Стилистический эксперимент. Как бы выглядела сказка о репке в исполнении разных писателей.
Например, Эрнест Хэмингуэй, "Старик и репа".
Старик ковырялся на своём огороде.
За весь сезон у него ничего толком не выросло, только мелкий картофель да несколько морковин. День за днем не приносил урожая, старик возвращался ни с чем, и его лопаты были похожи на орудия наголову разбитого полка.
Старик был худ и измождён. В его руки, заскорузлые, морщинистые, в узлах жил, навсегда въелась земля, та земля, что когда-то так щедро кормила его и о которой он привык думать как о женщине.
Молодые крестьяне посмеивались над ним, но он был на них не в обиде. Крестьянам постарше было грустно на него глядеть, и они заводили вежливый разговор о навозе, торфе, о том, на какую глубину они сажали картофель, какая держится погода, и о колорадском жуке.
Старик был молчалив. Он не хотел говорить, чтобы не спугнуть удачу. А говорить хотелось – об огромной репе, что выросла в компостной яме. Её желтый бок торчал из земли, и по утрам, когда солнце светило и резало глаза, из глубины ботвы репа выглядела особенно чудно.
Над огородом кружились вороны.
«Чуют добычу", – подумал старик. Он поправлял пугало на жерди. Заплаты на одежде пугала выгорели на солнце.
«Она громадина, эта репа, и я не дам ей почувствовать свою силу, – думал он. – Нельзя, чтобы она поняла, что может сделать со мной, если не полезет из земли. Но овощи, слава богу, не так умны, как люди, что их выращивают».
Старик встречал на своём пути много овощей. Он видел громадные кабачки и помидоры «бычье сердце», и сам растил такие, но никогда не доводилось ему тянуть такую репу в одиночку. А теперь он один, и был накрепко привязан к такой большой репе, о какой даже никогда не слышал.
Старик поплевал на руки и потащил репу. Вершок за вершком, из черной плодородной глубины земли. Пока он тащил репу, вокруг летали вороны, садились на репу и клевали её, и старик чувствовал, как его руками становится легче.
Когда репа была вытащена, старик в изнеможении прилёг. Он знал, что утром, когда солнце будет медленно подниматься из-за горизонта, огромное, вечное, вороны закончат с его репой. Но он покажет громадную ботву от репы, и все поймут, что он всё же вырастил её.
Максим Горький, "Дед"
Я слышал эти рассказы на Кубани, в широких степях, куда приезжал на сбор кабачков. Ночью задувал ветер, разнося по степи задумчивую мелодию шелеста ковыля. Изредка порывы ветра приносили с собой жёлтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя. Окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева безграничную степь, прямо напротив меня фигуру Макара Чудры. Он сидел в красивой позе, открыв бронзовую грудь холодному ветру.
– Осень нынче, сокол, – говорил он. – Сколько я их повидал, пока жил в этих степях. Видел, как люди всю жизнь свою источали в эту землю, а потом ложились в неё и отдавали ей уже себя. Ничего по ним не оставалось.
– Была тут легенда об одном человеке. Дед он уже был, когда я увидел его, и всё равно лучшего землепашца не сыскать было. Вся Кубань, все степи, что легли вокруг неё, знали его. Не было в тех краях деревни, где бы хоть кто-то не едал его помидоров. А кабачки? Да те кабачки, что ты собирал нынче, сокол, против его кабачков огурец. Коли взял тот человек семечко, да положил в землю, только глянешь, а уж по пояс росток. И хоть дожди льют, хоть засуха стой, нипочем ему!
– Он любил только овощи, да и того недолго – вырастит, да и отдаст. У него не было заветного – нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди да тебе отдал, только бы тебе от того хорошо было! Вот он какой был, сокол!
– Наша деревня в то время бедна была – это годов десять тому. И выросла у того человека репа. Ох, репа то была, сокол! Кругла, как луна и золота, как солнце. Сама луна вышла тогда на небо, хоть и новолуние было, а она вышла, сокол, смотреть на себя, внизу. Но их сравнивать – много чести луне будет. Всей деревней тащили репу. И коты, и собаки, и все, кто ни на есть, тащили её.
– И вытащили репу, сокол. И тот человек весь день и всю ночь чистил её, разрезал, и каждому по куску репы выпало. Себе ничего не оставил, стоит, смеется только. На что, говорит, мне столько? Что говоришь, сокол? Зачем котам репа? А разве такие люди думают, когда другим самое себя раздают? Кот, собака – забирай репу! Вот, сокол, какие люди бывают!
Макар выколотил пепел из трубки и снова стал набивать её. Его старое лицо было чёрное от загара и ветра. Он сурово качал головой, что-то шептал про себя. Мне не хотелось спать. Я смотрел во тьму степи, и в воздухе перед моими глазами стояла полная луна, только не на небе, а на земле.
Габриэль Гарсия Маркес, [Урожайная] осень патриарха
Много лет спустя, когда мир много раз поменяет своё лицо, и уже не будет существовать деревни, люди из тех мест ещё будут вспоминать, как они ходили смотреть на огромную репу.
Деревня была тогда небольшим поселком из двадцати бревенчатых домишек с крытыми соломой крышами, стоявших на берегу реки, которая несла свои воды по ложу из песка, в солнечную погоду казавшегося золотым. Мир был таким первозданным, что многие вещи не имели названия и на них просто показывали пальцем.
Когда по весне в тех краях, как всегда, остановился лохмотный и разноцветный цыганский табор, старый цыган Мелькиадес, что обычно показывал чудеса света вроде магнитов и ножниц, помер и был похоронен на окраине посёлка, где рос огромный бурьян, похожий на тропические леса, жили лягушки и бирюзовые ящерицы. А осенью на той окраине показался огромный овощ.
Было раннее утро, и на листьях лопуха лежала роса, похожая на дрожащие алмазы, когда старейшина посёлка, своего рода патриарх, пошёл смотреть на диковину. Тогда в тех краях сеяли больше морковь, горох и огурцы, и люди не знали, что такое репы.
«Это упало солнце», – сказал кто-то.
«Это яйцо какого-то доисторического животного», – сказал кто-то другой.
«Нет, – заметил кто-то третий. – Это старый цыган лезет из земли».
Этот ответ вызвал у жителей деревни страх. Они и так не слишком-то любили гостей, если они таким образом начнут отбирать их землю, жителям, придется, чего доброго, сниматься всем посёлком и снова продираться через леса и реки, в поисках нового места для жилья.
«Мы должны вытащить и посмотреть, что это, – сказал старейшина. – Не будем пугаться раньше времени».
Чтобы доказать справедливость своих слов, старейшина схватился за ботву репы и потянул на себя. К нему присоединилась его семья, а затем к ним подходили всё новые и новые жители посёлка.
Когда жёлтый овощ был извлечён из каменистой земли, всем нестерпимо захотелось посмотреть, там ли ещё Мелькиадес и что с ним сталось. Но старейшина, заглянув в яму, отослал всех прочь. Он сам зарывал яму весь день, потом высаживая бурьян, так, чтобы и следа не осталось от того места, откуда рос странный овощ. Так в поселке осталось предание, что на окраине поселилась нечистая сила, и люди, живущие в тех местах, до сих пор не едят реп.