Пока подводный пловец боролся с цепкой металлической проволокой, наверху разворачивались диаметрально другие события. Как и условились, по прошествии девяноста минут Виктория подёргала за спущенную веревочку, подавать отчётливые сигналы, что пора бы подниматься обратно. Осуществив понятную процедуру не меньше чем десять раз, она вдруг яснее-ясного поняла, что длина нехитрого устройства нисколько не сокращается, – взволнованная красавица посильнее потянула её на себя (стоит уточнить, что сигнальная бечёвка являлась настолько тонкой, что при значительном воздействии она бы сразу оборвалась). И вот тут Багирову охватила настоящая паника! Она скоропалительно поняла, что милый человек, которого она полюбила больше всего на свете, лежит сейчас на грязном дне мутноватой реки и, ожидая хоть чьей-нибудь помощи, не в силах пошевелиться. Картина представилась настолько реальной, что крупные слезы сами собой навернулись на опечаленные глаза. Позабыв про общепринятые условности, она бросилась к Аркадию, положила нежные ладошки на сильную грудь и, глазами глядя в глаза, рыдая запричитала:
- Аркадий, спаси его, пожалуйста, дорогой… я чувствую, он умирает… - попросила тихонько, а затем еле слышно, с робкою мольбою, добавила: - Я очень его люблю.
Как ранее говорилось, интеллигентный поляк славился неплохим воспитанием и не извлёк из драматической ситуации никакой предательской выгоды (тем более что внизу погибал его лучший друг, а то непростое условие, что у них с его возлюбленной возникли взаимные чувства, ну, так он с ним давно смирился и только лишь ждал, когда же перед ним наконец-то откроются); напротив, он приступил к немедленным спасительным действиям. Второго костюма не запасли, поэтому, накинув кислородные баллоны прямо на голое тело, Ковальский, ничуть не раздумывая, разом нырнул и по-быстрому погрузился в речные пучины. Оказавшись в непроглядной воде, каким-то шестым чувством он сразу же уловил, что возле одной из бетонных опор происходит смутное шевеление, больше напоминающее предсмертные судороги. Теперь уже смело можно сказать, что если бы не противостояние запутавшегося человека с металлической сеткой, то навряд ли неопытного ныряльщика удалось бы столь своевременно обнаружить. Но случай есть случай, и второй водолаз подплывал как раз в тот самый последний момент, когда Семён, оказавшись в бессознательном состоянии, опускался на изрядно загрязнённое дно. Подхватив безвольное туловище подмышку и помогая двумя ногами, а также и конечностью верхней, свободной, опытный дайвер устремился к замутнённой поверхности.
Как только они оба вынырнули и показались из коричневатой воды, Виктория и Юхно бросились вытаскивать бессознательного аквалангиста на палубу, а едва он очутился внутри, влюблённая женщина попыталась вернуть его к жизни. Счёт пошёл на секунды – медлить было нельзя; Королёв не дышал – легкие не работали. В сложившейся ситуации оставалась лишь маленькая надежда их запустить, но требовалось извлечь из внутренней полости проникшую воду. Вспомнив сразу же всё, что когда-либо видела и знала о первой помощи, Багирова (конечно же, с помощью обоих мужчин) перевернула могучее тело, чтобы бледное лицо оказалось снизу и чтобы мягкий животом опустился на изумительное колено. Открыв бессильному человеку рот, она надавила на языковый корень и попробовала вызвать рвотный рефлекс. Принудительную операцию пришлось проделывать несколько раз, пока сострадательная подруга всецело не убедилась, что предпринятые процедуры не сильно-то эффективны и что Королёв продолжает оставаться без признаков жизни. Как оно не прискорбно, в вытекавшей жидкости (как по идее должно было быть) не появлялось остатков непереваренной пищи; помимо прочего, не наблюдалось ни характерного кашля, ни дыхательных сокращений, ни иных признаков, способных указать, что сильный корпус по-прежнему продолжает функционировать. Не теряя ни единой секунды, напористая красавица перевернула случившегося утопленника на мощную спину, а положив на лодочное дно, провела принудительную сердечно-лёгочную реанимацию. Как она выглядела? Во-первых, запрокинув голову подальше назад, одной рукой приподняла безвольную шею, а другой надавила на лоб; во-вторых, зафиксировав достигнутое положение, подложила самодельный валик, скрученный Сидором из собственной куртки; в-третьих, двумя пальцами аккуратно потянула за нижнюю челюсть, чуть выдвигая вперёд; в-четвёртых (рот очистила ранее), зажав большим и указательными пальцами нос, охватила бескровные губы чувственными устами и наполнили «дремавшие» лёгкие живительным воздухом; в-пятых, едва она оторвалась, беззастенчивый атаман, примостившийся с левого боку и заранее приспособившийся, стал энергичными толчками надавливать на нижнюю часть широкой груди, углубляя её то на четыре, то на пять сантиметров. Повторив замкнутый цикл не меньше трёх раз, Багирова вернула Семёна в исходное положение – животом на колено, лицевая часть книзу. Проведя основательную очистку дыхательного пути, путём повторной пальпации, усердные реаниматоры перевернули покорное туловище назад. Потребовалось ровно четыре подхода, прежде чем Королёв в конце концов задышал, а повернув голову набок, натужно закашлялся и основательно освободился от скопившейся жидкости.
Когда последние излишки были успешно извлечены, а к бравому сыщику потихоньку вернулось сознание, счастливая красавица, пережившая столько мучительных и тревожных мгновений, обхватила его сильную шею и, беспрестанно осыпая жаркими поцелуями, радостно зарыдала. Недавний утопленник, ничего ещё толком не осознавший, молча поддался безудержному порыву.
На неприятном происшествии первый поисковый день решили заканчивать. Вернувшись на явочную квартиру (хотя и с немалым сомнением), вызвали «скорую помощь». И только после влиятельной консультации, поступившей от медицинских специалистов, Багирова более или менее успокоилась. Прекрасно понимая, что нужное время настало, с наступлением темноты она отправилась в комнату «отставного» избранника, собираясь с ним обстоятельно объясниться. Секретная явка являлась трёхкомнатной: одну радикальный бандит, естественно, занял сам; вторая, понимая сложную ситуацию, предоставлялась Ковальскому; третья, само собой, отошла новоиспеченным влюбленным партнёрам. Зайдя к подавленному Аркадию, бывшая избранница встала напротив него и отобразилась виноватой позицией. Долгое время они молча глядели друг другу в горестные глаза. Постепенно и у той и другого навернулись жгучие, солёные слезы, вот-вот готовые хлынуть нескончаемым, обильным потоком. Не выдержав душевного напряжения, участливая красавица, безответственно обманувшая, но всё-таки не предавшая, бросилась в последние ласковые объятья, а оказавшись крепко прижатой, наполнилась глубоким стыдом, безмерной виной, и искренне разрыдалась. Прекрасно понимая, что случился печальный конец, всплакнувший мужчина не стал отталкивать безмерно любимого человека, а наоборот, сильнее обнял и той же секундой благополучно простил.
Когда слезных капелек уже не осталось, прелестная отступница, в искреннем раскаянии ставшая гораздо более восхитительнее, отвела стыдливые очи в сторонку и едва слышимым голосом чувственно повинилась, отдавая должную дань не чужому, некогда любимому, человеку:
- Ты ведь меня, Аркадий, простишь? Сама не знаю, как моё позорное поведение стало возможным, но неожиданно я полюбила Семёна. Понимаю, я очень перед тобой виновата, но ничего не могу с собою поделать… ты ведь не будешь возражать против настоящего счастья бывшей избранницы? - прервав пламенную, пылкую речь, она посмотрела Ковальскому в сырые глаза, надеясь прочесть, что творится в душевной глубине интеллигентного человека и как он относится к её откровенным признаниям, граничащим с истинным покаянием; увидев в них жаркую, нескончаемую любовь, без малейшего намёка на враждебное отчуждение, она с вдохновением продолжала: - С тобой мы, конечно, остаемся дорогими друзьями и станем как верные брат и сестра, преданные до гроба.
На чистосердечную исповедь возразить было нечего, и бывший возлюбленный, точно так же обливаясь горемычными слёзными стразами, срывавшимся голосом заключил:
- Я не держу на вас зла и превосходно всё понимаю – любящему сердцу приказать невозможно! Мне, как никому иному, известно, что означает – ЛЮБИТЬ! – и я прекрасно осознаю, что между вами сейчас происходит. Помимо прочего, я не являюсь законченным эгоистом, и – как ты, Вика, справедливо подметила – счастье любимой подруги всегда остаётся на первом месте и до скончания века будет превыше всего. Подытоживая, я рад, что наши страстные отношения закончились именно так, а не как-нибудь по-другому…
- То есть ты меня отпускаешь?.. - повинно спросила смутившаяся красавица, вновь наполняясь бриллиантовыми капля́ми и не до конца ещё веря в невероятное благородство (она словно бы задыхалась от душивших эмоций, противоречивых и откровенных).
- Живите с миром, - только и сумел промолвить Аркадий, как к враз пересохшему горлу подступил колючий комок, напрочь сковавший все речевые способности.
Нежно отстранив от себя милого, страстно любимого, человека, Ковальский, буквально задыхаясь от переполнявших двояких чувств и бурных эмоций, уселся на просторный диванчик (на котором предстояло скоротать наступившую ночь наедине с душевными муками), несколько раз махнул на входную дверь и полушепотом измученно выдавил:
- Иди уж скорее… к нему.
Прижав маленькие ладошки к заплаканному лицу, чтобы скрыть несдержанные рыдания, Виктория стыдливо направилась прочь. Оставшись наедине с собою, отвергнутым, бывший избранник (как смело можно теперь называть молодого мужчину, стойкого и достойного) уткнулся в перьевую подушку и, обильно орошая её беспрестанно текущей влагой, дал выплеск горемычным сердечным переживаниям.
Чуть успокоившись, но продолжая оставаться с красными веками, Багирова медленно взошла в отдельную комнату, выделенную им вдвоём с Королёвым. Они впервые оказались наедине, давно уже готовые броситься друг другу в сладостные объятья. После перенесённой недавно клинической смерти, Семён выглядел неестественно слабым и молча лежал на двуспальной кровати. Смелую инициативу взяла на себя несравненная женщина. Усевшись на край их общей кровати и глядя несколько исподлобья, она невинно спросила:
- Поговорим?
- Что-то случилось? - поинтересовался пострадавший мужчина, наивно недоумевая и озадаченно разглядывая заплаканную Викторию.
- Да, кое-что приключилось, - простодушно отвечала милая собеседница, нежно водя по волнистым волосам, изрядно отросшим у полицейского, - я имела с Аркадием личные излияния.
- Какие? - всё ещё не понимая сути происходящего перелома, поинтересовался возлюбленный воздыхатель.
Женщинам, красивым и милым, страстным и нежным, им всегда труднее первыми объясняться в сердечной любви; но после ужасных событий мину́вшего дня таиться и дальше не имело никакого здравого смысла. Правильные слова, подошедшие бы для настоящего, поистине нетипичного, случая, подбирались с огромным трудом (обычно признательную миссию берут на себя влюбленные кавалеры), и не найдя ничего лучшего, Вика взяла да и попросту выразила накипевшие в душе сердечные чувства:
- Я очень сильно тебя люблю…
Выпучив большие глаза, Семён, не веривший в безграничное счастье, свалившееся словно из неоткуда, приподнялся с мягкой подушки и остался сидеть напротив бесподобной, так им желанной, возлюбленной. Разглядывая великолепную, во всех отношениях несравненную, женщину, пылкий поклонник (так же как и она), не придумывая вступительных речей и не используя заранее заготовленных слов, простодушно, но страстно заверил:
- Ты не поверишь, но и я люблю тебя всей безграничной душой и пламенным сердцем.
Двум любящим людям не требуются никакие долгие разговоры и форменные приличия, обусловленные общими правилами; наверное, поэтому, оказываясь рядом и сливаясь в унисон в стремительном бое, их пылающие сердца стараются сделаться чем-то единым целым. Неудивительно, едва прозвучали основные признания, а несущественные условности отброшены как можно подальше, два, влюбленных друг в друга, трепетных человека, давно уже очарованных непосредственным собеседником, соединились в длительном затяжном поцелуе и заключили друг друга в жаркие, волнительные объятья.
Всю недолгую ночь они пролежали, поплотнее прижавшись и наслаждаясь долгожданным мгновением… лишь под самое утро им удалось немного поспать.
