Отвернулись от девушки и подруги, считали ее опозоренной и "грязной".
Лиза теперь не выходила из дома, боясь презрения, осуждения и насмешек. Она хотела было уехать в город, ведь скоро начинался учебный год. В университет она поступила и теперь думала, что сможет уговорить администрацию заселить ее в общежитие пораньше. Но мать не пустила ее.
- Мало мне с тобой здесь позора! Ещё и в городе в разнос пойдешь! - сурово сказала она, - Нет уж, до сентября тут будь, на моих глазах.
Утром тридцатого августа тетя Шура поехала в город сама, узнать насчёт заселения. А вернувшись вечером, нашла свою дочь по ве шен ной. Не выдержала тонкая душа Лизы всех мучений, выпавших на ее долю, не смогла. Не мне ее судить.
Первого сентября мы прощались с ней. Как сейчас помню её бледное, совсем детское ещё лицо, с закрытыми глазами и застывшей на губах полуулыбкой. Помню белоснежное свадебное платье, в котором настояла по хо ро ни ть ее мать, помню море цветов, которые принесли ей односельчане...
Тетя Шура пережила дочь свою всего на три года. До последнего своего вздоха она каждый день ходила на клад би ще, и летом, и зимой, в любую погоду. Долго сидела там, о чем-то разговаривая со своей Лизой. Может, просила прощения? Кто знает!
- Ну, здравствуй, Лиза! - говорю я, подходя к красивой резной ограде, - И вы, тетя Шура, здравствуйте!
Мать и дочь покоятся рядом, с фотографий смотрят на меня такие родные, знакомые лица... Лиза тут осталась такой же юной, светлой девочкой, какой я ее помню. Фото это взято из выпускного альбома - белая блузка, пышные белые банты...
Я оставляю на мо гил ках конфеты, срезанные в саду астры, рассыпаю пшено. А потом ещё долго сижу на скамейке возле ограды, ведя безмолвный диалог с Лизой.
- Завтра Ромку Толкунова привезут, - говорю тихо на прощанье, - Нашли по ве шен ным в лесу за деревней. Бумеранг всегда возвращается. Спи спокойно, Лиза!
Друзья, если вам понравился рассказ, подписывайтесь на мой канал, не забывайте ставить лайки и делитесь своим мнением в комментариях!
Копирование и любое использование материалов , опубликованных на канале, без согласования с автором строго запрещено. Все статьи защищены авторским правом.