Трагическая история СССР мною совсем не предвиделась. Хоть я, раздосадованный филонами подчинёнными (это было в 60-70-х годах), кряхтел: «Вы доиграетесь, что нас из, в сущности, рая, в каком мы живём, выгонят, как Бог изгнал Адама и Еву». (Мне, заму главного конструктора по прибору, придавались для оперативного управления несколько конструкторов-исполнителей, а тем было неинтересно чертить, и они болтали, читали, даже удирали что-то купить. Меня самого вдруг посещала мысль, как толковать какую-то часть какой-то живописной картины, и, чтоб не забыть, я прятался в каком-нибудь закутке огромного двора нашего НИИ и записывал ту мысль.) А в 30-х годах крах СССР из-за вот-вот грянущей войны просматривался. Мама аж лишила меня сестрёнки или брата: ей-де с одним мной справиться бы в грядущей войне. И выражался этот страх, в частности, в массовой шпиономании. Я её конец испытал на себе, 10-тилетним оказавшись в Литве, где шалили после войны так называемые «лесные братья». Я соседа по лестничной клетке, старика-литовца, за хождение молиться в костёл каждый вечер подозревал в снабжении «лесных братьев» едой. И следил, не подойдёт ли к нему кто из мужчин по дороге в костёл или обратно. А ещё дорога в школу проходила мимо бомбоубежища – перекрытого зигзагообразного бетонного окопа. Извне зигзаги выдавала насыпанная на его крышу большая толща земли. Это было на маленьком треугольном пустыре на Т-образном перекрёстке улиц (город почти не пострадал от войны). Мне мерещилось, когда делал несколько шагов вглубь, что я вижу свет сквозь неплотно закрытый люк в подземелье. Я сам опасался пройти это бомбоубежище насквозь и всё подбивал одноклассников пойти целой компанией. И раз они согласились. И мы пошли. Цепочкой. И нас, как оказалось, застукал один старшеклассник. Вошёл с противоположной стороны и стал ждать. Когда мы прошли почти всё сооружение, он страшно закричал. Мы очень испугались. Спички наши потухли. Бросились бежать обратно вглубь. И многие ушиблись. Не только на поворотах из-за зигзагообразности. Каждый поворот – мы это усекли, проходя, но забыли от страха – являл собой не просто прямой угол, но ещё там были 2 аппендикса, продолжавшихся в направлении уже пройденного окопа ещё на 2 шага за собственно поворотом. – В общем, натерпелись. И узнали, что такое жуть.
И жуть реяла в 30-е годы в больших городах из-за периодических чисток партии и ночных арестов врагов народа, настоящих и мнимых. Каждый известный человек мог подозревать, что придут за ним, потому что было не понятно, кто переродился, а кто нет. А самокритика была у каждого. И тенденция к перерождению была тоже. Как факт: в 1991 году народ настолько переродился, что мало кто вышел защищать разваливавшийся СССР. Режиссёр Марк Захаров сжёг свой партбилет перед телекамерой.
И антисоветчик Брускин, наконец, верно толкует колеблющегося Петрова-Водкина.
Опирается при этом на Фрейда, к которому иногда можно и прислушаться:
«Мотив двойника нашел обстоятельную оценку в одноименной работе О. Ранка’ (Rank 1914. О. Der Doppelganger. // Imago). Там исследуются отношения двойника к зеркальному и теневому изображению, к ангелу-хранителю, к учению о душе и к страху смерти, но это бросает яркий свет и на поразительную историю развития мотива. Так как первоначально двойник был страховкой от гибели Я, «решительным опровержением власти смерти» (О. Ранк) и, вероятно, «бессмертная душа» была первым двойником тела...
…Но эти представления возникли на почве неограниченного себялюбия, первичного нарциссизма, господствующего над душевной жизнью как детей, так и первобытных людей, а вместе с преодолением этой фазы изменяются признаки двойника, из гарантии загробной жизни он становится жутким предвестником смерти…
…В Я медленно выделяется особая инстанция, способная противопоставить себя прочему Я, служащая самонаблюдению и самокритике, производящая работу психической цензуры и известная нашему сознанию как «совесть»...» (https://freudproject.ru/?p=723).
И что пишет Брускин?
«Зритель взирает на четырех военачальников Красной армии и с удивлением замечает, что командиры РККА – вовсе не четыре разных, а четыре совершенно одинаковых человека.
Или, что еще загадочнее, – четыре однояйцевых близнеца.
Двойники задумались над решением военной задачи: как лучше укрепить границы страны. И тут их как-то неудачно, таинственным образом парализовало. Что производит устрашающее впечатление.
Ощущение жути усиливается еще и тем, что на фоне в ультрафиолетовом свете мерцают призраки двух пограничников, охраняющих рубежи родины. Стражи границы изображены в абсолютно одинаковых позах – как раппорт на тканях. И также выглядят близнецами.
Вдали, за рекой, мерцает вражеский футуристический «забугор», в котором можно, среди прочего, различить неприятельский католический собор…
МЫ ЖИВЕМ, ПОД СОБОЮ НЕ ЧУЯ СТРАНЫ» (https://iknigi.net/avtor-grigoriy-bruskin/218611-klokochuschaya-yarost-revolyuciya-i-kontrrevolyuciya-v-iskusstve-grigoriy-bruskin/read/page-5.html).
А в 1930-м было дело «Весна».
«Не нужно питать иллюзий относительно настроений «бывших». Советская власть отнюдь не являлась выразительницей интересов дореволюционного офицерства. Она лишь стремилась использовать знания и опыт таких специалистов, что и произошло в Гражданскую войну. После войны же эти люди в массе своей оказались на обочине жизни, были удалены со сколько-нибудь значимых постов и переведены на преподавательскую работу или вовсе уволены из армии.
Отношение самих военспецов к власти было соответствующим. К тому же в РККА служили не только те, кто сразу и добровольно пошел за большевиками, но и бывшие белогвардейцы, позднее попавшие в плен или перешедшие на сторону красных, то есть потенциально нелояльные люди или во всяком случае те, кто имел опыт организованного вооруженного сопротивления красным. Да, многие из них приняли советскую власть и сотрудничали с ней, но было немало тех, кто относился к большевикам враждебно, ждал падения установленного ими режима, искренне ненавидел советскую власть за собственное бесправие или понижение социального статуса, преследования офицерства, гонения на церковь, борьбу с крестьянством, утрату прежнего жизненного уклада и многое другое.
Об этом же свидетельствовали материалы агентурного наблюдения за «бывшими». Такой надзор очень активно осуществлялся уже в 1920-е годы. Из материалов наблюдения ОГПУ было видно, что, несмотря на Гражданскую войну, разделившую офицеров, никакой враждебности к белым военспецы не испытывали. Наоборот, они поддерживали связи с белой эмиграцией и сравнивали, чье положение лучше.
Подполковник Русской императорской и Советской армий Анатолий Афанасьев
Неужели критические слова о большевистской власти воспринимались ее карательными органами как активное противодействие режиму? Помните фразу командира полка из советского фильма «О бедном гусаре замолвите слово»: «Так мало чего спьяну сморозишь? Все болтают»?
Не имея возможности выступить открыто против действующей власти, военспецы ограничивались критическими разговорами. Органы госбезопасности отмечали определенную сплоченность «бывших» в советских условиях. Многие военспецы в разговорах и не скрывали, что ожидают начала внешней войны и надеются на освобождение от большевиков, причем готовы в случае войны поддержать даже противника. Пощады партийцам в этих условиях ждать не приходилось.
В итоге партийное руководство первым нанесло удар по этой гипотетически опасной для него среде. Таким образом, «Весну» можно считать актом превентивных репрессий» (https://vk.com/wall-225642373_996).
Некрасивое дело.
И Петров-Водкин это выразил. Сумел! Молодец.
В пику отталкиванию Киры Долининой от неживых-де:
«…чистеньких командиров РККА… Это мир мертвецов… Художник, полету которого не было равных на рубеже цивилизаций, осел и сник как воздушный шарик. Страшный конец того, кто эту власть принял, пытался понять и оправдать, кто верил истово и свою веру поставил на службу новым временам, но умер с омертвевшей кистью. Собственно, так оно чаще всего и бывало с теми, кто поверил и отчаянно пытался служить. Имя им легион. Вот только то, что Петров-Водкин один из них, мы не знали» (http://loveread.ec/read_book.php?id=100990&p=49).
Просто Петров-Водкин реалист, не гнушающийся выражать неприятное. И большевики, и «бывшие» нехороши.
13 сентября 2024 г.