Глава 2. Воспоминания из прошлого. Часть 3
Этой ночью мне приснился сон. Он был такой яркий и живой, будто всё это происходило со мной сейчас. Но на самом деле это были воспоминания — день, который я старалась забыть долгие годы.
Утро началось, как обычно. Это был холодный осенний день, время плавно приближалось к зиме. Воскресенье. Я всегда любила воскресенья — дни, когда папа был дома, и мы могли провести время всей семьёй.
Мы сидели за завтраком, мама смотрела на свои записи, проверяя чьи-то контрольные, а я лениво ковыряла кашу. Папа сидел напротив и читал газету. Всё было так привычно и спокойно.
Сон был настолько реален, что казалось, будто я снова переживаю тот день. Я чувствовала аромат маминого парфюма, замечала хмурый взгляд отца и слышала звуки радио.
Тётя Алла пришла к нам домой неожиданно, как она любила делать. Она стояла на пороге, закутанная в тёплый шарф, её щёки были румяными от мороза. Она всегда была такой яркой и живой, с заразительной энергией, от которой в доме сразу становилось светлее.
— Что вы тут сидите? — весело спросила она, снимая варежки. — Там у ДК ярмарка! Танцы, музыка, да ещё и первый снег выпал! Надо же как-то отметить!
Мама улыбнулась, но как всегда, скептически приподняла бровь. Папа хотел было возразить, но я уже знала, что у нас появился шанс выбраться из дома. Я умоляюще посмотрела на маму, и она, заметив это, мягко сказала:
— Сегодня у ДК будут гуляния. Алла, как всегда взбаламутит всех. Но мы, наверное, не пойдём. — мама вновь вернулась к своим контрольным.
Папа недовольно поморщился, и опустив газету, сказал:
— Это же глупость, в такую холодную погоду тащиться куда-то… Лучше дома посидим.
— Нет, папа, пожалуйста! — Я почти вскочила со стула, предвкушая встречу с Максимом и другими детьми. — Там будет Максим! И ещё дети! Мы будем есть сладкую вату и играть! Ну, пожалуйста, папочка!
Я знала, как уговорить отца. Улыбка и искренние глаза всегда действовали на него. Он хмуро посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на маму, и я поняла, что победа близка.
— Ну, если так настаиваешь… — пробормотал папа, уже смягчаясь.
— Мам, можно? — я взглянула на неё с надеждой.
Мама задумчиво посмотрела на меня, затем на свои тетради.
— Ладно, — наконец сказала она, складывая бумаги. — я закончу проверку к вечеру. Тогда и сходим.
Моё сердце запрыгало от радости. Я подбежала к папе и обняла его.
— Спасибо, спасибо!
Я засмеялась и побежала в свою комнату собираться, в душе уже празднуя свою победу.
Эти моменты были такими безмятежными. Всё было спокойно и казалось, что впереди столько времени! Я и подумать не могла, что этот день станет последним, когда я вижу своих родителей.
На ярмарке было весело. Падающий снег не портил праздник, а только добавлял волшебства. Я с радостью играла с другими детьми, бегала по кругу, каталась на качелях и ела сладкую вату. Мы слепили с Максимом снеговика. Максим был постарше меня, но эта разница в возрасте практически была не заметна. Всё вокруг сверкало огнями, музыка разносилась над повсюду, а взрослые разговаривали и смеялись. Это был один из тех редких дней, когда мы всей семьёй проводили время вместе. Тогда не было ни телефонов, ни планшетов. У нас даже фотоаппарата не было. Зато родители Максима только что привезли новенький Kodak из Москвы и фотографировали нас каждую минуту.
Когда уже стемнело, мы решили идти домой. Папа шутил, что мы превратились в сосульки, и мы все смеялись. Мама шла рядом со мной, и вдруг начала напевать какую-то песню про птиц. Её голос был таким мелодичным, нежным, и мне стало так уютно. Мы все были счастливы, несмотря на холод.
До дома оставалось меньше километра. Я уже предвкушала, как вернусь в тёплую комнату, встану у батареи и выпью горячего чая. Всё было так спокойно.
И вдруг... всё оборвалось.
На перекрёстке внезапно выскочила машина. Последнее, что я помню, это крик мамы. Страшный, пронзительный, полный ужаса крик. Потом звук удара, грохот металла... Меня откинуло на обочину, я почувствовала холод, который пробрал меня насквозь. Всё вокруг расплылось.
Когда я уже открыла глаза, вокруг были врачи. Я лежала на земле, а они склонялись надо мной, как будто что-то искали в моём взгляде. Я видела, как все смотрели на меня с жалостью, с тихим ужасом. Но среди всех этих лиц я вдруг вспомнила другое — лицо Григория Степановича. Его глаза... Они были такими добрыми, полными любви и одновременно невыносимой боли. Как будто он тоже знал, что значит терять близких. Да, жизнь его потрепала. Тогда он был совсем другим. Я никогда бы его не узнала, если бы не эти глаза.
Потом всё, как в тумане. Больница, какая - то комната, где я проводила много времени в одиночестве. Я постоянно плакала, просила позвать маму и папу, но они все не приходили ко мне. Ко мне постоянно приходили какие-то люди, что-то спрашивали у меня, но я ничего не помню.
В один из дней меня посадили в машину и привезли в детский дом. Все, что у меня осталось от прежней жизни - это игрушка. Плюшевый медведь с одним глазом в потертой майке. Я до сих пор храню его на почетном месте в своей спальне.
В детском доме до меня никому не было дела. Всё там казалось чужим. Запахи, звуки, люди — всё было не моим. Мир вокруг изменился навсегда, и я не могла вернуть то, что потеряла. Хоть мне никто так и не сказал, что произошло, я понимала, что родителей я больше не увижу.
Однажды к нам пришла женщина. Я помню, как она вошла в комнату: высокая, с безупречно уложенными волосами, в красивом платье, которое не выглядело повседневным. Она была как ангел, почти неземная, такая далёкая от этого серого мира.
Она сразу заметила меня. Взгляд её остановился на мне, и я не могла отвести глаз. Её голос прозвучал мягко, но твёрдо.
— Вот она. — сказала она мужчине, стоявшему рядом. — Вот наша дочь.
Так я обрела новых родителей, но тот день, тот крик мамы, звук удара, холод — они никогда не покидали меня. Они остались со мной навсегда.
Всё, что осталось от моего прошлого — это воспоминания, которые тянулись тонкой нитью через моё детство. Я часто спрашивала у своих новых родителей: "Где Маруська и щенята?" Ведь они были частью того дома, где я родилась и росла до той страшной аварии. Я помнила, как щенята весело бегали по двору, а Маруська следила за ними, как строгая мать.
Моя новая мама только грустно качала головой и молчала. Она не знала, что сказать, потому что и сама, наверное, понимала, что некоторые вопросы остаются без ответа.
Однажды, мужчина, которого я должна была теперь называть отцом, привёз домой старую рыжую кошку. Я увидела её, и моё сердце замерло — это была Маруська. Её шерсть казалась тусклой, глаза уставшими, но это была она, моя Маруська. Как она пережила ту зиму, я не знала. Щенят, к сожалению, так и не нашли.
Когда я увидела её, мне захотелось обнять её, как будто это был последний мостик между моей прежней жизнью и настоящей. Маруська стала символом моего прошлого, которое всё ещё было со мной.
Так мы с Маруськой начали новую жизнь в новом доме, с новыми родителями. Они действительно любили меня. Я не сразу могла это принять, ведь вначале всё казалось чужим и неправильным. Но со временем я стала доверять им, чувствовать их заботу и тепло. И в какой-то момент, когда боль утраты немного утихла, я начала назвать их мамой и папой. Сначала это было неуверенно, тихо, как будто я проверяла, не развалится ли новый мир от этого слова. Но нет — они всегда принимали меня с любовью, и постепенно я научилась верить в их искренность.
Маруська всегда была рядом, тихо мурлыкала, как будто напоминая мне, что жизнь продолжается, что даже после самой холодной зимы может наступить весна.
Я проснулась в холодном поту, сердце стучало так, словно я только что пробежала марафон. В комнате было темно и тихо, и только странные обрывки сна ещё преследовали меня, как тени. Мой разум был переполнен воспоминаниями, и я чувствовала, что не могу справиться с этим.
С трудом я встала с кровати, ноги казались ватными. Мне нужно было что-то сделать, чтобы успокоиться. Я пошла на кухню и наливала стакан воды. Вода была холодной, но это не помогало, ощущения были такими же горячими и бурлящими внутри. Я взяла с полки старого медведя, который был со мной с детства. Мои руки дрожали. Я открыла шкаф и нашла там коробочку с разноцветными пуговицами и иголками. Мне нужно было сделать что-то, чтобы вернуть контроль над ситуацией.
Я села за стол и начала пришивать пуговицу к медведю, стараясь сосредоточиться на этой простой задаче. Каждый стежок, каждое движение иголки, были как попытки найти гармонию среди хаоса. Я старалась не думать о сне, о том, как он вернул меня в тот день, когда всё изменилось. Глаз медведя, казалось, смотрел на меня с надеждой, и это странное занятие помогало мне немного успокоиться.
-Ну вот, Балбес, теперь у тебя два глаза. Давно пора было это сделать.
Но как только я закончила, я почувствовала, что что-то не так. Я вскочила и достала старый фотоальбом из тумбочки. Страницы были пожелтевшими и потрёпанными. Я начинала листать фотографии, на которых была ещё маленькой девочкой с Маруськой на руках, с моими новыми родителями.
Когда я увидела эти фотографии, слёзы потекли без остановки. Я так горько плакала, как будто эти фотографии могли вернуть мне всё, что было потеряно. Воспоминания о счастливых моментах с новыми родителями и Маруськой смешивались с горечью утраты, и это было невыносимо больно.
Каждая фотография казалась ножом в сердце, отрывая меня от прошлого и заставляя чувствовать одиночество и потерю. Я сидела на полу, обняв медведя, и слёзы лились всё сильнее. Я не могла остановиться, не могла унять эту боль. В этом хаосе эмоций, медведь, мой старый друг, был единственным, что осталось со мной, как напоминание о том, что в моей жизни всё ещё есть нечто важное, что стоит сохранить.
Я продолжала плакать, прижимая медведя к себе, и пыталась найти в этом утешение, в надежде, что когда-нибудь смогу найти покой в этом беспокойном мире.
Продолжение следует.
Начало тут: