Потекли летние дни, наполненные заботами с утра до ночи. Найде некогда было скучать: дело ей всегда находилось. Работа на огороде или в доме, уход за скотиной, присмотр за мальцами – все это отнимало много сил. С отъездом Любима вся мужская половина забот легла на плечи Горазда, потому он пропадал целыми днями то в поле, то на дворе, то в лесу. Бывало, и на речку ходил порыбачить.
Матрена тосковала по сыну, но и радовалась тому, что Мечислав не один в путь отправился. Любиму, думалось ей, тоже полезно было места новые повидать да поучиться чему у других людей. Сердце матери трепетало при мысли о том, каково ему в чужом доме, но, зная Мечислава, Матрена верила: не обидят там парня, приглядят за ним.
Можно было бы сказать, что в череде жарких летних дней Найда потеряла счет времени, но нет. Каждый закат она провожала с мыслями о своем любимом, запоминала количество прожитых без него дней и ночек. Считать Найда была обучена – до необходимого количества, но на всякий случай ставила ножом зарубки на длинной щепке, припасенной для этого дела. Без малого две седмицы уж прошло без Мечислава с Любимом.
В ту пору лето было в самом разгаре, и рабочих рук не хватало. Несколько изб строились в деревне, и народ, кто чем мог, помогал односельчанам. Горазд под вечер тоже частенько отправлялся на другой конец деревни подсобить со строительством. Что и говорить – каждый, кто мог, вносил свою посильную лепту, даже бабы. Их делом было сор убирать, воду подносить, да по прочим надобностям бегать.
У Найды же и дома работа вовсю кипела. В свободную минуту она за иголку бралась: то одежду подлатать, а то и что новое смастерить. В сундук с приданым продолжала невеста красоту рукотворную складывать. Долгими месяцами, уж не первый год, копилось приданое Найды. Вышит был и божник праздничный, и рушники на стол, и рубах нарядных хватало. Любо-дорого было на работу девичью поглядеть. А нынче у Найды будто второе дыхание открылось: хотелось с самым лучшим добром в дом мужа пойти. Ведала она, что увезет ее Мечислав в Новгород, и сердечко девки порой тоскливо поднывало. Однако и с родным селением нынче у Найды много горестных воспоминаний было связано.
Возникал перед ней порой и образ несчастного Тишки, рядом с которым они провели столько счастливых детских лет. Будоражили память мысли о Радиме… Впрочем, эту страшную историю Найда вообще предпочла бы забыть, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Много знакомых и близких людей полегло в сырую землю за минувший год… от этого становилось Найде душно, и грустно, и плакать хотелось… а изменить уж ничего было нельзя.
С содроганием ожидала она приближения Радимовых сороковин. Не потому, что ее снедала тоска по бывшему жениху, но оттого, что тягостно было на душе, будто от его постоянного присутствия где-то рядом. Найда опасалась, что на сороковой день явится он ей в страшном сне для последнего прощания. А ей настолько тяжко было о нем думать, что хотелось поскорее пережить этот злосчастный день. Уж не ведала она, куда попадет душа Радима после Страшного суда, простит ли Господь ему такие грехи. Хоть никто и не мог сказать наверняка, отчего помер Молчан, а Найда не сомневалась: то Радим повинен был. Ведь ни с того ни с сего разве может крепкий мужик Богу душу отдать? Должно быть, опечалило его что-то настолько, что сердце и не выдержало горя…
Помимо этого, Найда подозревала, что Радим мог быть причастен к загадочной смерти ее тетки Агнеши. Ведь молода была еще знахарка, тяжкими хворями не страдала. Как же вышло так, что померла она вот так, в одночасье, ни с того ни с сего?
Ну, а более всего, не могла Найда простить Радиму немочи деда Сидора и гибели Мечислава. Да, любимый ее выжил, но лишь благодаря чародею! А, кабы не силы Ведагора, лежать и ему нынче в сырой земле…
Передергивало бедную девку всякий раз, как она думала об этом. Шептала Найда:
- Нет, дурной человек был Радим, дурной! Прости, Господи… но добра от него мы видали гораздо меньше, нежели зла. Погубить он мечтал сначала Тишку, затем Мечислава… со мной обошелся жестоко… нынче же смерть его взяла… грех так говорить, но и поделом ему! Злой он человек, недобрый… житья мне бы с ним никакого не было… поскорей бы его сороковины минули! Хоть вздохну полной грудью…
И время шло, бежали летние дни, наполненные солнцем, зноем, житейскими заботами. Сердечные переживания не давали Найде сполна насладиться прелестями и забавами жаркого лета, как это бывало раньше. Некогда ей было нынче бегать на зеленый луг, с девками песни распевать. Не ходила она больше с Беляной на поле венки плести, на цветочном ковре лежать. Деду Сидору она в свободные минуты помогала: кашу ему приносила, переодевала, ухаживала. Речь-то с грехом пополам вернулась к бедному старику, а вот ноги по-прежнему не слушались. Как могла, Найда старалась подсобить деду, чтобы тот не залеживался. Усаживала его на лежанке, спину ему растирала, немощные ноги. Заодно и разговорами развлекала: одиноко старику лежать-то было целыми днями в дальней горнице. Матрена с утра до ночи по хозяйству хлопотала, отец пропадал на работах, Беляна… Беляна с мальцами возилась и нечасто к деду Сидору заглядывала.
Найда чуяла, будто между ним и ее сестрицей какое-то несогласие вышло, но ни о чем деда не спрашивала. Предполагала она, что дело Радима касалось, а об этом лишний раз толковать ей совсем не хотелось. Да и что скрывать, между ней самой и Беляной кошка давно пробежала! Хоть и ласковы между собой были девицы, хоть и ничем не изменились их привычные будни, а душевная холодность меж ними ощущалась очень явственно.
Порой Беляна даже спрашивала:
- Пойдем нынче на край поля с мальцами, цветы собирать?
А Найда по обыкновению ей отвечала:
- Работы много, недосуг мне! Коли справлюсь завтра пораньше, сбегаем!
Но на следующий день выходило так, что у Найды снова был забот полон рот. Может, и могла бы она выкроить минутку, отлучиться из дома, отвести мальцов на поле… да вот только в глубине души не желала она плести венки с Беляной. Переменилось все в ней к некогда любимой сестрице. Как ни старалась Найда, не могла простить ей прежних оплошностей, хотя бы потому, что подозревала, будто Беляна поступала так намеренно.
А темнокосая девица, меж тем, расцветала все больше, и Найда не единожды про себя отмечала, что сестрица ее перестала быть ребенком…
Время – вода, и бег времени, как и течение ручья, остановить человеку не под силу. Порой это может печалить, порой – радовать. Для Найды же пролетающее лето неумолимо приближало день встречи с Мечиславом и Любимом. Обоих она ждала с нетерпением, потому впервые в жизни торопила славные теплые деньки.
Зарубок от ножа на ее щепе становилось все больше, и вот уж настал день Радимовых сороковин. Накануне ночью Найда не видала дурных снов, как опасалась. Это ее подбодрило, обнадежило.
«Дай-то Бог, - говорила она самой себе, - чтобы на том дело и кончилось. Пора позабыть это все и начать жить заново! Авось, потихоньку житье-бытье наладится… только бы наши возвращались поскорее…»
На погост Найда пошла ранним утром, вместе с матерью. Матрена нарвала в огороде простых цветов, и они навестили могилы Радима, Молчана и Вятко.
- Ну, дочка, нынче почтили мы память его, теперь совесть наша чиста!
Найда взглянула на мать:
- Моя совесть меня не тяготила. Я перед ним ни в чем не виноватая…
- Знаю, знаю… да положено так, дочка, заведено. Любого близкого человека, раба Божьего, проводить в последний путь надобно, каковы бы ни были его деяния.
- Радим мне не близкий человек… мог бы стать таковым, коли повел бы себя иначе… но нынче у меня на сердце лишь облегчение… пусть это и грех, а кручиниться по нему я не стану!
- И не кручинься, девонька, я не принуждаю! Мы за душу его грешную помолились, могилку навестили, и того довольно. На сороковины к ним в дом идти, да за стол поминальный садиться мы не станем. Пущай уж они своей семьей, сами…
- Люди придут к Любаве, я так думаю! – сказала Найда. – На похоронах изба битком набилась!
- Ну, это уже их забота. А мы с тобой потихоньку пойдем, покамест ни с кем тут не столкнулись. Дела дома ждут. Со спокойным сердцем за них и примемся.
- Ох, скорее бы Мечислав с Любимом воротились! – со вздохом сказала Найда. – Душа измаялась… как-то они там?
- Бог даст, все у них ладно, - отвечала Матрена. – Мое сердце дурного не чует. Надобно думать, как серпень на исходе будет, так и явятся!
- Ох, нескоро… - сокрушалась Найда.
- А что ж, дочка? Дело небыстрое. Поди, мать у Мечислава сама не своя от горя, да сестрицы его горемычные… надобно подсобить, урожай собрать, хозяйство наладить. Не может нынче Мечислав семью покинуть – оно и правильно, по-Божески… жених у тебя – человек хороший, дочка. Коли остался кормильцем, так приходится в ответе быть за родных. Что ж поделаешь?
Теперь уже Матрена начала вздыхать. Подумалось ей вдруг, что вскорости расставаться с дочкой придется, на чужую сторону отправлять, и взгрустнулось поневоле. Но одно сердце матери радовало: Мечислав был женихом завидным, и неважно, что нынче прихрамывал на одну ногу. Что ж? Хворь-то она и пройти может, а коли и нет – так то не беда для такого молодца. У него и сердце, и душа, и разум – все на месте. Девки вон их, деревенские, как на него заглядывались! И немудрено: рослый, статный, на лицо – пригож, хоть и не красавец писаный. Да и на что они, красавцы-то эти!
Мечислав и защитит, и позаботится, в том сомнений нет. А, коли службу князь ему какую подыскал, так хлебом-солью всегда их семья сыта будет. Грели эти мысли душу Матрены, а еще благодарила она Господа за то, что по взаимному согласию жених с невестой под венец пойдут. Всем сердцем Найда любила Мечислава, то было истинной правдой. И дружинному Матрена доверяла. Распознала она в нем человека честного, сильного духом, мудрого – еще тогда, по осени. Потому и счастлива была за дочку, ведь о таком женихе любая девка из их селения могла только мечтать. Не одной лишь удалью и силой был хорош Мечислав, но сердцем добрым, живым умом, умением справляться с любыми трудностями.
- Вот воротятся наши – закатим пир горой! – вслух произнесла Матрена. – Жалко только, не ведаем, когда случится это. Я пирогов напекла бы спозаранку.
- Рыбник бы хорошо состряпать, - кивнула Найда. – Да отцу недосуг на речку ходить… жаль, деду Сидору невмочь…
- Ох, не говори, дочка! Я уж каждый день молюсь, чтобы отпустила его хворь эта проклятая! А как тут надеяться? Малуша вон, сказала – возраст пришел… дай-то Бог, конечно, чтобы помогли ее снадобья… ты ноги-то ему давеча в травах напарила?
- Напарила… да покамест толку не видать… порой вроде бы и хотят ноги его пошевелиться, да все недостает чего-то…
- Ну, станем молиться, авось Боженька нас и услышит! Вот и пришли, дочка. Гляди, Беляна вон с мальцами на огороде.
Найда бросила взгляд в сторону своей сестрицы, но не подошла к ней: сразу в дом направилась. Там она проведала деда Сидора, поднесла ему напиться и решила воды натаскать.
Выйдя с ведерками на двор, Найда увидала, что мать переговаривается с соседкой через изгородь.
- На погост-то идете? – спрашивала Дарена. – Нынче сороковины Радимовы, я вот тоже собралась с Любавой сходить…
- А мы уж оттуда, - отвечала Матрена. – Поднялись раненько, да и пошли с Найдой.
- Слыхала я, Любава обед поминальный на сороковины состряпала, созывала всех.
- Нечего нам там делать. Ты позабыла что ли, какую службу нам Радим сослужил? Мечислава чуть не убил! Не говорят дурно о покойниках, прости Господи… но чистую правду молвлю!
Матрена размашисто перекрестилась.
- Ох, забудешь ли такое… - закивала Дарена.
- Потому какие нам обеды! Дома забот хватает. Горазд вон, после похорон Радимовых вообще пригрозил, что ноги его у них в доме не будет! Разве что по крайней надобности. Пущай уж без нас поминают…
- Да есть те, кто до сих пор ведь не верит, что мог Радим такое зло сотворить! Говорят, мол, бес его попутал, чародей разум помутил. Жалеют даже: Ведагор, мол, погубил его, ни за что, ни про что. Вот так говорят.
- Ну, пущай и говорят! – разозлилась Матрена. – Коли ума-то нет и глаза слепы, можно во что угодно уверовать! В любые россказни! Нашим бабам лишь бы языком лишний раз почесать! Поди, затем и собираются к Любаве: посплетничать. Мне это незачем, да и негоже за столом-то поминальным болтовню разводить.
- Ох, права ты, соседка! - вздохнула Дарена, которая сама жизни не мыслила без пересудов.
- Ну, некогда мне – стряпать к вечеру надобно.
- Ох, постой! Я вот что еще хотела, Матрена: завтра, чуть свет, по грибы идем с бабами, да своих сорванцов с собою беру. Недалече мы пойдем-то, по краю леса побродим. Не отпустишь Найду с Беляной за грибочками? Чай, засиделись девки на дворе-то! Все в работе, в заботе, без продыху! А ты бы пирог потом им состряпала.
Матрена замялась на мгновение, но потом кивнула:
- А что, коли с тобою да бабами, то пущай идут! Одних-то я девок в лес не пускаю. Да я их кликну сейчас. Найда, Беляна, подите-ка сюда! Охота вам по грибы завтра поутру сбегать? Вон, бабы толпой сбираются. Так-то, грибочки нам не лишние станут! Похлебки наварю, да пирог справлю. Дело доброе! Ну, что скажете?
- Я с охотою! – оживилась Беляна. – Пойдем, Найда?
- Я с мальцами побуду, - покачала головой та. – Мы с ними на луг сходим, в травке полежим. Давно просятся.
Матрена пожала плечами:
- Вот, Беляну берите, коли так! Она у меня до грибов сама не своя.
- Добро, - сказала Дарена. – Поднимайся пораньше, Беляна. Чуть свет сбираемся.
Девка с готовностью кивнула, и впервые за долгое время ее голубые глаза просияли.
Назад или Читать далее (Глава 77. По грибы)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
