Обложившись лекарствами, выписанными врачом, Акулина сидела в обнимку с кружкой горячего молока с мёдом на кровати в их с Зойкой комнате в общежитии и кашляла вперемежку с рыданиями. Ей надо было с кем-то срочно поговорить, кому-то излить душу, поведать о своих девичьих терзаниях. Подруга бы выслушала, конечно, слезливые щебетания Молчановой, но звонить в заморские дали было накладно. И тогда Акулина вспомнила своего Деда Мороза. Уж кто-кто, а он бы и выслушал, и совет дал, и слова бы так подобрал, что ей мало не показалось, но зато бы подействовало. Девушка допила молоко, и чтобы сохранить тепло, разлившееся по телу, забралась под одеяло, смазав шею звёздочкой. Несмело она набрала номер Деда, что он ей продиктовал на прощание со словами: «Не дрейфь, Марфута! Мужичка русского добротного я тебе организовал, встречай с хлебом и солью или с оливье и водкой. Будет надобно, звони, в миг прогоню твои печали.»
— Здравствуй, дедушка, — невнятно пробормотала она и закашлялась.
— Кто это? Вас неслышно, — послышалось в ответ недовольное ворчание.
— Это я? Алло, деда, — Акулина сделала быстро глоток апельсинового сока, чтобы смягчить горло, — слышишь? Это я твоя внученька.
— Девка, ты не рехнулась часом? — психанул мужик на том конце. — У меня отродясь внучки не было. Розыгрыш что ли какой?
— Дед Мороз, это я — Марфа, — прокряхтела девушка и затихла. «Выговорилась, называется, выплакалась. А голос то мой совсем осип.», — всхлипнула она, собираясь сбросить звонок, но мужчина вдруг оживился и бодро ей ответил.
— Снегурка моя, рад, несказанно рад, что ты позвонила, — весело пробасил он.
Мужчина, что с ней в паре поздравлял детишек с Новым годом и спаивал для сугреву коньяком в перерывах, так и не представился, и без шубы с бородой она его не увидела. Он предложил Акулине не развеивать сказку, воцарившуюся между ними. А девушка была и рада в силу юности, и ввиду отсутствия чудес в обыденной жизни сохранить некую иллюзию волшебства. Она называла нового знакомого исключительно Дедом Морозом, а себя и дальше именовала Марфутой.
— Я, наверное, напрасно вас побеспокоила, — почти шёпотом проговорила она.
— Глупости какие, — воскликнул он, — Дед Мороз всегда рад своей Снегурочке. Есть у меня тут дельце одно, но я его отложу.
— Что за дельце? Ой, если не секрет, — Акулине стало любопытно, какие же дела могут быть у её волшебного Дедушки. «И никакой он не твой, а очень даже общий. Ишь, навыдумывала себе сказочку!», — пожурила она себя.
— Да красна девицу одну ненароком я обидел, теперь надобно прощения испросить.
— Вы и обидели? — удивилась девушка. — Вы могли, да, словечки у вас резкие бывают порой. А девица простит вас, как можно вас не простить? Я бы простила. Вы же такой, такой волшебный и замечательный. Вы ей только чудо какое-то подарите чудесное.
— Ох, ох, ох, Марфа, — довольно загорланил Дед, — поразила ты дедушку в самое сердце, растрогала старого. Мне давно таких добрых слов никто не говорил. Подожди, чего я о себе да о себе? Ты с чем пожаловала? Гложет что, Снегурочка? Али кто тебя обидел?
— Обидел, Дедушка, обидел не то слово, — выдохнула Акулина и заревела в трубку, — да он, а я ему, и там они.
— Хватит сырость разводить, — прикрикнул мужчина, — я за твоими рыданиями ничего не могу разобрать. Кто тебя обидел то и чем?
— Преподаватель мой, бывший, — девушка захлебнулась слезами, — Сириусов Альберт Тимурович. Бабник и повеса.
Повисла тишина, Дед замолчал, и Акулина на секунду перестала плакать, потрясла телефон, проверяя, не прервался ли звонок, и есть ли связь.
— Дедушка? Ты здесь? — позвала она своего волшебника.
— Марфута, я тута, — схохмил он, но голос его был явно холоден и напряжён.
— Ты так резко замолчал, что я аж испужалась. Думала, опять что-то не то говорю.
— Я не понял, кто бывший? Возлюбленный или преподаватель? — спросил он, и девушка услышала в трубке взволнованное сопение.
— Преподаватель, моим возлюбленным он стать не успел. А я решила было, что Сириусов и есть тот самый мужчина мне в подарок на Новый год, вот и расплакалась, расчувствовалась.
— Нет, его я тебе в подарок не посылал, но, коли у тебя к этому преподавателю чувства, давай навьюжу вам любовь с ним.
— Лучше уж никакого мужчины, чем такой, — обиженно прощебетала Молчанова.
— То говоришь, что чувства у тебя к нему, и плачешь навзрыд, то называешь его бабником и повесой. Запутала ты меня, внученька.
— Дедушка, он коррупцию в университете покрывает и до студенток охочий. Иииии, — снова в голос зарыдала Акулина.
— Боже ты мой, что же ты так отчаянно убиваешься из-за этого горе-преподавателя.
— Не знаю я, Дед, не знаю и не ведаю, чего я убиваюсь. Знала бы, не позвонила тебе. Со мной впервые такое.
— Эх, Снегурка, а не влюбилась ли ты часом в своего этого бывшего?
От провокационного вопроса Дедушки Мороза Акулина потеряла дар речи и ощутила, как жар пылает в груди, но не от болезни, а потому что девичье сердце лихорадочно забилось. Девушка с ужасом поняла, что Дед может быть прав, и на лицо все признаки влюблённости.
— Акулина? Чего притихла? — рявкнул Дед.
— Чего? — опешила она.
— Марфута, говорю, чего притихла?
— Показалось, — с облегчением выдохнула девушка, — почему влюбилась? Нет, нет и нет, как можно?
— Снегурочка моя, — по-доброму засмеялся мужчина, — ты ж чай не маленькая, должна разуметь, что это естественно девушке влюбляться в мужчину.
— Естественно, возможно, — засомневалась Акулина и задумалась над словами Дедушки, — но только не в Альберта, пусть этот Сириус освещает путь других девушек, а мне нужен мужчина с чистыми помыслами, как ты, например.
— Кхе-кхе, — басовито кашлянул Дед, — я то здесь каким боком? Я, внученька, староват для тебя.
— А, может, ты мне глянулся? Может, женская интуиция меня к тебе подталкивает? — заулыбалась девушка и с умилением посмотрела на их совместную с Дедушкой Морозом фотографию с полароида под магнитом на холодильнике.
— Может, у тебя температура поднялась? Ты же простудилась, и голос твой слабенький.
— Простуда простудой, вылечить можно. А меня к вам тянет, таинственный незнакомец. Вон любуюсь фото нашим с тобой, больно мы хорошо смотримся вместе.
— Стоп, Марфута, не говори того, о чём потом пожалеешь. У тебя помутнение разума.
— Если ты не веришь, что я в тебя могу влюбиться, то чего говорить про моего бывшего преподавателя? Разумеется, я и для тебя, и для него маленькая и глупенькая, вы и не видите во мне женщину.
— Нет, Снегурочка, я отказываюсь верить тому, что слышу от тебя, — возмутился, пыхтя, Дед. — У твоих лекарств нет какой-то побочки? Ты же, ты же другая, не такая прямолинейная и дурная, чтобы ересь нести. И университет бросать не вздумай, вылечись до конца, сдай экзамен Сириусову и учись себе дальше. Без высшего образования нынче никуда, знаешь ли.
— Дурная? Побочка? Спасибо, любимый дедуля, — разочарованно промолвила Акулина, — утешил, поддержал. Зря я тебе позвонила. Сама со всем разберусь. И чтоб тебя красна девица не простила, сухарь бездушный.
Молчанова сбросила звонок, нырнула с головой под одеяло и прошептала себе под нос: «Дура дурой, взяла ни за что ни про что постороннего человека оскорбила. Накинулась на Деда Мороза! Боже, страшно представить, что он подумал обо мне. Может, он прав, и стоит вернуться в университет? Да и не влюблялась я ни в какого Сириусова! Что же делать, как же быть?».
— Марфута, душенька, — кто-то приложил ледяную ладонь ко лбу Алины, — да ты вся горишь. Что ж ты расхворалась?
В комнате повеяло холодом и присутствием посторонних. Молчанова приоткрыла осоловелые веки и смутно увидела в свете луны Деда Мороза, встрепенулась, покуда силы были.
— Откуда ты здесь, дедушка?
— Молчи, береги горло, — Дед присел рядом с Акулиной на кровать, и та заскрипела под его весом. Он был также одет в шубку, с белоснежной бородой, лишь без шапки.
Акулина потрепала Деда Мороза по чуть волнистым, сбившимся тёмным волосам и болезненно улыбнулась.
— Ты ведь никакой не дед, не старый вовсе, да? Просто у тебя по жизни есть своя Снегурочка, потому я тебе не приглянулась? — слабо, почти беззвучно прошептала она пересохшими губами.
— На-ка выпей, — Дед приподнял Акулину и, придерживая кружку с каким-то наваристым отваром, помог ей отпить, — это целебное снадобье, изгоняет любую хворь и на ноги ставит на раз два.
— Спасибо, — пролепетала девушка и довольная откинулась на подушку, — сними, — ухватилась она за пояс его шубки, — жарко же в шубе сидеть. Или ты уже уходишь?
— Снегурка моя, — распахнул он полы шубы, — куда я теперь от тебя уйду, ежели едва ли отыскал, оленей своих загонял? Вот отпустит тебя жар, тогда и полечу на оленях своих остальных детишек послушных поздравлять.
— Тогда пусть меня и жарит, и парит дальше, лишь бы остался, — запыхалась Алина.
— Вот дурная девица, ты мне это брось, — пробасил грозно Дед и приложил ко лбу девушки, смоченное полотенце, — ты о детках то без подарков подумай.
Акулина сморщилась, резкий запах алкоголя ударил в нос.
— Фу, — попыталась она убрать со лба источник зловония.
— Не фу, а водочный компресс, — прервал сопротивление Дед и поцеловал внезапно девушку в ладонь.
Молчанова зарделась и сползла под одеяло.
— Эй, Марфутка, вылезай, — Дед затряс девушку через толщу одеяла, и она словно вынырнула из-под него со съехавшим со лба компрессом, — тебе бы, конечно, водочку и внутрь не помешает, и растереть тебя следовало бы. Но боюсь, меня посадят за развращение малолетней внучки.
— Не посадят, растирай, — как-то бодренько заголосила Акулина, откинула одеяло и распахнула махровый белый халат с серебристыми снежинками, представ перед Дедом Морозом в хлопковой прозрачной сорочке, — у нас же это не взаправду.
— Что не взаправду? — не понял Дед и почесал искусственную бороду, поправляя компресс.
— Ты здесь у меня — этого не может быть. Мы во сне с тобой, да?
— Хм, кх, — раскатисто закашлял Дед, — во сне, во сне, конечно, милая Снегурочка. И со всей строгостью во сне я тебе заявляю, что ученье — свет, и ты обязана продолжить обучение в университете. А с твоим Сириусом я проведу профилактическую беседу.
— Он не мой, — девушка придвинулась к мужчине, — и полно разговоров про него, давай поговорим о нас.
— Да, что же с тобой сладу то нет, Марфута, — Дед вытянул перед собой руки, останавливая напор Акулины, — нет и не может быть никаких нас.
— Но почему? Я же вижу, что ты молод, вон и волосы не седые. Или, — осенило девушку, — зазноба у тебя?
Дед расхохотался, складываясь по полам. А, отсмеявшись, уложил девушку обратно на подушку и прикрыл одеялом.
— Ой, насмешила, забавная дивчина, — он заботливо погладил Акулину по мокрым волосам, — была у меня зазноба, да вся вышла егоза блудливая. Стар я для тебя, внученька, стар да испорчен. А ты...создание нежное, не мне твой цветок срывать. Спи, сон лечит. И пообещай дедушке, что не бросишь университет, и экзамен сдашь горе-преподавателю.
— И усну, и пообещаю, — сладко зевая, пробормотала Акулина, — только поцелуй меня по-настоящему. Коли мы во сне, это не будет считаться, — мечтательно взглянула она, будто проснувшись ото сна.
— Поцелую, — нахмурился Дед, — но ты закроешь глаза.
— Зачем? — удивилась девушка и потащила вниз с мужчины бороды.
— За тем, — легонько стукнул он Акулину по руке, — чтобы волшебство меж нами не развеялось, и ты не знала моего истинного лица.
— А я и так знаю, мне и подсматривать необязательно, — заливисто рассмеялась Молчанова.
— Как, — опешил Дед, — как знаешь? Стало быть, ты напраслину развела и дуришь меня? — рассвирепел он, но она мягко приложила тоненький пальчик к его губам.
— Тсс, — промолвила девушка, — я знаю, что у тебя прекрасное лицо зрелого мужчины, которого предала любимая женщина. И я могла бы прогнать твои печали, чтобы ты забыл о ней и снова поверил в искреннюю любовь.
— Помолчи, Молчанова, и закрой глаза, — надрывно выдохнул он, наклоняясь к ней, придавливая тяжестью своего мужественного тела к кровати.
Акулина послушалась своего Новогоднего волшебника и ощутила колючий, дурманящий поцелуй на своих губах.
===================================
Продолжение следует
===================================